СвиноБург
Шрифт:
Он запомнил навсегда лицо того портье. Как кулак.
Он помнил те дни. Те дни голода.
И каково это — голод в одиночку и голод вдвоем.
Александр не мог терпеть голод. Он увидел, как толстый черный ест. Толстый — не то слово! Это был носорог, вставший на дыбы! Носорог в пиджаке! Носорог в галстуке! Это был проповедник. В одной руке он держал рюкзак, откуда торчали брошюры типа «А что ты знаешь, брат, про Пиздец Всему?!» или «Мой брат, ты не знаешь, как Он был сделан и через
Своими жирными тихими глазами он поглаживал улицу. Похлопывал улицу по заду. По титькам. По грязной сальной спине, на которой стоял.
Саша отвлекся, и Александр кинулся и вырвал у черного грек-сэндвич. Черный так и застыл с картошкой, торчащей из масляного рта! А потом он схватил Александра и начал из него делать хаш. Его кулаки работали бесперебойно! Как отбойный молоток! А изо рта все торчала картошка!
Саша попытался оттащить этого придурка, но сам получил. Тогда он огляделся. На них смотрели. Все замерло, как во сне. Саше уже чудилась полицейская сирена, тюрьма в Страсбурге, а потом депортация. Вся эта поебень Рахманинова... Он посмотрел на землю. Куча мешков с мусором. И один полупустой.
Он его аккуратно расправил и, выдохнув, подошел к этому пиздоболу-задушевнику со спины. От Александра остался уже мешок с костями. А евангелист все рычал и рычал. Он ухал от наслаждения, как филин! Ха-ха! Это была отличная индульгенция! Он благословлял Александра по почкам, в ребра, в печень!
«Nique ta mиre, шоп frиre! Qu'est-ce que tu fabriques?! O`u est mon sandwich? Tu l'as bouffe, mon frere?! Tu l'as vraiment bouffe?!» 2
Саша накинул ему на башку мешок и перехлестнул. Перекрыл кислород! А потом пришлось повиснуть у этого пророчествующего носорога на спине! Тот таскал Сашу, разворачивая его во все стороны! Как подвыпивший папаша сыночка! Тряс Сашей, как осел ушами! Подмахивал крупом, как мул с пчелой в заду! Саша считал.
2
Еб твою мать, брат мой! Что ты делаешь? Ты его сожрал, мой брат?! Ты его действительно сожрал?! (фр.)
Раз, два, три, четыре... А потом еще четыре... А потом опять четыре...
Не переборщи. Не переборщи. До семи.
Черный стал заваливаться и тереться об стену, как боров, которому вспороли вену. Саша спрыгнул с него и, отскочив, снял мешок. Он старался не смотреть в лицо.
Александр и нормально-то бегал плохо, а уж теперь еле волочил ноги.
Это было в Сен-Дени.
Они сделали пересадку на Шатле,
потом сели в автобус и наконец молча доехали до конечной, почти на самом юге Парижа, кажется в Иври.– -- Бля, ну что мы будем жрать?!!! — вопил Александр. — Что?!
– -- Что?!
– --
– -- Заткнись --- Заткнись --- Ты чё как баба!
– --
– -- Пусть баба!
– -- Да!
– -- Я баба!
– -- Ну и что!
– -- Червяк!
– -- Говно!
– -- Пусть я говно!
– -- Да мне насрать!
– -- Червяк хочет жрать!
– --
– -- Будем жрать свое дерьмо, — внимательно посмотрев на Александра, тихо сказал Саша. — Кровь --- Хочешь крови?
– -- Возьми мою кровь --- Хочешь мяса?
– -- Возьми мое мясо ---
Александр поперхнулся и замолчал. Саша, не мигая, смотрел ему в глаза.
– -- Возьми мою кровь --- Возьми ---
– ----------------------- И еще он вспомнил, как от ужаса устроил истерику, когда Саша познакомился с девушкой! С настоящей! С местной!
И как она на него, на Александра, посмотрела! Эта девка! Как на дохлую рыбу!
Александр копал и вспоминал, как все на Бобуре смеялись, говорили, что они как муж и жена.
Александр не заметил, что улыбается. Его разбирала ненависть. Он копал и копал. Он рычал! Пот лил градом, но Александр упрямо, не останавливаясь, копал.
Стоя в яме уже почти по пояс, он все продолжал всаживать лопату! Убивая и без того уже мертвую землю! Он копал и пел! Да! Сашину песенку!
Мой това-а-арищ в предсме-е-ертной а-агонии, Не зови ты на помощь друзей. Дай-ка лучше согрею ладони я Над дымящейся кровью твоей!И дальше еще громче! На всю катушку! Будто он был на арене! На эстраде!
И не плачь! Не зови, словно маленький! Ты не ранен, ты просто убит! Дай-ка лучше сниму твои валенки! Мне еще-е-е воевать предстоит!Он сделал для Саши глубокую могилу. Очень глубокую.
А когда наконец остановился и вылез, на него со всех сторон будто кто-то смотрел. Он как будто проснулся от долгого сна. Он начал оглядываться! Его будто осветили прожекторами! Со всех сторон на него смотрела жизнь... Жизнь. Да. Спокойная и грозная, как это старое дерево. Как эта могила. Как эта куча мертвой земли. Как эта лопата. Как его, Александра, темное окно...
Париж, 31 октября 2001