Сводная сестра бандита

— Не удержался, — мужчина гасит телефон и убирает его в карман. — Полив газона только что закончили. Вот я и поймал момент. Давай в машину, а то в пробку станем, — резко меняются его тон и настроение на сурово- вежливые.

И я снова не решаюсь спросить помощника Ивана о «прошлой жизни». Хотя уверена, что человек никогда не державший в руках профессиональный фотоаппарат, не смог бы сотворить такую идеальную картинку, как я видела.

Виктор делает в машине музыку погромче, явно пресекая мои любопытные порывы, поэтому до дома Веры мы доезжаем практически в молчании, не считая нескольких фраз.

В квартире я не разуваясь, засовываю телефон на зарядку, и только потом скидываю обувь, грязную одежду и бегу переодеваться. Потому что первая пара начнётся уже через сорок минут, а нужно ещё успеть доехать.

Экран телефона включается. Я жду, что сейчас на него посыплются уведомления о звонках и Веры, но их нет. Как так? Оператор глючит? Захожу в социальные сети и вижу, что подруга была в сети позавчера. Меня окатывает волной паники. И лучшее решение, которое я нахожу — это звоню в соседнюю квартиру, прекрасно понимая, что сейчас разбужу маму Веры, пришедшую в шесть утра с ночной смены.

Дверь квартиры открывается спустя пять минут моих непрерывных звонков и стуков.

— Ну что за издевательство, — тетя Алла распахивает дверь, — Ооо! Ты чего здесь? — Она хмурится.

— Здравствуйте, — я киваю и мысленно отмечаю, что женщина крепко спала и не похоже, чтобы волновалась за дочь. — Меня Вера просила разбудить ее сегодня, чтобы в институт ехать.

— Так не вернулась она ещё, — сладко зевает женщина, даже не пытаясь прикрыть рот. — Как позавчера свалила на дачу с этими детьми, так только вчера смс прислала, что все хорошо и снова связь не ловит.

— Понятно, — киваю внутренне успокаиваясь, но осадок никуда теперь не исчезнет, пока не увижусь или не поговорю с этой нянькой-патриоткой.

— Ну все, топай давай, спать хочется, — тетя Алла поправляет халат на груди и тянется к ручке.

— Сладких снов, — вежливо отзываюсь и отхожу на шаг назад, чтобы дать возможность закрыть дверь.

Но все-таки одна приятная новость сегодняшним утром имеется. Собрав тетради и танцевальную форму в сумку, я кидаю ее в прихожей, чтобы завязать шнурки на кроссовках, и неожиданно понимаю, что не замечаю следов от потопа. Вот прям совсем. О нем мне напоминает только ворох вещей на разложенной сушилке.

Решаю, что лучше всего до возвращения хозяев будет оставить все, как есть, а потом сознаться, уже по приезду, что кран до конца не закрыли, когда поливали цветы и денег на ремонт дать. А я как раз подзаработаю немного. Ну по крайней мере, очень на это надеюсь.

С приятным ощущением, что в мой жизни, наконец-то все становится по местам, я спускаюсь к Виктору и мы едем в институт.

— Заеду за тобой в четыре, — помощник смотрит на часы, — если закончишь раньше — предупреди. Телефоны с визитки остались?

— Нет, — качаю головой.

— Тогда держи ещё раз, — Виктор подаёт мне уже знакомый картонный квадрат с золотыми буквами.

— Спасибо, — киваю и дергаю ручку машины. — До встречи.

— Беги.

Машина уезжает с парковки ещё до того, как я успеваю подняться на крыльцо.

— Ну нифига себе, Вяземская, — справа раздаётся немного завистливое и нарочито громкое. Это Карина. По мнению преподавателей — самая талантливая студентка на курсе с обостренной звёздной болезнью. — С каких пор ты у нас на таких тачках катаешься?

— Это знакомый, — я поворачиваюсь в сторону девушки и жму плечами, — Ничего такого, что ты нафантазировала.

— Ну и зря, — резюмирует она. — Я бы уж такого «знакомого» не пропустила. Вот твоя Верка молодец, не теряется.

— В смысле? — переспрашиваю, не понимая, к чему Карина клонит.

— Ну ее тоже, — она хмыкает, — знакомый на крутой тачке привозит иногда.

— Это наверно… — я набираю в легкие побольше воздуха, чтобы вступиться за подругу, но одногруппница манерно подкатывает глаза и кивает в сторону парковки.

— А вон и подруга твоя.

Я оборачиваюсь и во все глаза наблюдаю, как Вера выходит из белого БМВ.

Глава 14. Принципы

Оля

— Вера, я серьезно? Кто это был? — Спускаюсь ниже к столешнице, чтобы преподаватель не видел моих шевелящихся губ.

— Ну начальник мой и был, — подкатывает глаза подруга. — От дома их хрен такси вызовешь. Вот он и подвёз. Что у нас сейчас? — Вера шуршит содержимым сумки, беспечно оборачиваясь ко мне лицом.

— Литература зарубежная, — выхватываю из открытого отделения ее красную тетрадь и машу перед носом.

— Итак, — до нас долетает голос преподавателя, — записываем тему. Понятие «викторианского романа» и правление королевы Виктории. Понятие «эстетических чаепитий», мезальянса и культурный пласт эпохи. Дуализм сознания. Проблема вины и наказания.

— Ух… — загораются глаза подруги. — Ещё мне про своего Грозного расскажи. Прям до мурашек. Охренеть. А он красивый?

— Не понимаю при чем здесь это! — Шиплю на подругу, падая почти в состояние обиды. Мне кажется, что мир вокруг меня сходит с ума. — Я тебе говорю, что меня чуть не изнасиловали…

— Ну все ж хорошо закончилось, — жмёт плечами Вера. — у всех бы так заканчивалось. Появился мужик, щёлкнул пальцами и решил все проблемы, — заканчивает с нотой грустной зависти.

Я шокировано открываю-закрываю рот. Но тут же, пытаясь понять реакцию подруги, напрягаюсь.

— Что у тебя случилось? — Спрашиваю мягко. — Мужика у меня, конечно, запасного нет, — я пытаюсь перевести наше напряжение в шутку, — но я тоже для тебя на все готова.

— Да все нормально, — Вера уверенно кивает. — Ты извини. Я просто не выспалась. И знаешь, не все богатые мужики сволочи, наверно. Просто я таких не знаю.

— А сволочей откуда знаешь? — В груди начинает разливаться неприятное беспокойство.

— Кхмм… — склоняет подруга голову… — Ну вот Мурзиков. Что начальник мой. У него есть жена и двое детей. И я точно знаю, что есть молодая любовница. Сволоч же?

— Наверно… — я отзываюсь, немного теряясь от напора. — Мне кажется, — добавляю, — что проблема этой темы решалась бы гораздо проще, если бы у современной женщины было больше достоинства. И она бы не позволяла женатому, пусть даже богатому мужчине к себе приближаться. — Я говорю, и не замечаю, что повышаю голос и в какой-то момент, в аудитории остаётся слышен только он.