Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

А еще низкий каменный дом для старшего командно-преподавательского состава. Тут же штаб, тут же крохотный медпункт.

Отдельно стоит небольшой ПУТС на три человека. В ней живут два пленных немца из соединения «Эдельвейс» — высококлассные специалисты по подрывным работам в горах. С ними же их переводчик. Сотрудник ГПУ, МГБ и НКВД еще с довоенных времен.

Спортгородок прямо под козырьком нависающих скал: фермы с перекладинами на пятиметровой высоте с канатами, шестами, веревочными лестницами...

Чучела для отработки метания ножа, рукопашного боя. Для обучения убивать любым способом...

На краю плато, на фоне заснеженных вершин ледника Туюк-су, тир для короткоствольного оружия —

пистолетов, автоматов.

* * *

СТОЛОВАЯ ДИВЕРСИОННОЙ ШКОЛЫ. ДЕНЬ

Ни одного патриотического лозунга, ни одного военного плаката, ни одного портрета. Висят по стенам рисованные инструкции по плетению различных альпинистских узлов, по вбиванию скальных крючьев в расщелины, по методам страхования при восхождении, сверлении шурфов для закладки взрывчатки, весовые характеристики толовых шашек, взрывателей, поджогов бикфордова шнура, оказанию первой медицинской помощи...

За ближайшими столами сидит весь командно-преподавательский состав школы. Все в горных ботинках, свитерах, штормовках... Никакой военной формы. Только горно-спортивная экипировка.

Напротив в пятнистых штанах, свитере и меховом жилете стоит полковник Антон Вячеславович Вишневецкий.

— Кто отсутствует? — спрашивает Вишневецкий.

— Радист, — отвечает один из сидящих.

— Нормально, — говорит Вишневецкий, — должен же кто-то в лавке остаться?.. Итак, за пять месяцев мы обязаны подготовить пять групп горноальпийских диверсантов, готовых к безоговорочному выполнению самых гибельных заданий и операций. Каждая группа будет насчитывать восемь исполнителей. Прибудет сюда человек пятьдесят. Наркомат прогнозирует естественный отсев двадцати процентов: обморожения, срывы со скал, лавины, оползни, обрывы страховок, самострелы, неосторожное обращение с оружием, взрывчаткой, парашютная подготовка. Драки... И не ждите появления взрослых громил из фронтовых киносборников и легенд Политуправления Армии... Это будут четырнадцати— и пятнадцатилетние малолетние преступники из КПЗ, колоний и детприемников. Воры-рецидивисты, карманники, грабители, налетчики и убийцы. Они ничего не боятся — ни Бога, ни черта, ни Советской власти. Каждый из них — законченная озлобленная сволочь!

Вишневецкий посмотрел на немцев и переводчика, спросил:

— Успеваете переводить?

— Так точно.

— Если не будете успевать, останавливайте меня. Я повторю.

— Вопрос, Антон Вячеславович! — поднял руку кто-то.

— Слушаю вас.

— Зачем же детей в это втравливать? Какие бы они ни были...

— Выводы наших наркоматских психологов: в четырнадцать, пятнадцать лет в подростковом организме наступает период бурного полового созревания. В этот период подросток всегда ошибочно преувеличивает свои возможности. И это лишает его ощущения опасности. Что для нас невероятно важно! Не говоря о том, что именно в этом возрасте они наиболее обучаемы новым физически-двигательным навыкам с острейшей конкурентно-сопернической направленностью. Что обязательно нужно использовать в учебном процессе. Контакты с ними будут затруднены полным отсутствием у них так называемого понятия АВТОРИТЕТ ВЗРОСЛОГО. Не ждите от них ни страха перед вами, ни уважения к вам. И постарайтесь, по мере возможности, не поворачиваться к ним спиной. Все, чему вы их научите, в неожиданный момент может обернуться против вас. Вопросы есть?

— Есть вопросик... — лениво произнес инструктор-горнолыжник. — А вот те двадцать процентов усушки и утруски, что прогнозируют наши теоретики, — обмороженные, раненые... Те, кто все-таки останется в живых, их куда? Лечить, отчислять?..

