Свои
Шрифт:
Подруга и Органайзер подарили мне два комплекта постельного белья, две подушки с наволочками и полотенца. Органайзер договорилась, чтобы мебель мне перевезли на студийной машине, а втащили мебель алкоголики, которые оказались возле ближайшего гастронома, за три бутылки водки и банку маринованных огурцов.
Я устроил новоселье на троих: более близких, чем эти женщины, у меня знакомых не оказалось. И сегодня они самые близкие. Я тоже помогал им переезжать и вывозить мебель, когда они выходили замуж, разводились и снова выходили замуж. Женами они стали верными и самоотверженными, —
— Я замужем. Прости, но я мужьям не изменяю.
И я, вроде бы все понимая про жизнь, до сих пор не могу с полной уверенностью сказать, что понимаю женщин, и женщины так же, наверное, не понимают мужчин и всю жизнь пытаются понять, читая истории любви великих мужчин и женщин или дешевые любовные романы.
Мой школьно-музыкальный фильм за год собрал около сорока миллионов зрителей — явный зрительский успех. Большинство режиссеров по несколько лет не могут отойти от снятого фильма, устраивают встречи с кинозрителями, ездят по кинофестивалям. Если фильм не проходит на фестивали группы «А» — Венеция, Канн, Берлин, в мире есть сотни других фестивалей. Если не получается с зарубежными, есть Всесоюзный, есть республиканские.
Я, трезво оценивая свои актерские возможности, все-таки считал, что я нечто большее, чем актер эпизода. Но пока ни один серьезный критик не сказал, что я кинорежиссер. Раскрывая по утрам газеты, я боялся, что однажды кто-то из трезвых и авторитетных напишет, что король-то голый. Я-то знал, как внушал после своей премии за главную мужскую роль, что я актер по случаю, а так я режиссер, и пока никто не усомнился в этом. Я понял, что внушить можно что угодно. Но сейчас мне были необходимы подтверждения моих режиссерских амбиций.
Меня приняли в Союз кинематографистов за роль председателя колхоза. ТТ послал меня представлять мой музыкальный фильм в клуб автомобильного завода «Москвич». Рабочим фильм понравился. На трибуну вышел молодой парень и сказал, что в стране не хватает музыкальных фильмов, создателей такого замечательного произведения надо поощрить, и поэтому коллектив завода выдвигает фильм на Государственную премию РСФСР имени братьев Васильевых. Проголосовали единогласно. Я понимал, что речь рабочего подготовлена в парткоме завода, но решение о выдвижении на премию принимала, как я теперь понимаю, Организация, потому что фильм почти полгода не выпускали на экраны кинотеатров, но когда фильм собрал почти сорок миллионов, из меня окончательно решили делать известного человека.
Премию получили я, Каратистка, Вечный Князь, сценарист и кинооператор. Деньги мизерные, но каждому по медали — говорили, что российская лауреатская медаль из чистого золота, а медаль Государственной премии СССР только позолоченная.
После получения премии мне позвонила пани Скуратовская.
— Здравствуй, мой умный, — сказала она, как говорила прежде. Она никогда не называла меня по имени, а только «умный», переиначив мою фамилию Умнов. В зависимости от обстоятельств и времени, я это расценивал и как уважение, и как насмешку.
—
Здравствуй, пани, — ответил я, тоже как прежде.— Поздравляю с премией.
— Спасибо.
— Ты уже три фильма снял как режиссер?
— Два фильма.
— И для меня не нашлось в них ни одной роли? Как это понимать?
— Впрямую.
— Ты меня заменил этой блондинкой с хорошей задницей? Мы ведь с ней похожи. Но копия всегда хуже, чем оригинал.
— Ты звонишь потому, что у тебя есть проблемы?
— У меня есть проблемы, — согласилась пани и предложила: — Давай поужинаем. И обсудим.
— Когда? — спросил я, хотя хотел сказать: «Сейчас посмотрю свое расписание на неделю». — Где ты хочешь поужинать?
— В Доме кино, наверное. Я редко там бываю, но кормят в их ресторане хорошо.
— Ладно. В восемь в ресторане Дома кино.
— Нет. В восемь в фойе. А ты придешь хотя бы за десять минут. Я не хочу, чтобы на меня смотрели как на идиотку и спрашивали, кто я такая.
— Тебя знают как актрису А если и не знают, то на тебе написано, что ты актриса.
— Это для умных. А вахтерши, идиотки, могут принять меня за обыкновенную блядь.
— Я не опоздаю, — заверил я ее.
Как и обещал, я приехал раньше, помог ей снять пальто, бывшее модным, когда она от меня уходила. Она подошла к зеркалу, поправила волосы, провела ладонями по бедрам, расправляя платье. Она сформировалась окончательно, может быть, к двадцати семи она достигла пика своей физической формы. Крепкие бедра, ягодицы, не плоские и не торчащие, высокая грудь, тонкая талия. Рассматривая себя в зеркало, она одновременно наблюдала и за моей реакцией.
— По-прежнему хороша? — спросила она.
— Да.
— У нас на театре один старый актер говорит: девка, ты так налилась, что тебе в любое место ткни — сок пойдет. Рожать тебе надо. Надо, конечно. — Произнеся этот монолог, она сделала паузу и, вздохнув, добавила: — Не от кого только.
Как я потом определил из нашего разговора, она от меня ожидала ответа: «Почему не от кого? Можно от меня».
Когда мы жили вместе, не очень надеясь, я все же предлагал ей родить, может быть, ребенок привязал бы ее ко мне.
В зеркале я видел ее внимательный взгляд, она ожидала ответа, но я промолчал.
— Ты еще не родил детей? — спросила она.
— Еще не родил. Ты же наверняка все обо мне знаешь.
— Не все, не все…
Она заказала себе вырезку по-суворовски, огромный кусок жареного мяса, овощной салат, красную икру, семгу.
— Я осилю сто граммов водки, — закончила она, но тут же поправилась: — Лучше сто пятьдесят, а тебе сколько?
— Я за рулем.
— У тебя машина! Как замечательно!
— Как твой майор или уже подполковник, а может быть, уже полковник?
— Подполковник. Он за рубежом. А в какой стране, не знаю.
— Он уехал туда один?
Я знал, что за рубеж без жен обычно не посылают.
— Почему один? С собственной женой и детьми.
— Он с нею не развелся?
— Не развелся.
— А мне кто-то из актеров говорил, что у вас была свадьба.
— Не было у меня свадьбы. И вообще, у меня ничего не было и нет.