Свобода и Магия

— Сделаю всё возможное, — сухо отозвался Михаил.

— Тебе ещё Рудольфу потом всё объяснять.

— Речь-то у тебя, конечно, мотивирующая, — очень мрачно отозвался его подчинённый.

— Такие времена, трость не забудь, когда в Шарите поедешь.

— Хорошо, — кивнул Михаил и поднялся из-за стола.

— Ты не думай, что мне всё равно, — в тоне Свята Вениаминовича мелькнули извиняющиеся нотки.

— Я и не думаю, — улыбнулся ему в ответ глава аналитиков, — Всё ж понимаю, просто дела наши нынче ни к чёрту.

— Останься в клинике, пожалуйста, мне так спокойнее будет.

— Пришлёшь всё-таки бойцов?

— Как наши с теплиц доедут, вышлю. Но ты же понимаешь, как это нескоро может быть?

— Надеюсь, там кормят хорошо, — усмехнулся Михаил и направился к выходу, оставив главу War&Consulting докуривать трубку в одиночестве.

* * *

(18 августа)

В ординаторскую клиники Шарите зашёл уставший Герман Штольц и опустился на диван, откинувшись на его спинку. Вчера после взрывов прибыло два десятка пострадавших, все в разном состоянии, и до утра шли операции, чтобы избавить раненых от кусков проклятого металла в их телах.

А с утра случилось нападение на кайнцауберскую турецкую мечеть и Канцлер Магической Германии постановила после консультаций со своим визави из кайнцауберского Правительства, что всех их также следует вести в магический блок Шарите, потому что основная масса пострадавших получила ранения от применения атакующих чар.

От такого решения персонал клиники грязно выругался и сдвинул койки в общей палате, вынеся все возможные кушетки со склада — волшебное крыло больницы было рассчитано на приём одновременно до полусотни пациентов в тяжёлом состоянии, и на утро эта цифра была достигнута. Шарите буквально в одночасье превратилась в военный госпиталь неподалёку от линии фронта.

Усугублялось положение тем, что все прибывшие сегодня были до смерти напуганы. И это был не обычный человеческий страх, который можно унять, они все оказались под воздействием заклинания животного ужаса. Но когда глава клиники, Вальдемар Хоффман, известнейший в волшебном сообществе специалист по ментальным травмам, начал осматривать поступивших к нему пациентов, то выяснилось, что даже он не в силах им помочь — воздействие было куда сильнее, чем то, с чем он обычно имел дело. И тут уже Хоффман принял решение погрузить всех новоприбывших в сон, пока не будет найден способ помочь им, и лечить те телесные увечья, с которыми его сотрудники хотя бы могли справиться.

Но новых пациентов было настолько много, что сейчас в клинике работали все имеющиеся медики, вне зависимости от того, чья была смена.

— Герр Штольц, вот остался кофе, — турчанка Айше Доган, бывшая медсестрой при больнице, подняла голову от записей, буквально метнулась к кофейному столику и в два шага оказалась у дивана, — Жаль, подостыл уже немного.

Штольц потёр глаза, зевнул, взял кружку и устало улыбнулся. Кофе и впрямь был подостывшим, но вкусным и крепким. Как бы он сам не относился к туркам в целом, и к этой турчанке в частности — не всегда расторопной и подчас неуклюжей, но кофе она делала отменный. Возможно, подумал врач, именно из-за кофе Хоффман и отказался выгонять её из клиники после распоряжения фрау Канцлера. Хотя, конечно, не за это, просто глава Шарите здраво оценил, что выгонять из больницы рабочие руки в такое время — это несусветная глупость.

— Вам что-то ещё нужно, или я могу вернуться к бумагам? — чёрные глаза девушки внимательно смотрели на него, и так преданно, что Герман невольно улыбнулся.

— Нет, Айше, ты писала, продолжай.

Та кивнула и вернулась к своему столу.

— Ты же тоже должна была быть на службе в той мечети сегодня? — неожиданно для самого себя спросил немец.

— Да, — смущённо улыбнулась девушка, — Но герр Хоффман попросил задержаться из-за пациентов.

