Свирепый ландграф
Шрифт:
– Мы не будем мешать. Делайте то, зачем собрались. Мы хотим присутствовать на его похоронах. То, что является великим горем для вас, не менее великий праздник для нас! Смерть тринадцатого ландграфа должна отмечаться как всенародное гуляние всей нечисти Темной Стороны.
– Этот день будет началом вашего конца!
– Девчонка! Мой сын погиб из-за того, что оставил тебе жизнь. После похорон ты отдашь мне Локхайм. Иначе вы все умрете.
– Мы умрем, – твердо решила Танитриэль.
Лия с Бульдозером, Вероника с Луной и грозно уперевшая в боки руки Горгулия Таймс окружили мой гроб. Я встал у себя в изголовье. Королева Локхайма на минуту исчезла; вернувшись, она держала на вытянутых руках Меч Без Имени. Господи, как я по нему соскучился!.. Только сейчас в полной мере в мою голову вошло понимание того, что меч – это душа воина! Мудрость древнего Востока в преломлении к диким нравам феодализма, активно сдобренная здоровой психологией современного человека. Меч Без Имени – моя душа! Без него я пуст, брошен, одинок. В мире много оружия, но не оно дарит ощущение
Танитриэль торжественно положила его в мой гроб. Я готов поклясться, что, как только он лег в руки мертвого меня, я явственно почувствовал знакомое тепло рукояти! Не знаю, как это происходит… Не требуйте от меня объяснений! Я не ученый, не волшебник, не сказочный герой – мне никто ничего не объясняет. Самому интересно больше всех. При случае спрошу у Катариады… Но сейчас не до этого.
– Лорд Скиминок, Ревнитель и Хранитель, Шагающий во Тьму, тринадцатый ландграф Меча Без Имени… Услышь нас на небесах! (Не просите невозможного, Ваше Величество, мне и отсюда отлично слышно.) Взгляните, как радуются ваши враги! (Делать мне больше нечего. Сейчас отложу арфу и начну любоваться на их веселье!) Они смеются над вашим бездыханным телом. Их хохот подобен карканью воронья! (Вороны по сравнению с ними соловушки. Вы правы, даже слушать противно!) Одного вашего взгляда хватало, чтоб их трусливые толпы, плача, бежали прочь. (Точно! Бывает, как вскину бровь, как закручу усы, как зыркну – все так и валятся с ног…) Пусть жалкие гиены хохочут над телом мертвого льва… Пусть они трубят победу, подлостью замарав руки его благородной кровью… Лорд Скиминок, слышите ли вы нас?! Честь попрана, и никто не защитит ее от пошлой грязи. Никто не охранит обиженных безвинно. Никто не посмеет шагнуть во Тьму ради друга, не ради славы. (Я построжел. Время для шуток слишком не подходящее. Риторика – великое искусство, Танитриэль слушали все – и свои и чужие.) Никогда больше ваша рука не поднимет меч, и мир не дрогнет от грозного боевого клича: «Скиминок!»
Ну все, твое Величество, довела-таки до слез! Не переживай – дрогнет мир. Еще как дрогнет! Яростная радость захлестнула мою грудь. По щеке королевы Локхайма покатилась слеза и упала на лоб моего бездыханного тела. Боже мой! Я прижал руку ко лбу. Почему я это чувствую?! Что происходит?
– Она плачет, – хихикнуло старушечье лицо, впервые растянувшись в паскудной улыбочке.
Первым заржал ее недалекий внучек. За ним тоненьким фальцетом закатился мелочный Зингельгофер.
– Она плачет! – восторженно захохотало все нечистое воинство. Слезы капали и капали. Может быть, мне показалось… Я плохо помню те минуты, но на короткое мгновение… Нет! Теперь я ясно видел, как холодные пальцы трупа пытались сжать рукоять Меча Без Имени. Я бросился вперед и стал ему помогать. Тот, что был в гробу, теплел под моими руками. Неожиданно Луна наклонилась к нему и, жадно поцеловав в губы, в полный голос закричала:
– Вставайте! Пожалуйста, вставайте, ландграф!
Войско врага буквально рухнуло от гомерического смеха. Моя команда, в отчаянии пытаясь отодрать наемницу от катафалка, неожиданно ополоумела и дружно принялась трясти гроб.
