Свободная от страха
Шрифт:
— В Вене женщины восхитительны! — увлекшись воспоминаниями, воодушевленно произнес герцог. — Их рыжие волосы буквально зажигают пожар в сердцах таких путешествующих иностранцев, как я.
— И поэтому вам так нравится мадемуазель Дюпре? — непроизвольно вырвалось у Иоланды.
— А что вы думаете о мадемуазель? — неожиданно ответил герцог вопросом на ее вопрос.
На какой-то момент Иоланда почувствовала желание рассказать ему о том, что она застала сегодня актрису за рассматриванием его личных бумаг и что та пригласила министра тайной полиции
Но она тут же одернула себя, понимая, что было бы не совсем удобно делиться с герцогом подобной информацией.
Если он по-настоящему увлечен мадемуазель Дюпре, а у Иоланды не было причин сомневаться в этом, то ему, конечно, было бы неприятно услышать о том, что происходит в его доме, из уст прислуги. К тому же Иоланда случайно стала сегодня свидетельницей неблаговидного поведения мадемуазель Дюпре, а герцог мог бы прийти к заключению, что она постоянно подсматривает и подслушивает.
Но все-таки герцог явно ждал, что она ему ответит, раздумье Иоланды затянулось, и она была вынуждена сказать первое, что ей пришло в голову:
— Я уверена… что мадемуазель… замечательная актриса…
Герцог расхохотался.
— А вы, в свою очередь, прекрасно разбираетесь в характерах людей. Я полностью согласен с вами. Она играет свою роль очень хорошо.
— Но мадемуазель Дюпре к тому же еще так красива, — поспешила заверить его Иоланда. — Правда, есть одна вещь, которую я не совсем понимаю…
— Что такое? — поинтересовался герцог.
— Может быть, я поступаю глупо, говоря вам об этом, — Иоланда сделала вид, будто ищет разрешения мучившей ее загадки. — Но вы… такой мудрый и ученый человек, и как… почему вы выбрали себе в спутницы женщину… которая так ограниченна… которая необразованна и не очень подходит вам для компании?
Говоря это, она вспомнила изречение своего отца.
«Больше всего я презираю в жизни женщин, у которых отсутствуют мозги. Женщины, которые могут только хихикать, ахать и помахивать длинными ресницами, не должны допускаться в приличное общество. Они не украшают собой компанию, а лишь наводят тоску. Я лично не выношу их присутствия рядом с собой».
На смелое заявление Иоланды герцог ничего не ответил, но на лице его появилось странное выражение. Девушке подумалось, что она попала впросак, и ей не стоило бы быть с ним столь откровенной.
— Простите меня, пожалуйста, — поспешила сказать она. — Я забыла на какой-то момент, с кем я говорю.
— А я совсем не удивлен, что вы мне задали такой вопрос. Только думаю, что я не тот человек, который мог бы ответить на него.
Она посмотрела на него с недоверием, и тогда герцог добавил:
— Я уверен, что вашему супругу будет гораздо удобнее ответить вам на заданные вами вопросы.
Иоланда не сразу поняла, о каком супруге идет речь, но потом вспомнила, что герцог считает ее женой Питера. От смущения она сильно покраснела.
— Конечно, я могу спросить об этом у него, монсеньор, вы правы… Как глупо получилось с моей стороны…
Но все-таки она не совсем понимала, что имел в виду герцог.
Почему Питер должен был бы знать, что интересует герцога в актрисе?Предложение спросить о Габриэль у Питера показалось ей совершенно абсурдным.
Герцог угадал по выражению ее лица, насколько она растерянна, и спросил:
— А вы ведете со своим мужем такие вот беседы, как, например, со мной?
— Пьера не очень занимают серьезные вещи, — ответила Иоланда.
— А какие же вещи его занимают, кроме любви к своей милой супруге?
— Лошади, особенно скаковые, рулетка, карты, если он имеет средства для игры, танцы… ну и все прочее, от чего получают удовольствие молодые люди.
— Почему вы вышли за него замуж?
— Я думала, что мы… Мы ведь договорились, монсеньор, что в этот вечер не будем задавать друг другу неудобных вопросов.
— Но вы уже задали мне один весьма неудобный вопрос, и будет только честно, если я поступлю точно так же.
— О, пожалуйста, это только все испортит. Мне так понравилась беседа с вами… Мне никогда не приходилось находиться рядом с человеком… который производит такое впечатление на меня.
— Значит, я произвожу на вас впечатление.
Это был не вопрос, а утверждение. Герцог произнес его очень тихо.
К тому времени тарелки уже опустели и были убраны со стола. Перед Иоландой поставили чашку кофе, а герцог вертел в пальцах бокал золотистого бренди.
Иоланда поняла, что их беседа зашла слишком далеко. Тревожный сигнал опасности вспыхнул в ее мозгу.
Она обвела взглядом комнату, избегая его пристального взгляда, но герцог, выдержав продолжительную паузу, спросил настойчиво:
— Какое же впечатление я произвожу на вас?
— Пожалуйста… не надо, — окончательно смутилась Иоланда. — Вы нарушаете правила игры.
— Правила игры?
Она кивнула.
— Может быть, вы мне объясните, какие правила имеете в виду.
— Вы не должны задавать мне вопросов таких, как этот… Потому что они смущают меня…
— Что же такого я сказал?
— Прежде всего меня смутили ваши комплименты. Таких прекрасных слов мне не говорил никто и никогда… Может быть, вы нарочно желаете смутить меня?
— Неужели я на это способен?
— Не знаю, но я чувствую, что между нами не должно происходить подобного разговора. Мы нарушаем какие-то правила, условности…
— Для француженки вы ведете себя слишком по-английски, — отметил герцог с усмешкой.
— Но ведь я… долго жила в Англии.
— Да, конечно. Вероятно, поэтому вы смущаетесь там, где француженка бы чувствовала себя на седьмом небе от счастья.
— Может быть, это действительно так, но лучше, если б мы разговаривали на какие-нибудь нейтральные темы.
— Такой разговор был бы смертельно скучным нам обоим. А кроме того, я хочу вам сказать, что вы не только привлекли, но еще и заинтриговали меня. И хотя я не отличаюсь любопытством, но в данный момент это чувство полностью овладело мной. Мне очень любопытно знать, какая вы на самом деле.