Штольц кивнул, он сам видел, что она до утра провела всё время на ногах, ассистируя во время операций. А когда стали привозить её соотечественников после утренней бойни, и Вальдемар сказал, что если ей тяжело, то она может идти, она лишь попросилась остаться писать бумаги, а не выходить в общую залу к пациентам. В эту мечеть она обычно ходила с матерью и сейчас совершенно не представляла, что с той могло произойти.

Дверь открылась и вошла ещё одна медсестра, Клара Леманн, вечно улыбчивая миниатюрная девушка с милыми белыми кудряшками, с начала утра она была чернее тучи.

— Там всё стабильно? — спросил Герман кивая на дверь.

— Да, фрау Вульф отправила меня немного отдохнуть, — кивнула та, — Всё по-прежнему там. Только герр Петерс просил в приёмный покой Вас зайти. Там что-то наплыв простых пациентов. Если Вы не заняты.

— Сейчас зайду, отдыхай, — он встал, протянул девушке свой кофе и вышел в коридор.

Волшебное крыло Шарите состояло из огромного зала, в который сейчас набилось полсотни пострадавших и приёмного покоя, где обычно принимали пациентов, которых в текущем режиме прибывали ежедневно: неудачное применение заклинаний, ошибка в экспериментах, повреждение от магических тварей — всех пострадавших в Бранденбурге, Мекленбурге, Тюрингии и Саксонии доставляли сюда. Потому и сейчас поток, естественно, не ослабевал.

Ординаторская располагалась по коридору строго между залом и приёмным покоем, именно в этот коридор Герман Штольц сейчас вышел. В зале, кроме Хоффмана, оставались Клара Леманн и Фелиция Вульф, опытные медики, которые не участвовали в ночных операциях и были относительно бодрыми и свежими, а вот в приёмный покой отправили буквально падавшего с ног Морица Петерса, заместителя Хоффмана, который все прошедшие сутки как раз и руководил лечением пострадавших. Именно он принял решение отослать Клару и Фелицию по домам прошлым вечером, чтобы они смогли хотя бы немного поспать. И сейчас все, включая самого Штольца, благодарили Петерса за это решение — это дало сейчас остальным возможность хотя бы немного отдохнуть.

У входа в зал дежурил мракоборец, который обменялся вежливыми кивками с Германом. Мракоборцев всех прислали сегодня, видимо, руководство страны всерьёз опасалось, что в сложившихся обстоятельствах клиника не сможет выполнять роль безопасного нейтрального места, где лечат всех, не взирая на сторону в конфликте.

Медик прошёлся до конца коридора, увидел своё серое лицо в зеркале и грустно подумал, когда же он сможет выспаться? Затем он открыл дверь в приёмный покой и удивлённо остановился на пороге. Посреди комнаты, чуть просторней их ординаторской стоял сам Мориц Петерс, а перед ним, словно изваяния, застыли шестеро молодых людей в кожаных плащах, под плащами у которых была какая-то странная коричневая форма.

Слева от двери, в которой стоял Герман, ровно также, как и посетители, застыл побледневший молодой мракоборец, судя по возрасту лишь в этом году заступивший на службу.

— Герр доктор, нам очень нужно пройти к пострадавшим, там наши друзья, — рослый юноша с пшеничного цвета волосами, зачёсанными на одну сторону.

— Я понимаю, но ничем не могу помочь, — разводил руками Мориц, — Пострадавших много, состояние не у всех стабильное, после обеда мы сможем составить поимённый список, Вы сможете с ним ознакомиться.

— Вы не понимаете, доктор, — голос говорившего был вежливым, но в нём чувствовалась угроза, — Нам нужно пройти, мы волнуемся за состояние наших друзей, они совершенно точно были в том месте, и их совершенно точно направили к Вам в больницу.

— Я всё понимаю, но нет, к сожалению, я не могу Вас пустить, состояние многих пациентов тяжёлое, сейчас с ними работают наши лучшие врачи.

— Но нам очень надо, — Герман смотрел на улыбнувшегося молодого человека, и понимал, что ничего хорошего от этой улыбки ждать не следует.