– Вставайте, милорд!
Я понял, что еще минута, и они меня уронят. С них станется! Растолкав всех, я попытался придержать меня, уже выпадающего на мостовую. Но эти барбосы так тряхнули гроб, что я страшно треснулся лбом в лоб сам с собой. Искры брызнули из глаз и наверняка были видны окружающим. Голова болела так, словно на нее слон наступил. Какой дурак все еще трясет этот идиотский гроб?! Я продрал глаза, приподнялся и сел. Присутствующие окосели…
Вот оно, стало быть, как… Ни фейерверков, ни землетрясений, ни каких-то иных проявлений торжественности момента – тишина! Как муха пролетит, тоже не слышно, все мухи от удивления наземь попадали. Я повел плечами, пошевелил ногой – хорошие сапоги, не жмут. Только что ж они меня так роскошно вырядили, в теперешнем костюмчике мне хоть сейчас на свадьбу. Вот загвоздка – на ком жениться? Обычно желающих хоть отбавляй, но сейчас они все подозрительно бледные…
Нервная система типичного представителя средневековья не предназначена для шоковой терапии. Минуту спустя случилось то, что должно было случиться. Все присутствующие – ВСЕ! – войска Раюмсдаля и Зингельгофера вместе со своими командирами, старушка Гнойленберг (одним лицом, закатив глаза и распахнув варежку), крестьяне, ремесленники и торговый люд окрестных деревень, все люди Бесса вкупе с белокурым господином, гвардия Локхайма, Танитриэль, Жан, Лия, Вероника, Луна и Горгулия Таймс – все грохнулись в обморок. Причем так дружно и организованно, словно репетировали неделю. Единственными удержавшимися на ногах оказались мелкие драконоподобные существа, на которых ехала кавалерия Якобса. И то лишь потому, что у них нет мозгов и они не в состоянии осознать значимость момента. Вот лошади, те соображают – тоже валяются кверху копытами…
Представляете, что вокруг меня творилось? Нет, вы мои ощущения представьте! Сижу в гробу, мрачный, как черт, скрестив руки на груди, а вокруг вповалку валяются друзья и враги. Хоть вставай и поочередно приводи их всех в чувство! Воевать они сюда пришли! Агрессоры, чтоб им опухнуть! А защитнички каковы?! Они меня с ума сведут своей душевной простотой…
Я покрепче
взялся за Меч Без Имени. Уселся поудобнее, и тут… Катафалк дрогнул. Позолоченные колеса неторопливо двинулись вперед. Прежде, чем я понял, что никак не могу управлять этой колымагой, мой гроб на колесиках весело покатился в сторону зашевелившейся нечисти. Зависшее лицо мадам Гнойленберг приняло цвет порозовевшей поганки и завизжало так, что очухались все! Катафалк набирал скорость…– А-а-а-а! – в ужасе завопили передние ряды врага и, сминая задних, ломанулись наутек.
– О-о-о-о! – орал перепуганный я, пытаясь размахиванием меча удержать шаткое равновесие и не вывалиться.
– У-у-у-у! – восторженно взревело фиолетовое воинство Локхайма, потрясая клинками.
