Свидетельства времени. Сборник произведений писателей Секции Художественно-документальной прозы Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России. Выпуск 12

Впереди ехала телега, в которой сидела охрана Чудова монастыря. Под сеном лежали надежно припрятанные дубинки и ножи, время-то ныне какое, – лихое. Разбойники осмелели, под самые стены городов днем являются. Хотя, кто их разберет: разбойники это, ляхи или казаки! Страха не стало, порядка не стало. Не то, что во времена почившего царя Ивана Васильевича Грозного! Во второй телеге правил лошадьми седовласый монах с изможденным лицом. Иов лежал на сене, бережно укрытый поверх рогожки тулупчиком. Он бредил, из горла вырывались хрипы и стоны, а иногда несвязанные слова и фразы, частью произносимые то по-гречески, то на латинском наречии. За телегой шел молодой монашек, периодически обтирая лицо больного чистой тряпицей. В последней замыкающей телеге также сидели два монаха, охранявшие припасы, – их почти уж не осталось ноне.

А за Волоколамском дорога стала совсем плохой. Вчера телеги с трудом прошли сороковёрстный путь до Лотошино, поэтому, сегодня с самого раннего утра отправились по дороге к Степурино.

…Монах с изможденным лицом оглянулся на молодого.

– Садись в телегу, Варнава. Нам еще с десяток верст ехать.

– Ноги у меня затекли от сидения-то. Размять надо. Да и за преосвященным Иовом ухаживать так легче. «Аз раб божий», – он сейчас говорит, Богородицу зовет, в бреду сквозь жар пробиваясь.

– Подгреби, Варнава, под голову и плечи сена ему поболе. Дышать чуть легче будет. Да из фляги влей в рот немного травяного взвара. Не довезём – игумен нас со света сживет. О, Господи!

Ехали молча. Лишь легкое пофыркивание лошадей, топот копыт, да скрип колес нарушал тишину. Густой утренний туман понемногу поднимался. Уже можно было различить дорогу, уходившую вправо сквозь стену леса. Увидев ее, пожилой монах истово перекрестился и поклонился.

– Что там, отче Акинфей? – спросил молодой.

– К полю она ведет, к Бартенёвскому. Там русские рати под предводительством великого князя святого Михаила Ярославича Тверского впервые ордынцев побили. Впервые! Не было такого ранее.

Помолчав, он добавил: «Предок мой там полег. Упокой, Господи, души павших за Русь святую и дело правое!».

Монашек остановился, повернулся в сторону Бартенёвского поля, перекрестился, отвесил глубокий поклон и побежал догонять телегу.

Внезапно полоса тумана закончилась, и засверкало солнце. Кое-где цвела черемуха – её аромат легкий ветерок разносил вдоль дороги. Под деревьями раскрыли бутоны первоцветы.

Блик солнца падал на щеку укрытого полушубком Иова.

Он метался в бреду, тяжело дыша. И чудилась ему Богородица. Склонилась она над ним, но крепко сжаты ее губы и печальны глаза. «Дева пречистая! На тебя уповаю и в сына твоего верую!» – шептали в бреду уста, а голова моталась в такт дорожным колдобинам. Но нет, не богоматерь склонилась над ним, а старица Пелагея, маманька его. Провела, почти касаясь рукой, по волосам, и растаял образ её в немеркнущем сиянии. Убили маманьку, злыдни, смертью её сильней уязвить меня пожелали. Господи! И в этом моя вина! Господи! Я, слабый и грешный Иов, к стопам твоим припадаю! Прояви милость свою, прости согрешенья мои! Гордыня – грех мой!.. Да, гордыня!.. Из праха возвысил меня великий царь Иван Васильевич Грозный. А деяниями Годуновых избрали патриархом. Первым русским патриархом! И стал я равен царям – нет, выше! Ибо власть духовная выше власти земной!.. Гордыня! Опять гордыня!.. Господи, к тебе привел ох! Научи имя творить и душу, яко ты еси бог мой!.. Не для себя старался в трудах денных и нощных, ради блага земли многострадальной русской!.. И обличал я в проповедях самозванца, Дмитрием прозвавшегося, и писал грамоты королю ляхскому: «Не верь самозванцу, прояви мудрость и человеколюбие христианское». Но не слышит латинянин православного, не желает услышать! Но не ляхским я опечален. Как явился Лжедмитрий на землю русскую, кинулись ему стопы целовать не просто людишки подлые, а бояре знатные. Сначала один, другой, потом скопом. О, как стократ был прав Иван Васильевич Грозный, вырывая гниль с кореньями! А ведь и я в христианском великодушии просил его за некоторых. Но оказалось, что этим боярам их званство выше чести земли русской. Слеп был, каюсь я в этом, господи! А ведь промысел божий в мыслях и деяниях каждого. И в моих тоже. Господи! Осознав всю гибельность самозванства, укрепив себя молитвою трехдневной, осенив крестом животворящим, решил я отказать Лжедмитрию в милости божьей. А знал: он убивать меня будет. Но я открыто на это пошёл. Ведь если я, пастырь духовный, сам с себя не начну, чего же требовать могу от паствы православной? И обратил взор свой я долу, и увидел грязь на стопах своих. И поднял я очи вверх, и посмотрел я на парящий в вышине лик Христа, а ниже на лики святых, из любви к Христу и к вере святой на смерть пошедших. И спросил я себя: «Что есть человек: частица праха во прах идущая или частица помысла божьего к нему обращенная?». Так что есть человек?

