Свой в своей стране

— Ты уверен, что у тебя получится? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. — А то я бы написал пару писем… так, своим.

— Ты напишешь, — сказал Даниил, — когда вернёшься. И да, я уверен.

— Что мне делать?

— Для начала коснись кристалла.

Я протянул руку и не мешкая, пока меня не покинула решимость, коснулся рубиновой поверхности.

В первую секунду показалось, что ничего значимого не произошло. И только потом я осознал: страх ушёл, как отступает волна во время отлива на море. Только тоска осталась где-то под сердцем.

— Спасибо, — неожиданно для себя самого сказал я.

— Тебе спасибо, Андрей, — ответил Даниил. — Ты готов?

— Разве к этому можно быть готовым? — улыбнулся я.

— Ты прав. Нельзя, — кивнул Даниил, после чего достал из кармана спортивных штанов небольшую трубочку с резиновым мундштуком. — Это вместо акваланга. Иначе до места ты просто не доберёшься. И вот это возьми, — в его руках появился чёрный браслет, который он тут же закрепил у меня на запястье. — Он будет вибрировать, если ты отклонишься от пути.

— Когда? — спросил я. — Сколько есть времени?

— Его нет, — ответил Даниил. — Я тянул до последнего. Никак не мог решиться просить…

— Зря, — сказал я. — Как это будет?

— Не знаю точно. Может, прибор откажет. А, может, твоё сердце. Но это не важно. Главное то, что будет потом.

— Ясно, — кивнул я.

После чего встал и направился к выходу из салона. Даниил остался на месте.

Из романа «Город под горой»

Ярко светило солнце. В жарком воздухе плавал сосновый запах. Он щурился, подставляя солнцу лицо. Говорят, сосновый лес лечебный для лёгочников. Ему бы хотелось в это верить. Лёгкие были его слабым местом, с того момента, как незалеченный вовремя туберкулёз повредил их. Тогда, на Колыме, он не предавал особого значения своему состоянию. Работа была важнее всего. И дело было даже не в том, что государство и партия требовали ни перед чем не останавливаться. Его захватывало ощущение божественной мощи, теперь доступной его разуму и рукам.

А лёгкие… да, когда он потерял сознание на третьем тестовом участке в присутствии Сыщика, его отправили в санаторий на Кавказе, где было замечательное горное озеро и самшитовые леса. Тамошние врачи говорили, что в том состоянии, до которого он довёл себя, у него не было бы никаких шансов выжить ещё лет пять назад. Теперь же появились новые препараты, а с ними и программы реабилитации, которые достали его с того света.

Во время перелёта он бредил. Ему казалось, что он несётся среди облаков на ангельских крыльях, а внизу лежит страна — такая, какой она должна обязательно стать. Ради чего они работали и были готовы положить свою жизнь.

От страшной войны там не осталось и следа. Красивые города с прекрасными зданиями и парками. Зоны отдыха и развлечений. Наукограды. Космодромы… и надо всем этим объединяющей и всепобеждающей силой парит алое знамя!

Нет, он не думал, что жизнь в той новой стране стала легче. Он вообще считал, что лёгкость — это ловушка сознания. Когда что-то даётся слишком легко, жди беды. Вот только трудности там совершенно другого уровня. Больше никто не думает о том, как бы прожить на карточки до конца месяца и положенного пайка. Нет очередей за красивыми вещами: потому что сделать это очень просто.

Куда сложнее раздвигать горизонты. Следовать пути познания, принимать научные вызовы.

Он видел, как взлетают в космос корабли. И это не те жалкие химические ракеты, которые делают сейчас. Там… что-то принципиально новое.

С этим видением перед глазами он готов был расстаться с жизнью. Но вместо этого одним таким же прекрасным весенним утром он открыл глаза и увидел за распахнутым окном самшитовую рощу.

Тело было слабо, но он заставил его встать.

Тут же подбежала дежурная сестра, а потом и доктор, который занимался его случаем. Началась долгая и изнурительная программа реабилитации. И он с честью её прошёл, невзирая ни на какие трудности: потому что иначе ему было бы стыдно перед потомками, чей образ так ярко рисовался в бреду. Уже потом он узнал, что центр реабилитации находился на территории дачи Верховного. И тогда он порадовался, что не сдался. Потому что стыдиться было нечего.

В такие жаркие дни где-то в глубине его существа поднималась волна чувства, совсем неуместного в его работе. Ему хотелось пробежаться до седьмого пота по дорожке на городском стадионе, потом подтянуться на гимнастическом комплексе, чувствуя, как ноют мышцы… он ведь когда-то на полном серьёзе хотел стать спортсменом. Но голодная тыловая жизнь во время войны, холод и лишения превратили его в тщедушного очкарика. И тогда он решил, что сила разума — важнее.

В чём-то он, возможно, был прав. Но что поделать, если сейчас из него прорастало нераскрытое, подавленное, задвинутое в дальний угол.

Жизнь должна быть гармоничной. Человек — это не мозги в банке. Это ещё и чувства, устремления. Можно сколько угодно иронизировать над этим, но ведь и в космос человека выведет именно чувство. Потому что космические программы не имеют рационального объяснения. Роботы и автоматы всё сделают куда лучше. В конце концов, даже нацисты поняли, что живой пилот в дальнобойных ракетах излишнее и ненадёжное звено…

Он вздохнул. Как странно всё получается в научном мире. Ядовитая гадина, выросшая на западе, создала внутри себя научный кокон, напитала его ошибочной, но такой привлекательной идеологией — и люди пошли за ней. Создали то, что казалось невозможным.

И ушлые американцы прекрасно понимали, что люди могут быть важнее машин и чертежей. У них теперь есть Фон Браун, верный прислужник, легко сменивший павшего хозяина. Впрочем, павшего ли? Многие считают, что зло просто сменило личину, избегая полного разгрома, чтобы зализать раны и взять реванш…

Но ведь и среди полной черноты находятся люди, способные видеть свет истины. Ему было прекрасно известно происхождение материалов, которые в разы ускорили реализацию проекта. Он не знал, кем они были, но проникся героикой их поступка.

Он не имел права проиграть. Хотя положение было, прямо скажем, безнадёжным.

Готовилась большая ядерная война. Единственное, чего не хватало для его начала — это числа зарядов, которые давали гарантированную победу той стороне. Но они спокойно и методично продолжали их накапливать, справедливо рассчитав, что Советы не успеют развернуть достаточные производственные мощности. Что мы отстаём на десятилетия.

Им казалось, что надо всего лишь подождать.

И вот тут он придумал то, что дало шанс новой жизни. Способ обойти все ограничения на работу реакторов.

Потому что он знал, что такое сибирские реки, знал их мощь… а ещё потому, что ему помогали.

Потому что у него был свой Чёрный Монах. И так же, как когда-то он смертельно боялся его появления — так же теперь он его ждал.

И предчувствие его не обмануло.

— Любуешься плодами трудов своих? — знакомый голос за спиной.

— Чтобы любоваться, надо это видеть, — возразил он. — А что отсюда разглядишь?

И действительно: перед его взором была только покрытая лесом гора, или сопка, как это было принято говорить у них. А ещё уходящие вдаль среди леса электрифицированные пути.