Старушечья физиономия мамы Ризенкампфа быстро растаяла в воздухе, оставив после себя серный запах. Раюмсдаль с Зингельгофером повернули своих скакунов и наперегонки рванули в сторону леса. Их отряды, бросая оружие и знамена, беспорядочной толпой кинулись вслед. Кое-кто умудрялся даже обогнать своих отважных полководцев. Народ подпрыгивал на месте, швыряя в воздух чепчики. Армию врага преследовал бледный я, безуспешно пытающийся остановиться… Но вот следом сорвалась Лия, за ней Жан с Вероникой, потом Танитриэль, и вскоре все наши счастливой толпой бежали за мной, радуясь солнцу, жизни, победе! Их безумство было настолько заразительным, что я плюнул на все попытки затормозить и восторженно завопил вместе со всеми. Что может быть милее сердцу рыцаря, чем спины убегающих врагов? Мы прогнали их без единой капли крови, не потеряв ни одного человека, и, будь в Локхайме кавалерия, наши клинки могли бы славно погулять по тупорылым головам рогатой нечисти. Впрочем, лихорадочное отступление или паническое бегство привело к тому, что неприятель потерял не менее четверти своего войска задавленными и затоптанными. Так что лично мне догнать никого не удалось. Угол катафалка неизящно вписался в первое же дерево, отчего я едва не вылетел из гроба. Но все равно я здорово ударился и разбил нос. Теплая струйка крови побежала через усы к подбородку, я запрокинул голову и прилег. Теплый ветер колыхал листья у меня над головой, птицы надрывались в упоенном свисте…
Живой! Не призрак, не привидение, не бесплотный дух – живой, реальный, настоящий я! Вот оно и произошло… Что произошло? Не помню. А, ну мое воскрешение! Чье? Не знаю. Мое?! Да бросьте вы, разве я умирал? Ничего подобного! Это у меня память перемкнуло. Я ведь отлично помню, как в меня попали арбалетной стрелой, как я упал, как… Такое бывает. По-видимому, я впал в летаргический сон или нечто подобное. Когда меня омывали и переодевали, кто-то, конечно, зашептал рану. Наверняка Вероника или даже Горгулия Таймс, она в этом деле профессионал. Мне нужно было всего лишь выспаться, а они, наивные, решили, что я помер. Точно! Все именно так и было. А договор со Смертью об отсрочке… Чушь! Такого просто не может быть! Почему? Ну, если бы было, я бы, естественно, помнил. Вот такие дела…
Луна резко затормозила у гроба и осторожно заглянула мне в лицо. Она добежала первой и, следовательно, заслужила приз. Я обхватил ее за шею и смачно чмокнул в губы.
– Вы что?.. Вы… люди же смотрят! – тут же вырвалась она.
Я надулся…
– Ну вот, здрасьте… Вместо того чтобы порадоваться моему здоровому виду, вы почему-то толкаетесь! Между прочим, когда вы расцеловывали меня в гробу прилюдно, я не вырывался!
– Да, но… вы были мертвым.
– Глупости! Нашли сказочного принца… Уж не решили ли вы, что вернули меня к жизни поцелуем?
– Нет, но… – смутилась она.
– Тогда лучше поцелуйте меня еще раз и будем квиты, – с отчаянной храбростью предложил я, но наемница не успела даже ответить. На нас бурей налетел Бульдозер, сгреб меня в охапку и закружил по поляне.
– Ребра! Ребра поломаешь, дубина стоеросовая!
– Пусти меня к милорду! – И счастливая Лия повисла на нас с Жаном.
– Лорд Скиминок! – верещавшая Вероника прыгнула на нас с другой стороны.
Под тройным весом Бульдозер рухнул, и мы, хохоча, покатились по траве. Господи, я повторяюсь, но… как я их всех люблю!
Набежавшая толпа захлестнула нас. Хорошо, что в те времена не было принято рвать одежды кумиров на сувениры. С шумом и песнями меня подняли на руки и понесли к Локхайму. Всенародный праздник счастливого воскрешения тринадцатого ландграфа состоялся. Всем было весело! Вот только Танитриэль горько плакала на плече у верховной ведьмы Тихого Пристанища, а та что-то успокаивающе шептала ей на ухо и гладила по спине…
Лишь поздним вечером мне удалось с ней толком поговорить. Расписывать застольные диалоги и бешеную болтовню – не вижу в этом ровно никакого смысла. Главное, что мое чудесное возвращение было для всех вполне закономерным чудом. Народ устроил роскошный пир и праздничное гуляние. Пьяный от счастья барон Бесс выкатил заветные бочки. Разгул завладел душами. Даже те негодяи, которые пытались под шумок спереть что-нибудь из родового замка сюзерена, быстренько покаялись и все вернули. Праздник грозил затянуться до утра! Поэтому, оставив полномочным представителем Жана отвечать на тосты и здравицы в мою честь, я тихо смылся в свою комнату, где вольготно растянулся на кровати. Нет, сначала я поснимал все перстенечки. Бедные женщины, никогда не предполагал, что от колец так зверски устают пальцы… Стражники у входа получили приказ: не позволять никому меня беспокоить! Ребята выглядели достаточно надежными и очень старались мне угодить. Какое-то время, минут десять, действительно никем не пахло. Потом началось… Такого разговора с Танитриэль у меня отродясь не было! Но первой в дверь постучала Лия.