Свидетельство

— Послушай… А почему ты была против?

— Против кого?

— Ну, против этого Штерна.

Магда удивленно уставилась на него:

— Так ведь разве он коммунист? Разве будет когда-нибудь коммунистом?!

— Верно, но… Чтобы именно ты…

Магда повернулась и нажала кнопку звонка.

— Значит, и ты уже отдал меня ему?

— Так ведь… все же видят, что… Ты не сердись, Магда! Верно, это не мое дело, но ведь все видят, что он за тобой… ухаживает.

— И, вероятно, это меня обязывает?!

Ласло не ответил. Замолчала и Магда — надолго, отчужденно. Потом усмехнулась странно, будто всхлипнула.

— Четыре года мы с Фери прожили… Я ему вроде матери была. Это в двадцать два года!.. Он так и звал меня: «Великая, всесильная Жена!» А Штерн этот, наоборот, хочет сам меня на руках носить… Да что же вы, мужчины, думаете о нас, женщинах!! — Она заглянула Ласло в глаза враждебно, вызывающе. — Рост у меня — метр шестьдесят. Не карлица, хоть и не великанша. Ни в чьих руках я не нуждаюсь. На своих ногах стою!

Она протянула Ласло руку; за дверью зашаркали шаги дворника.

Ночной туман плыл по улицам. Звездное небо казалось ближе, чем противоположная сторона Вермезё. Почему Магда сказала: «Значит, и ты уже отдал меня ему?»

— Пусть Фери возвратится домой!.. Пусть возвратится как можно скорее!.. А если Магда не согласна больше быть «сильной, великой Женой», — ну, разойдутся полюбовно, и все! Только пусть он возвращается домой!.. И вдруг Ласло как бы увидел: Цепной мост — на мосту лежит убитый. Он без ботинок… носки с мелкой-мелкой, бисерной штопкой… Нет, нет, это не так, это не он, не должен быть он!..

А над миром стояла первая мирная ночь, когда не только здесь, на улице Аттилы, но и в Париже, и в Киеве, и в Милане люди могли спать спокойно. Пусть же спят спокойно и те, кого нет в живых…

Ласло шел по улице, а каблуки, словно эхо, повторяли задорные возгласы Жужи:

— Ко-нец вой-не! У-ра ми-ру!