Вишневецкий помолчал, подумал и решился ответить:

— Таких приказано спускать из лагеря

«вниз». Там, насколько я знаю, их будут ликвидировать как носителей совершенно секретной информации.

Наступила тягостная пауза. Слышно было только невнятное бормотание переводчика к склонившимся к нему двум немцам.

Наконец тренер по рукопашному бою решился спросить:

— Значит, это может произойти и с любым из нас?..

Тринадцать пар глаз вонзились в полковника Вишневецкого.

— Не думаю, — неуверенно проговорил Вишневецкий. — Мы все-таки сотрудники системы, и я надеюсь, что к нам будут предъявлены иные меры ответственности. Впрочем, могу это уточнить...

— Да, уж сделай милость, Антон. Уточни, — сказал седой кряжистый кладовщик.

— Для тебя, Паша, узнаю персонально, — ухмыльнулся Вишневецкий. — Шлепнут нас всех потом или дадут дожить до конца войны.

Все попытались рассмеяться.

Кроме немцев-взрывников. То ли юмора не хватило, то ли перевод был неточным, немцы все поняли как надо — впрямую.

— Нас кто-нибудь блокирует снизу? — раздался вопрос.

Вишневецкий обрадовался смене темы:

— На четыреста метров ниже, на базе бывшего Горельника, как по нашей стороне, так и со стороны ущелья Чимбулак, все подходы к нашей школе перекрыты специальным батальоном охраны, не имеющим ни малейшего представления об охраняемом объекте. Кстати, доктор! Там отличная санчасть с очень симпатичной докторицей — капитаном медслужбы...

— Ну, это же все меняет! — восхитился доктор. — А то взялись нас запугивать!..

Вот теперь все действительно развеселились. Вишневецкий тоже улыбнулся.

— Да!.. Чуть было не забыл... Никаких званий, фамилий! Только имена-отчества. Это требование Главка. А контингент — лучше всего по кличкам. Они, слава Богу, есть у каждого в его уголовном деле. Ознакомьтесь. Послезавтра начинает прибывать наша «клиентура». Получите личное оружие и готовьтесь к приему. И чтобы, как писал товарищ Константин Симонов, — «ни любви, ни тоски, ни жалости!..»

* * *

УЗКАЯ КАМЕНИСТАЯ ДОРОГА В ГОРАХ... РАННЕЕ УТРО

По узенькой каменистой горной дороге, натужно ревя двигателем, ползет вверх ЗИС-5 с белым фургоном, по бортам которого написано: «Казплодовощторг».

Именно этот фургон мы уже видели у здания Казахского НКВД.

На особо крутых участках овощной фургон переходит на совсем нижнюю передачу, двигатель разражается воем и фургон продолжает свое неумолимое движение наверх...

В кабине гражданские водитель и пассажир. Только у пассажира в ногах лежит автомат. Не с круглым диском, а с новомодным рожком.

* * *

ВНУТРИ ОВОЩНОГО ФУРГОНА...

...а изнутри белый фургон «Казплодовощторга» — нормальный, черный, без единого окошечка, глухой тюремный «воронок» для перевозки заключенных. И «обезьянник» для них — самый что ни есть тюряжный, с выгороженным отделением для конвоя.

Два вооруженных конвоира — сопровождающие. Но не в форме, а в штатском.

Кроме Котьки-художника и Тяпы, в «обезьяннике» еще несколько пацанов. Все они отгорожены от конвоя железной решеткой с дверью.

Тускло горит в «обезьяннике» двенадцативольтовая лампочка. Плафончик заармирован толстой решеткой, как и положено в «воронках».

Тощий пацан в наколках забился в угол — втихаря «смолит косуху». То есть курит «козью ножку», в которой табак смешан с анашой. С планом...

Конвойный потянул носом, учуял характерный запах плана, увидел пацана с косухой, негромко приказал:

— Ну-ка погаси немедленно!

Перекурившийся пацан поднимает, соловые глаза, еле ворочая языком, говорит сопровождающему:

Поделиться с друзьями: