Свобода Либерти
Шрифт:
– Супер.
Мы ели молча. Хэнк уплетал за обе щеки, украдкой поглядывая на меня. Было уютно. Я дала себе мысленную пощечину, напомнив, что это чужой мужчина, и, судя по всему, он далеко не подарок.
– Знаешь, ты первый гость за все время, что я живу в этом городе.
– Ну… первый блин комом. В смысле, ты-то справляешься отлично. А я вот гость так себе.
Я хохотнула.
– Ты не буянишь, не орешь, не закидываешь ноги на стол. И на том спасибо.
– Ты в разводе?
– С чего ты взял?
– Тебе тяжело дается одиночество. Не привыкла жить одна.
– Надо же, какой
– Почему разошлись?
– Не сочти за грубость. Но это я обсуждать не буду.
– Как хочешь, – он пожал плечами и вернулся к спагетти. Через несколько минут, он кивнул на мойку у меня за спиной, – у тебя кран течет.
– Да, я говорила управляющему. Он обещал прислать водопроводчика. На прошлой неделе. Но, видимо, забыл.
– Я могу починить.
– Нет, что ты. Не стоит.
– Как еще я могу отблагодарить тебя.
Он чуть улыбнулся. Первый раз за вечер. Это была та улыбка, с которой люди просят разрешение сделать для тебя что-то хорошее.
– Ладно. Было бы здорово.
– Отлично. Тогда я завтра возьму с работы инструменты и зайду вечером.
– Ладно.
– Если еще что-то нужно по дому, говори.
– Спасибо. Я неплохо справляюсь и сама.
Он как будто только в тот момент понял, что ставит меня в неловкое положение.
– Я просто хочу помочь. По-соседски. Ты помогла мне. Я помогу тебе. В этом нет ничего такого.
– Ты женат. Это неправильно.
– Во-первых, эта истеричка мне не жена. И если будет себя вести так, как ведет, никогда ей не станет. Во-вторых, я тебе не секс предлагаю. Не драматизируй.
Я подняла руки в знак того, что сдаюсь.
– Ладно-ладно. Если у тебя из-за этого не будет проблем.
Но на следующий день он не пришел. Я не расстроилась, хоть и ждала целый вечер. Их ссор больше не было слышно. Зато было слышно бурное примирение. Как оказалось, они жили прямо надо мной.
Хэнк пришел через три дня. В пятницу. С ящиком инструментов, упаковкой пива и синяком под глазом.
– Училки пьют пиво, если завтра им не на работу?
– Пьют, – с глупой улыбкой ответила я.
Я была рада видеть его. Не знаю, почему. Тогда не могла понять. И сейчас не могу.
– Что с глазом?
– Домашнее насилие, – бросил он, вытаскивая корзину с чистящими средствами из-под мойки. – Подумал, что этой женщине следовало бы обратиться к психиатру, а она мне треснула сковородкой. Оказалось, я сказал это вслух.
Мне было неприятно слушать про его женщину. Особенно было неприятно, что он говорит про нее гадости. Но Хэнк продолжал:
– Ирония в том, что сковородки она использует для чего угодно, но не для готовки.
– Зачем ты мне это говоришь?
Он выглянул из-под раковины и пожал плечами.
– Думал, тебе любопытно.
– С чего это?
– Ну, ты ведь любопытная. Иначе зачем ты пришла на наш этаж, когда мы ссорились? И зачем принесла мне плед? И позвала в гости?
– Оставляю за собой право не отвечать на глупые вопросы, – сказала я и выпила залпом полбутылки пива.
Он молча починил раковину, дверцу в кухонном шкафу, ножку дивана, на котором я сидела. Изрядно
захмелев, я все же осмелилась спросить.– Зачем жить с человеком, которого не выносишь?
– Разные причины могут быть.
– Мне интересны твои.
– Хочешь, чтобы я расстался с ней?
Я фыркнула.
– Мне-то какое дело.
Хэнк подошел ко мне и присел на корточки перед диваном. Посмотрел на меня снизу.
– Когда-то нас связали обстоятельства. А теперь просто живем по инерции. Пока я не могу от нее уйти.
– Пф-ф-ф-ф-ф, – я закатила глаза. – «Мы живем просто по инерции! Я не могу уйти! Мне жаль ее! Она мне как сестра». Эта песня стара как мир. Даже еще старее. Кто-то еще ведется на эту чушь?
– Чаще, чем ты можешь себе представить.
– Так это ложь?
– Нет. Но, мне показалось, что тебе нет до этого дела.
– Именно.
– Как только появится возможность, я сразу съеду. Думаешь, мне нравится выслушивать истерики, получать по роже и ночевать в коридоре?
Я пожала плечами.
– Она всегда такой была?
– Раньше она хорошо пряталась.
– Может, ты все этого заслуживаешь?
Он ухмыльнулся и легонько дернул меня за мизинец.
– Скорее всего, заслуживаю. Но всё же я был бы рад, если бы что-то изменилось.
– Так измени. Если просто сложить лапки и ждать, что случится что-то хорошее, то само по себе ничего не изменится.
– Этому ты учишь детей?
– В том числе.
– Так ты и поступила? Взяла все в свои руки и свалила подальше от бывшего мужа?
– Кажется, я уже говорила, что не хочу это обсуждать.
Он поставил локоть на диван и положил на ладонь подбородок. Мило улыбнулся.
– Ты мне понравилась.
– А твоей жене?
Хэнк уронил голову и резко поднялся.
– Зануда. Я все починил. Квиты. В следующий раз не утруждайся своими добрыми замашками, ладно? Не люблю быть должным.
– О, б этом можешь не волноваться.
Дверь с грохотом закрылась раньше, чем я закончила фразу.
Это меня разозлило. Я вскочила и подошла к окну, вглядываясь в дорогу и дом напротив. Теребила почти пустую бутылку в руках и думала о том, что заставило меня бежать из родного города. О том, какие слова оставили самые глубокие раны. О том, что Хэнк, который тоже мне понравился, сейчас делал то же самое, что и мой бывший муж. Меня это бесило. До скрипа зубов бесило. Еще больше бесило то, что злость на соседа не была сильнее зародившейся нерациональной симпатии. Глупая ссора, при помощи которой я хотела оградиться от обаяния Хэнка, сработала обратно.
Я разревелась от жалости к себе. Оставшись одна, я еще больше укрепила свое одиночество, приехав сюда. Я ожидала, что переезд все изменит. Но пока было только хуже. Мне нужно было выговориться, нужно было услышать, что я все делаю правильно. Услышать подтверждение надежде, что раз сейчас тяжело, то выбранный путь – правильный. Но рядом не было никого. Я стола посреди многомиллионного города, но была совсем одна.
Полторы недели спустя я вела урок. Дети слушали внимательно, но в какой-то момент я заметила, что их что-то привлекло в той стороне, где находилась дверь класса. Я повернула голову и оторопела от удивления. Через стеклянную вставку мне улыбался Хэнк.