Свиток фараона

Поздно вечером он вернулся в квартиру в безликом здании на безымянной улице. Надежда обнаружить Нагиба или какие-нибудь его следы не оправдалась. Вместо этого Омар нашел записку, которая так и лежала на столе с тех пор, как он вернулся, но до этого он не обращал на нее особого внимания.

Путаные линии, когда он на них долго смотрел, превратились в своего рода план города. И хотя на листке бумаги ничего не было написано, Омар узнал на плане площадь Салах эль-Дин, мечеть султана Хассана и слегка искривленную линию шариа Ассалиба, буквально в двух шагах от которой был расположен его дом. Крест на сплетении улиц обозначал что-то особенное.

На следующее утро Омар с планом в руках отправился в путь. Он не мог представить, куда заведет его этот клочок бумаги, по крайней мере, Омар надеялся встретить Нагиба по пути, но какая-то неведомая сила влекла его к месту, отмеченному крестом.

Это было одно из тех странных совпадений, которое называют судьбой и в результате которого остается только стоять и качать головой, не веря своим глазам.

Омар остановился перед зеленым домом на безымянной улице. Это, как он понял, то самое место, которое он ищет. Омар подумал, что раз он уже так далеко зашел, то стоит постучать в дверь. У него не было ни малейшего понятия, что его ожидает внутри, — он лишь испытывал какое-то смутное предчувствие.

«Уж придумаю какую-нибудь историю, если что», — подумал молодой человек.

Дверь открыл слуга, смерил Омара оценивающим взглядом и резко, но не вызывающе произнес:

— Моего господина Али ибн аль-Хусейна нет дома. Что ты хотел?

Любого другого такая неожиданная встреча лишила бы дара речи или так запутала бы, что человек, заикаясь, убежал бы оттуда. Но Омар умел сохранять спокойствие и быстро реагировать в самых неожиданных ситуациях, что было одной из особенностей его характера.

— Я — друг твоего господина Али ибн аль-Хусейна, — ровным голосом ответил он. — Мы состоим в одном и том же обществе, если ты понимаешь, о чем я. Мне нужно с ним поговорить!

Зашифрованный намек вселил неуверенность в слугу, он совершенно не мог понять, на что намекал Омар, и вдруг его лицо просияло радушием и дружелюбием:

— Поверь мне, эфенди, я бы никогда не стал обманывать тебя, но Аллах свидетель, Али ибн аль-Хусейн уехал!

Тут Омар отодвинул слугу в сторону и вошел в темный вестибюль дома. Каменный пол был застелен дорогими коврами, под высоким потолком висели латунные канделябры, справа в каменной чаше плескалась вода. Вырубленная в камне лестница вела наверх.

— Мне нельзя тебя сюда пускать, эфенди. Я позову хозяйку! — запротестовал слуга пронзительным, высоким голосом.

Но прежде чем он успел позвать на помощь, на лестнице появилась привлеченная криками хозяйка. Она была в черной парандже, что выдавало в ней замужнюю женщину, ее длинное одеяние отличалось подчеркнутой простотой.

— Все в порядке, Юсуф, — произнесла она и сделала знак рукой, чтобы слуга удалился. Потом она подошла к Омару совсем близко и сняла паранджу.

Омар словно окаменел. Всю уверенность, с которой он вошел в дом, как ветром сдуло. Словно железные тиски сдавили его грудь, мешая биться сердцу. У Омара перехватило дыхание, так что он не мог пошевелиться. Он стоял недвижимо, глядя в лицо молодой женщины. Она подняла правую руку и молча положила на грудь Омара.

— Йа салам! — запинаясь, тихо произнес Омар и робко добавил: — Халима…

Халима кивнула. Ее глаза блестели, Омар тоже едва сдерживал слезы. Он должен был держать себя в руках, чтобы не обнять Халиму, не прижать ее к сердцу. Он чувствовал себя вернувшимся домой путешественником, который скитался несколько долгих лет.

Как давно он не видел Халиму? Прошло шесть или семь лет с тех пор, как он обнаружил ее опустевший дом в эль-Курне. Какая обида, какое разочарование терзали его после того письма, в котором она попрощалась с ним навсегда. Он помнил его наизусть, он перечитывал его сотни раз, каждое слово в отдельности. Он целовал его, как ребенок, прижимал к себе, как самую дорогую вещь, но так до сих пор и не понял ее прощальных слов.

— Халима, — беззвучно повторил он, — Халима, ты здесь?

Халима пожала плечами. На губах промелькнула нежная улыбка, словно она хотела извиниться. Извиниться за неожиданную встречу.

Приглушенный свет каменного вестибюля не позволял им толком рассмотреть друг друга, но Омар воспринимал происходящее и чувствовал Халиму так, словно она никогда и не убегала от него. Ее близость была как хамсин в пустыне, невидимый жар которого болезненно стягивает кожу. Она заставляла его пылать и мерзнуть одновременно. Омар не мог совладать со своими мыслями. Он видел Халиму сердцем, но не рассудком. Но что-то настораживало его в этой ситуации: она не могланаходиться здесь. Только не в доме этого Али ибн аль-Хусейна!

Хозяйка! Аллах всемогущий, этого просто не может быть!

Почему именно этот человек, которому Омар меньше всего желал добра, увел с собой Халиму? Почему, ради всего святого, она отправилась с ним, с этим мерзавцем Али ибн аль-Хусейном? Почему она ничего не сказала? Почему она не объяснит эту непостижимую ситуацию? Почему она не говорит, что все еще любит его, ведь и он до сих пор не охладел к ней?

Омар не решался погладить ее, хотя очень этого хотел. Время изменило Халиму. Не то чтобы она стала невзрачной, менее красивой или менее привлекательной. Изменилось ее поведение, она больше не вела себя, как девочка. Перед Омаром стояла опытная взрослая женщина, появление которой огорошило Омара.

В его душе зародился страх, страх от того, что Халима может что-нибудь рассказать в этой необъяснимой ситуации, и это разрушит все между ними. Она могла сказать: «Уходи и не возвращайся никогда, нам нельзя больше видеться!» Она ведь уже сделала так один раз. Поэтому он постарался опередить ее. Омар, запинаясь, начал говорить что-то бессвязное о своем друге Нагибе, которого он надеялся найти здесь, потому что Али ибн аль-Хусейн поручил им задание. Она внимательно наблюдала за Омаром, насколько позволяло слабое освещение темного вестибюля. Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем она произнесла тихо, с превосходством, которое с самого начала его испугало:

— Больше ты мне ничего не хочешь сказать?

О, лучше бы он ничего ей не говорил! Только теперь юноша осознал всю нелепость своих слов. Омар почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Оставалось только надеяться, что Халима не заметит его волнения. Но она лишь быстро обернулась и мельком глянула на лестницу, потом сделала шаг вперед и заключила его в объятия.

Омар не ожидал такой разительной перемены. Он вел себя подобно беспомощному ребенку, который искал желанной защиты в объятиях матери и был не в состоянии ответить на ее чувства. Да, он поймал себя на том, что стеснялся проявить нежность.