…Телеги, проскрипев мимо изб, остановились на косогоре. И открылась путешественникам панорама Старицы.

На другом крутом берегу, замыкая горизонт, высились стены трёх кремлей с церквами, а между ними глубокие рвы с перекидными подъёмными мостками.

Внизу под кремлями раскинулись дома, торговые ряды, причалы.

Ещё ниже серебристо-голубой лентой сверкала Волга, неширокая, но до боли любимая.

На этом берегу внизу высились стены с башенками и въездными воротами. Внутри стен вверх взметнулись кресты соборов Успенского мужского монастыря, а влево – Воскресенского женского. Лепота!

…Настоятель монастыря не стал исполнять указания Самозванца. А потом не стало и Лжедмитрия. Иов прожил ещё два года. Он долго болел, почти ослеп (сказались последствия удара дубинкой по голове).

Но он успел благословить на патриаршество митрополита Казанского Гермогена.

И повторил Гермоген подвиг своего предшественника Иова. Он проклял Лжедмитрия II, затем отказался подписывать грамоту с требованием поляков об отводе Ополчения от Москвы, за что был брошен в подземелье Чудова монастыря и уморён голодом.

Иов скончался 19 июня 1607 года и был погребен у западных дверей Успенского собора Старицкого монастыря. В 1652 году при патриархе Иосифе мощи святителя Иова перенесли в Москву и положены в Успенском соборе Московского кремля.

В 2010 году у северной стены Старицкого Свято-Успенского монастыря был установлен памятник первому русскому патриарху Иову.

«Из искры возгорится пламя». Подвиги Иова, Гермогена, других безвестных героев всколыхнули широкие слои русского общества. В 1612 году народное ополчение изгнало поляков из Москвы. Спустя столетия и Иов, и Гермоген были причислены к лику святых.

Погибшие за Отечества навечно останутся в памяти народной. Честь им и слава!

Парадоксы профессора Кожухова (1921–1982)

Ирина Катченкова

Не скрою, писать о Юрии Вячеславовиче Кожухове – трудно. Он слыл одним из самых легендарных герценовцев. Не случайно бывший наш ректор Г.А.Бордовский вспоминал, что задолго до выхода на экраны культового фильма Э.Рязанова «Ирония судьбы или с лёгким паром» аналогичная история произошла с молодым Юрием Вячеславовичем и его друзьями [1] . Как эта свобода самовыражения, видимо, всегда присущая нашему герою, вписывалась в контекст тускло-регламентированного советского времени? Не знаю…

1

Борцовский Г.А. Несколько слов об Учителе//Петербургская повесть Главы жизни проректора Кожухова. СПб: Изд-во РГПУ им. А.И.Герцена. С. 17

В его биографии сплетаются ясность и недосказанность. В самом деле, на первый взгляд – не судьба, а пример партийно-государственной заботы о талантах из гущи народной. Крестьянский парень со Смоленщины, фронтовик (член КПСС с 1943 года), после войны заочно окончил исторический факультет – за три года вместо положенных по программе семи лет, затем аспирантуру, стал преподавателем, деканом, успешно защитил обе диссертации – кандидатскую и докторскую, был проректором, заведующим кафедрой, членкором АПН, возглавлял диссертационный Совет…Предлагали ему и иные престижные должности, вплоть до заместителя министра.

С другой стороны – его отца, Вячеслава Ивановича, репрессировали (отбывал срок на Соловках), – но этот факт наш профессор долго был вынужден скрывать. Даже после реабилитации трагическая страница семейной истории не разглашалась [2] …

Или взять широко известную на факультете «сагу» о фронтовой, под пулями, женитьбе Кожухова. Эту тему обыгрывал и спектакль студенческого театра-студии, приуроченный к 40-летию Победы. Эта постановка 1985 года называлась «Вам, в чьих судьбах была война». Присутствовали ветераны. Говорят, и вдова Юрия Вячеславовича должна была прийти, но её я не помню. А надо сказать, что боль утраты за три года у многих из нас не утихла. И диковатым казалось изображать военную свадьбу, разыгрывать молодое счастье недавно ушедшего в вечность мужа и сидящей в зале вдовы….Но наши методисты-постановщики были свято уверены: вот на таком «материале» и надо воспитывать студентов. Интересно, как бы отнёсся к такой инсценировке важнейшего события своей жизни сам Кожухов?

2

Гончаров С.А., Крейцер А.В. Текст жизни и метафизика судьбы: размышления. – Там же С. 190