Свой кусочек счастья
Шрифт:
Марина сама удивлялась своей смелости и своим желаниям, но главное, что Илья совсем не был против.
"Ну, будь что будет!" — решила она, чувствуя себя слегка шальной и пьяной от возбуждения.
— Хочу белый костюм, ты мне так в нем нравишься… и в другом тоже… нет, надо остановиться на чем-то, — засмеялась она.
— Чувствую себя призом, немного напоминает Венгу, — заметил Илья.
— Все нормально? Точно, все хорошо? — осторожно спросила Марина.
— Вот ведь дожил, девушка обо мне беспокоится…
Каждая девочка хочет получить своего принца. Может, и не каждая,
— А что это? — Марина держала в руках какие-то алые не то ленты, только широкие, не то шарфы, только узкие…
— Это? — Илья честно попытался вспомнить, — кажется, после передачи какой-то остались, реквизит для какого-то номера.
— А если я их использую для другого номера? — она улыбнулась, и улыбка было немного хищной. Мужчина, знакомый с венговскими женщинами, должен бы был насторожиться. Или, наоборот, расслабиться и позволить женщине все.
Марина
Алые ленты на загорелой коже… не знаю, когда он успел загореть, ведь никуда на юг не летал — может, просто смуглая кожа. Красивая гладкая кожа цвета меда, напряжённые мышцы под кожей, светлые выгоревшие волосы, которые так хочется взлохматить рукой — никогда так мужчиной не любовалась. Впрочем, никогда мужчина и не нравился мне настолько, чтобы голову сносило от слабого аромата его дорогой туалетной воды, чей свежий запах ассоциируется у меня только с ним.
— Смелый ты, — шепчу я. — Я вот сама себя сейчас боюсь, а ты, похоже, нет.
— Отбоялся свое, — неожиданно серьезно отвечает Илья. — Если меня девушка принимает со всеми проблемами, то я точно не буду ей мешать ни в чем.
Костюм белый я с него не снимала, только рубашку расстегнула, и ленты — на запястьях и на ногах; как смогла, я их привязала к столбикам кровати. Сказка про принца становится уже для взрослых девочек — своего принца я почти похитила, да ещё и привязала теперь, чтобы уж наверняка. Правда, не вижу, чтобы он протестовал. Наоборот, он искренне веселится, пытаясь щекой дотянуться до руки и стереть слезы смеха.
— Нет, ну это вообще произвол, — я возмущаюсь с очень серьезным видом, — так смеяться над девушкой, которая старается. Вот у меня сейчас настроение опустится…
— Главное, чтобы у меня ничего не опустилось, — я делаю большие изумленные и возмущенные глаза, а он продолжает: — Да, я притворялся до этого интеллигентным, но больше не могу!
Неинтеллигентно хохочем вместе, потому что, кажется, у обоих прорвало, и сейчас рушатся и исчезают страхи сделать не так, быть не понятыми…
— Чтобы было оправдание, надо напиться, наверное, — шепчу я ему в ухо.
— Ну, напиваться надо было раньше, чтобы оправдание было, — задумчиво говорит Илья. — Но и сейчас можно, ещё не поздно.
В холодильнике обнаруживаю шампанское — готовился к приходу дамы, хотя, может, у творческих людей всегда оно там ждёт своего часа? Последнее предположение меня очень веселит, потому что Илья явно не из тех, кто наедине расслабляется с дамским напитком. Он вообще редко расслабляется, по моему… Буду это исправлять.
Холодное играющее пузырьками шампанское льется в два бокала, я отпиваю из одного — точно меня ждал, я больше
люблю полусладкое; второй бокал приношу Илье. Пришлось развязать одну руку, чтобы было удобнее пить, хотя ленты у меня и так чисто символически были привязаны, больше для красоты.Игристое содержимое бокала совершенно случайно проливается ему на грудь, и я пробую напиток по-новому — с его кожи.
— Надо же — я всю жизнь бегал от чего-то неправильного, по моему мнению, добегался до Венги, — тихо говорит Илья, поглаживая мои волосы и забираясь в вырез платья на спине, куда может дотянуться свободной рукой. — А потом думал, что никогда в жизни уже не будет у меня нормальных отношений, а всяких связываний я на три жизни вперёд там наелся… А вышло все вот так.
— Ты слишком много думаешь, — отвечаю я. — Впрочем, я тоже такая же. Но сейчас буду делать только то, что хочу!
А хотела я показать, что он мой, и попробовать доставить удовольствие, даже не знаю, ему или себе… Так что, пока привязан, буду постепенно раздевать и пробовать… на вкус. Потом, может, даже развяжу.
Глава 21
О том, что Илья — перфекционист, Марина знала и раньше, а сейчас лишний раз убедилась. На любом выступлении — на своем сольнике, или при исполнении хотя бы одной песни в сборном концерте — он старался выложиться полностью, не признавая «и так сойдет».
К конкурсным проектам на галловидении он начинал готовиться загодя, сам себя выжимая и физически, и морально; неудачи переживал слишком сильно. К неудачам он относил какие-то, известные только ему, замыслы, которые ему не удалось реализовать, ну и, естественно, низкие оценки судей.
Марина попробовала сказать, что со стороны все смотрится идеально, а судьи… кто сказал, что они лучше его, профессиональнее? Элементарную зависть к чужому успеху никто не отменял.
Илья слушал, соглашался, вот только было понятно — соглашается только для того, чтобы с ней не спорить, а в душе остается при своем мнении.
Один раз она просто не выдержала и спросила:
— Я зритель, сторонний зритель. Тебе совсем не интересно мое мнение, ты уверен, что все было плохо?
Почти сразу же ей стало стыдно за свою вспышку: Илья расстроился из-за того, что не сумел скрыть эмоции, а вот в том, что все было отлично, она так и не сумела его убедить.
Зато было просто нереально смотреть на него из зала и видеть красивого, талантливого, увлекающего зал за собой человека, и знать — он принадлежит ей. Ну, похоже, что вначале — сцене, а потом — ей, но к сцене, которая была его жизнью, ревновать сложно и глупо.
Новый проект высасывал, кажется, все соки из исполнителей, по крайней мере, Илья с его начала был просто выжатым. Он старался не показывать вида, памятуя, чем закончилось в прошлый раз противостояние его работы и призвания, и личной жизни… В этот раз он уже решил для себя — если поймет, что все плохо в его новых отношениях из-за загруженности на работе — он пересмотрит свой график.
Это будет больно и трудно — отказаться от каких-то проектов и выступлений, но он сейчас понимал, что для него важнее в жизни. Может, действительно нужен кто-то, кому он не безразличен, кто скажет: "Выбирай". И он знал, что сейчас он выберет Марину. Но, всё-таки, до последнего надеялся, что сможет совместить одно с другим. Он иногда с тревогой посматривал на свою девушку, но пока она не ставила условие: " Или я — или работа".