Свои чужие

Воспользовавшись минуткой передыха, залетаю на кухню и мою руки. Меня начинает трясти как при лихорадке — хорошо бы выпить что-то горячее и согреться.

Включив кофемашину, открываю холодильник и возмущённо цокаю языком. Он под завязку забит новыми продуктами, а старые продолжают мирно лежать на полках. Мужчина, что тут скажешь! Кириллу нужна помощница по дому на постоянной основе.

Достав запечатанную упаковку сыра, нарезаю его тонкими ломтиками. Затем беру поднос и выкладываю бутерброды на тарелку. Добавляю блюдца, чашки и конфеты. Одним словом, я делаю всё, чтобы отсрочить разговор.

Кирилл сидит, откинувшись на спинку кресла, и читает что-то в своём телефоне. Услышав шаги, убирает его в сторону и на меня смотрит. Ноги подкашиваются, и сводит живот. Я быстро ставлю поднос на журнальный столик, но не спешу садиться.

— Если хочешь, я принесу печенье. Или колбасу. Ты бы перебрал холодильник, потому что у многих продуктов давно истёк срок годности.

— Вита, присядь, — спокойно просит Кирилл.

Но за этим спокойствием скрывается что-то другое, едва уловимое. Злость? Нервозность? Раздражение?

Он берёт меня за руку и, словно маленькую, усаживает в кресло напротив.

Я вытираю вспотевшие ладони о платье, опускаю взгляд. Пульс ускоряется и наверняка достигает высокой отметки. Как бы не грохнуться в обморок, а?

Кирилл подаётся вперёд и упирается локтями в колени. Пытается заглянуть в глаза, но я не позволяю. Не сейчас. Боюсь, что сорвусь и расплачусь, покажу свою слабость и уязвимость. Ни в коем случае не хочу его обвинять.

— Там, на крыше, твой бывший мальчик сказал, что ты была беременна. Мне ведь не послышалось?

— Не послышалось, — эхом отвечаю я.

— Вита, ты сделала аборт?

Глава 34

— Вита, ты сделала аборт?

Кирилл

От простого, казалось бы, вопроса Вита вспыхивает ярким румянцем. Опускает голову, сутулится. Хрупкие плечи подрагивают. Кажется, она вот-вот выпустит колючки, словно ёж, скрутится в клубок и по-тихому свалит. Из этого дома, из моей жизни. Откуда угодно — только чтобы избежать разговора.

Я не хочу этого допустить, потому что меня ломает и корёжит с тех самых пор, как её парень проговорился. Совершенно не по-пацански ляпнул то, что ему доверили.

Она была беременна. Беременна от меня. А я не то что не знал об этом — даже не догадывался.

Медленно доходит, что я сморозил какую-то хрень про аборт, не имеющую к Вите никакого отношения.

— Я дебил, извини, — проговариваю как можно спокойнее. — Слышишь, малыш? Не молчи, не закрывайся от меня.

Встаю с кресла, подхожу ближе и присаживаюсь на корточки. Приподнимаю её подбородок, в глаза заглядываю. Зелёные, потухшие, будто мёртвые. Жизнь, не щадя, очередной раз бьёт меня под дых.

Я никогда всерьёз не думал о детях. Знал, что однажды обзаведусь семьёй, но картинка была фантомной, призрачной. Сейчас, глядя на Виту, начинаю чётче представлять. И понимаю, что хотел бы всего этого. С ней. Видеть её с округлым животом, а потом — и с младенцем на руках.

Беру маленькую ладошку, трогаю тонкие пальцы. Холодные, почти ледяные. Я подношу руку к губам, целую. Не хочу, чтобы Вита была такой замкнутой, не хочу. Хочу, чтобы злилась, ругалась, улыбалась, шутила и смеялась. Задорно, громко. Но она молчит. И я, сука, не знаю, что делать и говорить. Растерялся впервые в жизни. Всегда умел подбирать слова и выбивать признания, а с ней не получается, как со всеми. Закрылась так сильно, что не достучаться.

— Почему ты раньше ничего мне не сказала? — спрашиваю тихо, чтобы ещё больше не спугнуть.

Вита слабо улыбается, моргает. Пытается казаться невозмутимой, спину выравнивает, но получается паршиво.

— Какой смысл говорить о том, чего больше нет?

В её словах столько надрыва, что я замолкаю. Делаю глубокий вдох, ощущая, как горят лёгкие.

Казалось, о физической боли я знаю всё. Она бывает слабой и едва ощутимой, бывает такой, что заставляет биться в агонии и терять сознание, особенно когда к телу подносят раскалённый до трёхсот градусов паяльник. Кожа не выдерживает и лопается, покрывается волдырями и язвами.

Боль бывает острой и недолгой, а может становиться постоянной, хронической. Но, глядя на Виту, я понимаю, что бывает душевная боль, которая в сто крат сильнее, чем я когда-либо испытывал.

— Если я ошибся, то просто расскажи, как было, — прошу её с жаром, будто отогреть пытаюсь. — Давай без недомолвок. Пожалуйста.

Жадно ловлю каждую эмоцию на её лице и целовать продолжаю. Одну руку, затем другую, каждый пальчик.

— Ты сказала, что детей от меня не хочешь. Я сразу не понял почему, но потом услышал, что ты беременна была, и в голове пазл сложился. Неправильный, признаю.

— Я не делала никакой аборт, — наконец выдавливает из себя Вита. — Узнав о беременности, испугалась. Ты меня бросил, мама умерла. Помощи и поддержки ждать было неоткуда. Как справляться с малышом? Как совмещать с учёбой? Признаюсь честно, новость о предстоящем материнстве привела в панику. Возможно, именно по этой причине Фасолинка от меня ушла?

— Фасолинка? — тупо переспрашиваю.

— На УЗИ не сказали пол: срок был слишком маленьким, но я была уверена, что у нас должна родиться девочка, — слабо улыбается Вита в ответ. — На экране было чётко видно, какая она крошечная, наша малышка. У неё билось сердечко, как у настоящего человека. По форме она чем-то напоминала фасолину, поэтому я и прозвала её именно так. Чуть позже имена подбирала… Мне понравилось Маргарита. Правда, Маргарита Кирилловна не очень хорошо звучит.

— Отчество дурацкое.

— Нормальное, — чуть живее улыбается Вита. — Но не под каждое имя.

Она делает глубокий вдох, но сдержаться не получается — слёзы крупными горошинами начинают катиться по щекам. Обхватываю ладонями её лицо, целую без разбора: нос, глаза, скулы. На губах солёно. Целую до тех пор, пока Вита меня не останавливает.

— Я не планировала тебе говорить, Кирилл. Извини. Первое время точно. Мечтала, что рано или поздно ты сам увидишь меня гуляющей в парке с дочкой. В моём представлении она должна была на тебя быть похожа: темноволосая и кареглазая. Серьёзная, упрямая. Мечты были такими осязаемыми и реальными! Я посчитала примерную дату родов, даже закинула симпатичные платья в корзину на сайте с детскими вещами. А потом… Хлынула кровь. Много крови. И никаких шансов. Мечты разбились вдребезги, я поняла, что ничего этого уже не будет. Клянусь, молилась каждую минуту и секунду, даже когда меня везли на каталке в операционную. До последнего верила, что сейчас всё резко прекратится и получится предотвратить потерю. Но ничего не вышло. Наступила пустота. Звенящая и пугающая. Я не делала аборт, Кирилл. Никогда бы на это не решилась, потому что… очень сильно тебя любила.

В висках отчаянно молотит, в ушах шумит. В груди расползается раскалённая лава, сжигая всё на своём пути. Охренеть. Просто охренеть. Моя девочка, моя особенная девочка. Сломленная, потерянная. Это я её такой сделал. Время назад не отмотаешь и не исправишь ничего. Всё сложилось так, как сложилось. Но в моих силах её «починить».

Мне жизненно необходимо, чтобы Вита успокоилась, поэтому, несмотря на протесты, зарываюсь пальцами в мягкие волосы, обхватываю ладонью затылок и целую в губы.