Своими глазами

Жилищное и коммунальное строительство в городе финансируется из так называемого Центрального фонда сбережений. Нанимая местную рабочую силу, каждый предприниматель обязан отчислить государству четверть фонда заработной платы. Такой же взнос делает в Центральный фонд сбережений и каждый труженик. (Иными словами, фирма ассигнует на оплату труда рабочего 100 долларов, он расписывается за 75, а на руки получает 50 долларов.) Имея в Центральном фонде сбережений (ЦФС) свой личный счет, сингапурец до выхода на пенсию не вправе распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению. Их можно использовать только на приобретение квартиры или оплату лечения в больнице. Чтобы получить квартиру, сингапурцу достаточно накопить в ЦФС 20 процентов ее стоимости, а остальное можно выплатить в рассрочку. Чтобы ускорить покупку квартиры, родители и дети, братья и сестры вправе объединять свои средства в ЦФС. Если через пять лет после въезда построенная государством квартира оплачена, ее можно продать по рыночной цене.

Льготы государственной программы жилищного строительства имеют ряд ограничений. Во-первых, ими вправе пользоваться лишь граждане Сингапура. Во-вторых, квартиры предоставляются только супругам. Холостяк обязан вписать туда родителей. В-третьих, совокупный доход семьи не должен превышать определенного потолка. В-четвертых, претендовать на построенное государством жилье не могут владельцы какой-либо недвижимости. Благодаря ЦФС Сингапур стал страной с самой высокой в мире долей сбережений — 48 процентов валового внутреннего продукта. В ЦФС накоплено почти 60 млрд американских долларов — по 20 тыс. на каждого сингапурца. Это позволяет не только вести жилищное строительство, но и развивать здравоохранение, оплачивать пенсионные программы. Такой метод во многих отношениях лучше, нежели финансировать социальные статьи из бюджета, то есть за счет налогов. Ведь налогоплательщику невозможно проследить, что происходит потом с его деньгами. А участник ЦФС всегда знает сумму своего вклада и может найти ей лучшее применение.

Концентрация финансовых средств в Центральном фонде сбережений позволила правительству за три десятилетия практически отстроить Сингапур заново. Единственное, что сохранилось здесь от былой азиатской экзотики, — это обычай сушить белье на бамбуковых шестах. Раньше такие жерди перекидывали через переулок от стены к стене. Но когда двадцатиэтажный дом ощетинивается по всему фасаду такими шестами, на каждом из которых, словно корабельные флаги расцвечивания, колышется белье, зрелище это весьма и весьма своеобразное.

Впечатляющая программа централизованного жилищного строительства не только радикально изменила условия жизни большинства сингапурцев, но и способствовала преодолению межобщинной розни и отчужденности. Сингапур — город многонациональный: 75 процентов его населения составляют китайцы, 15 процентов — малайцы, 7 процентов — индийцы. Представители этих общин издавна привыкли рассматривать Сингапур как временное пристанище. Люди приходили сюда на заработки, а их семьи оставались в родных местах, разбросанных по соседним странам Юго-Восточной Азии. Возведя современные жилые комплексы, Сингапур не только закрепил это разноплеменное население, но и создал из него единый конгломерат.

В новых микрорайонах куда меньше, чем прежде, ощущается национальная обособленность. Большую роль в этом играет и единая система образования. Отрадно видеть в толпе аккуратно одетых школьников лица с китайскими, малайскими, индийскими чертами. Четвертая часть выпускников сингапурских школ идет в высшие учебные заведения. Государство финансирует подготовку кадров для наукоемких производств, поощряет распространение компьютерной грамотности среди молодежи. По объему валового внутреннего продукта на душу населения Сингапур вышел на второе место в Азии после Японии. Это один из немногих азиатских городов, где не видно нищих или бездомных, а по вечерам на улицах можно чувствовать себя в безопасности. Симптом определенного уровня благосостояния — появление иностранных рабочих. Им, разумеется, достается самый непривлекательный, низкооплачиваемый труд. На стройках чаще всего видишь южнокорейцев и индонезийцев. На дорожных работах — выходцев из Индии и Шри-Ланки. Уборкой улиц, сбором мусора обычно занимаются малайцы.

Старый Сингапур доживает свой век. Еще сохраняется Китай-город с его трехэтажными гостиными дворами, где дымятся жаровни, остро пахнет пряностями, вяленой рыбой. Но даже и там не заметишь ни единой мухи, не увидишь ни единого неопрятного мусорного ящика. Постройки колониальных времен кажутся заповедными уголками среди взметнувшихся к небу современных зданий.

Век XIX и век XXI

В стремительно меняющемся Сингапуре заботливо сохранен исторический центр. Виктория-холл — белое здание с часами на башне и двумя классическими фронтонами — когда-то доминировало над городом. Всем, кто находился в порту, были видны эти часы, был слышен их звон. Теперь Виктория-холл, парламент и другие старинные здания колониальной архитектуры кажутся приземистыми на фоне обступивших их небоскребов. Атмосферу викторианской эпохи навевает не только архитектура.

Самый престижный земельный участок в Сингапуре, расположенный напротив парламента, принадлежит крикет-клубу. Это наиболее консервативное заведение в городе, этакая цитадель для джентльменов. Женщинам там по сей день запрещено подниматься в парадную столовую, на террасу второго этажа — совсем как в лондонских клубах на Сент-Джеймс-стрит.

