Своя чужая жизнь

– Действительно! Что поделаешь? – Надя неприятно засмеялась. – Что можно взять с глупой блондинки?

– Ты не глупая, а пьяная.

– Ну и что? – Надя захлопала глазами. – Мне запрещено пить? С каких это пор?

– Тебе многое позволено, – пробормотал Вениамин. – Почему ты босиком? Где твоя обувь?

– Я же говорила, что надо записать номер его машины! Мои босоножки остались в такси, а каблук у меня в сумочке. Веня, давай догоним эту машину и заберем мои…

– Идем домой, – сказал Вениамин, еле сдерживаясь. Он презирал пьющих женщин, но Надю в таком состоянии видел впервые. – Я куплю тебе новые босоножки. В чем проблема?

– Нет! – Женщина отстранилась от него и чуть не упала. – Это мои любимые босоножки! Ты купил мне их в Германии. Нет, кажется, в Испании… Или все-таки в Германии?

– Господи, что может быть отвратительнее пьяной женщины? – сказал Вениамин и ловко подхватил Надю на руки.

Она сразу как-то сникла, подчиняясь его сильным рукам.

– Ты прав, – тихо проговорила Надя. – Пьяная женщина – это ужасно.

– Откуда ты можешь это знать?

– Я все знаю, – сказала Надя с улыбкой, но от внимательного взгляда Вениамина не укрылась грусть в ее глазах.

– Твоя мать пила, не так ли?

– Пусти меня! – Надя стала на ноги и оттолкнула мужа. – Прости. Я сегодня нажралась как свинья. Знаешь, мне самой противно…

Она повернулась и хотела направиться в ванную, но Вениамин схватил ее за руку и резко повернул лицом к себе.

– Не уходи от ответа, – произнес он настойчиво, не замечая, что сильно, до боли, сжимает ее кисть.

– Ты о чем-то меня спросил? – пролепетала Надя, и Вениамин увидел в ее глазах неподдельный, плохо скрываемый страх. Не растерянность, а именно панический страх.

– Я спросил тебя, Надя, пила ли твоя мать? – повторил он, четко произнося каждое слово.

– Ка… какая мать?

Надя выглядела испуганной и беспомощной – такой же, как в тот день, когда он ее спас, и Вениамин чуть было не отступил. Но все же нашел в себе силы встряхнуть жену за плечи и настойчиво, даже грубо произнести:

– Хватит притворяться! Я живу с тобой столько лет, а ты все молчишь, молчишь, молчишь! Ты прекрасно поняла мой вопрос. Не стоит делать из меня посмешище.

– Посмешище? Что ты несешь?!

– Я ничего не знаю о своей жене. Не знаю, откуда она родом, кто ее родители, как она оказалась одна ночью у дороги. Это неправильно! И несправедливо по отношению ко мне. Ты со мной согласна?

– Нет.

– Но почему?! – крикнул Вениамин.

– Ты ничего не знаешь о своих родителях, и это не мешает нам спокойно жить. Я же не прошу тебя их найти…

– Как ты можешь сравнивать? Меня просто выбросили, как ненужную вещь. Но у тебя же было совсем по-другому, ведь так?

– Что ты хочешь услышать? – устало спросила Надя, и Вениамину на миг показалось, что она готова ему открыться.

– Расскажи мне, как ты жила до встречи со мной, – попросил он, слегка поглаживая ее шелковистые волосы кончиками пальцев.

– До встречи с тобой я не жила, – ответила она холодно, без эмоций.

– Не зли меня, – с трудом сдерживаясь, процедил Вениамин сквозь зубы. – Я хочу сейчас, немедленно, сию минуту услышать ответы на все свои вопросы. Ты меня поняла?

– Я чувствую себя, как на допросе, – сказала Надя, окончательно протрезвев.

– Хорошо. – Вениамин выдохнул воздух, который сдавливал ему горло. – Давай спокойно обо всем поговорим.

– Я хочу спать.

– Тогда идем в спальню.

Надя прилегла на широкую кровать и уставилась в потолок.

– Что ты молчишь? – тихо спросил Вениамин, присаживаясь рядом.

– Мне нечего говорить. Если ты хочешь узнать о моем прошлом, могу сказать одно: я сожгла за собой все мосты. Точнее, не сожгла, а взорвала, чтобы за клубами пыли не видеть никого и ничего. Не видеть и не помнить. Не помнить и не видеть! У меня нет прошлого! Понимаешь?

– Наверное, кто-то причинил тебе боль, но ведь было хоть что-то хорошее в твоей прежней жизни?

– Возможно. Но я начала новую жизнь, чтобы ничто не напоминало мне о прошлом. Люди имеют право выбора и всегда могут начать с чистого листа. Я воспользовалась этим правом. В этом нет ничего плохого.

– Так не бывает, милая. Убийца, ставший на праведный путь, никогда не сможет забыть свою жертву. До последнего вздоха перед его глазами будет стоять ее образ. И, сколько бы он ни сделал хорошего, ему не удастся выбросить из памяти человека, у которого он отнял жизнь. Никто не убедит меня в обратном. Человеческая память хранит прошлое, и нам никуда от этого не деться.

– Я не оставила в своей душе места для прошлого.

– Хоть что-то ты можешь рассказать о себе?

– Не сейчас.

– А когда? Завтра? Послезавтра? Или через двадцать лет? Сколько прикажешь ждать? – Вениамин утратил над собой контроль. – Предлагаешь мне опять теряться в догадках, строить домыслы?

– Зачем? – просила Надя тихо. – Давай спать. Уже поздно, и у меня жутко болит голова.

– Разговор, стало быть, у нас не получился. – Вениамин вскочил с постели и взволнованно заходил по комнате. – Хорошо! Прекрасно! Просто замечательно! Отложим его на неопределенное время.

Надя продолжала безучастно смотреть в потолок. У нее было спокойное, бесстрастное лицо, словно она находилась в полузабытьи. Казалось, возмущение Вениамина ее не задело, не затронуло наболевшую рану.

– Мне ничего не остается, как ждать, когда моя женушка соизволит рассказать о своих предках. – Вениамин никак не мог успокоиться. – Возможно, она из семьи священника? Или ее мать – сельская учительница? Нет-нет! У Нади голубая кровь, ее корни тянутся от самих Романовых. Разве не заметно, какие у нее движения? Аристократические! А может, все иначе? Мать сдала тебя в детский дом и забыла? Или она пила до потери пульса? А?

– Зачем ты так со мной? – спросила Надя тихим, каким-то чужим голосом, но Вениамин уже не мог остановиться.

– Я? С тобой?! Это ты со мной играешь в прятки!

– Что ты имеешь в виду?

– Ты не думала о том, что мне хотелось бы больше знать о своей жене?

– Что это изменит? Мы ведь как-то жили до сегодняшнего дня, и все было нормально.

– Это у тебя, дорогая, все было нормально! Потому что ты не пыталась поставить себя на мое место, чтобы понять, о чем я думаю, что меня терзает. Тебе на меня просто наплевать!