Ежегодно в день национального праздника республики правительству приходится обращаться к крикет-клубу с просьбой разрешить использовать лужайку для торжественной церемонии. И правление клуба каждый раз по всей форме рассматривает этот вопрос, чтобы дать милостивое согласие. Вообще-то говоря, люди, которые умудряются играть в крикет, а тем более в теннис в условиях сингапурской жары, вызывают у меня смешанное чувство изумления, восхищения и сострадания. Это истинные подвижники! Ведь в Сингапуре не существует времен года. Разница между жарким маем и холодным январем не превышает двух градусов. Тут никогда не бывает прохладнее, чем в самую жаркую пору в Гагре. Но зато несравненно влажнее. Поэтому люди, в белоснежной форме бегающие по спортивной площадке, обливаются потом, как у мартеновской печи. Что и говорить, англичане обладают завидной способностью свято придерживаться традиционного порядка вещей на любой долготе и широте: играть в крикет, а потом пить чай и переодеваться к обеду.

Словно прислушиваясь к бою часов на башне Виктория-холл, стоит на постаменте мраморный джентльмен, одетый по той самой моде, которой когда-то следовал Евгений Онегин, — по моде двадцатых годов XIX века. Это, разумеется, памятник Раффлзу, основателю Сингапура. Его именем назван самый старый и, как считают его лондонские почитатели, самый престижный в городе отель. Он унаследовал издавна принятый на Западе и на Востоке традиционный принцип планировки постоялого двора и караван-сарая. Трехэтажная галерея с трех сторон очерчивает внутренний двор. Каждый ярус галереи затеняет, укрывает от жгучих солнечных лучей окна предыдущего этажа, а над верхним их рядом приходится опускать циновки. Во дворе на изумрудном газоне расставлены белые ажурные кресла и столики. В небольшом бассейне плавает сухопарый англичанин, похожий на полковника колониальных войск из романов Киплинга. Цветут пахучие магнолии. Сухо шелестят перистыми листьями пальмы.

Я иду по галерее первого этажа и читаю таблички на дверях: «Комната № 118 — Киплинг», «Комната № 120 — Моэм». Да, здесь останавливался Киплинг, увидевший в Сингапуре «пять миль мачт и пароходных труб». А через дверь в комнате № 120 Моэм написал свой известный роман «Луна и грош». Оба эти номера по-прежнему сдаются постояльцам, и мне их охотно показали, думая, что я там поселюсь. Апартамент типичен для колониальных построек. Сначала — небольшая прихожая, выходящая на галерею. Дальше — спальня без окон. Посредине нее, чтобы не касаться стен, стоит огромная кровать под москитником, за ней — умывальная, или попросту столик в закутке, на котором стоят кувшин и таз. Постояльцы в те времена протирались губкой. Теперь в прежней гардеробной установили ванну с душем, а в спальне поставили кондиционер. Но в высокой, на все три этажа, парадной столовой «Раффлз-отеля» под стеклянной крышей до сих пор крутятся огромные лопасти электрических вентиляторов. Когда-то, на пороге XX столетия, они как новейшие изобретения своего времени заменили тут старинные опахала.

Утверждают, будто именно в парадной столовой «Раффлз-отеля» впервые прозвучали слова Вертинского о «бананово-лимонном Сингапуре». (Хотя до сих пор идут споры о том, какой смысл вкладывал автор этого романса в эпитет «лимонный».) А вот писательский бар, который в наши дни облюбовала ассоциация иностранной прессы в Сингапуре. Рядом с бильярдной на стене висит тигровая шкура. Предание гласит, что в отель однажды забежал один из тигров, водившихся в болотистых зарослях острова.

В шесть часов вечера, когда наступает час коктейлей и когда над Сингапуром круглый год в одно и то же время разгорается лимонно-малиновая тропическая заря, на уютно подсвеченной лужайке, в баре, крытом пальмовыми листьями, подают знаменитый сингапурский слинг «Раффлз». Этот изобретенный здесь когда-то напиток представляет собой смесь джина, вермута и нескольких ликеров с фруктовыми соками и толченым льдом. Все как прежде! Только нынешние постояльцы не надевают по вечерам белых смокингов и не видно в зале декольтированных дам в перчатках до локтя. Даже в этом заповеднике колониальной эпохи люди одеваются по-современному. Лишь на фотовыставке, посвященной столетию «Раффлз-отеля», можно подивиться тому, как мало менялись «в высоком лондонском кругу» традиции и моды вплоть до недавних послевоенных десятилетий.

Богатые американцы равнодушны к этой реликвии викторианской эпохи. Зато представители английской элиты с благоговением погружаются в атмосферу Киплинга и Моэма. Ведь здешнее меню остается неизменным целое столетие. Как и при королеве Виктории, гостям подают бульон «Виндзор», а когда доходит очередь до ростбифа, подкатывают знаменитый серебряный стол (когда Сингапур был захвачен японцами, этот стол закопали в землю, чтобы не пришлось угощать с него оккупантов).

Рядом со старинным трехэтажным зданием «Раффлз-отеля» вырос ультрасовременный гостиничный комплекс Раффлз-Сити. Он имеет 72 этажа. Это самая высокая в мире гостиница и самый высокий небоскреб за пределами Соединенных Штатов. Соседство двух сооружений, носящих имя одного и того же человека, напоминает о том, что в Сингапуре вплотную сошлись век XIX и век XXI. Небоскреб Раффлз-Сити олицетворяет собой апофеоз строительного бума, который позволил Сингапуру совершить стремительный взлет, подобно Японии 60-70-х годов.