Своя Игра

— Что, предпочел бы всю жизнь муратом бегать? — насмешливо сощурился мелкий.

— Нет, — съязвил его братец, — предпочитаю изучать куриц.

— Отличная идея, — широко улыбнулся Умник, — ты, главное, ночную жизнь куриц не изучай. Клюются сильно, — невинно похлопав ресницами, пояснил он. — И вообще, давайте-ка мы лучше с другой живности начнем.

— И? — наши голоса слились в едином порыве.

— И вы ее, вернее, его очень хорошо знаете. И я бы тоже не отказался узнать дорогого дядюшку поближе.

— Дорогого дядюшку?

Удивление… нет, скорее легкую заинтересованность выказали только вампиры, я же была изумлена не на шутку. Умар ал'Никс, грейм, умный и хитрый тип, хоть и раздолбай при этом, доверился кому-то настолько, что готов рассказать о себе всю правду? Это нечто…

"Ну, положим не всю, — усмехнулось это нечто, — и не только о себе. Но нам не помешают сообщники… помощники, я хотел сказать", — хихикнул он.

Ага, изменился он как же, размечталась.

Хотя тут он прав, сообщники-помощники нам не помешают — и наладить контакт с ал'Руотом будет проще, они его друзья как-никак.

— О, — протянул Умник. — Это не просто дорогой дядюшка, он по истине бесценен. Расскажу-ка я вам одну сказочку. Рассаживайтесь поудобнее. В стародавние времена, когда о катастрофе никто и не слышал, да что там, и миров Калейдоскопа еще не существовало, в Эршании, чудеснейшем из миров, жили греймы. Маги, по сравнению с которыми местные колдунишки, что муравьи супротив аражей.

— Ха, — перебил его вредный кот, — если муравьев много, им и стая аражей не страшна. Не съедят, так затопчут.

— Очень может быть, — усмехнулся представитель "стаи аражей", — но не в данном случае. Любой из здешних муравьев при всем желании не создаст нового мира, а греймы могли. Собственно, и Калейдоскоп, все четыре мира, были созданы моим дедом.

— Вот уж действительно сказочка, — фыркнул Талл, слизывая с губ остатки томатного сока, — шаффты создали Мэйдес и стали жрать его обитателей.

— А что? — не унимался Бумер. — Люди ж тоже выращивают коров, коз там разных и куриц.

— Только миры для этого не строят.

— Не строят, — кивнул шаффт, — потому что не умеют. Шаффты, впрочем, тоже. Да и греймы почти все разучились. Один остался…

— Твой дядюшка? — догадался Ксан.

— Он самый, — вздохнул Умник, — мой дядя и… ваш друг, — закончил он, кивая на распахнувшуюся дверь.

— Дядя? — хмыкнул сонно потирающий глаза мальчишка. — Я? Эк у меня родственничков-то привалило. Сначала эльфийский Князь, теперь вот племянник из шаффтов.

— Из греймов, — поправил тот, вставая и подтаскивая к столу еще одно кресло. — Садись, дядюшка. История длинная.

— Не боишься нарушить правила? — спросила я, пододвигая Ильсану остатки яблочного пирога.

— Правила? — шаффт зачерпнул огромной лапищей и щедро сыпанул к пирогу ягод и маленьких круглых орехов. — Да я уже нарушил все, что только можно. Как и Координатор. Только я нарушил придуманные им правила, а он… губит миры. Я не знал… Думал, игра. Всего лишь игра. Думал, если мы в результате реально поможем Калейдоскопу, то небольшая игра не повредит. Не повредит… — задумчиво повторил он. — Но и не поможет. Несколько ходов там, где нужно множество. Нужна магическая страховка, чтобы Сдвиги заново не погубили собираемые миры. Нужна политика. Совместное участие всех народов, ведь границы худо-бедно устоявшихся государств будут нарушены. Нужны новые законы. Нужна армия, которая будет контролировать безопасность на дорогах. Нужны маги. Сильные маги, чтобы удержать скрепы… — Умар на миг замолчал, лишь уголки губ нервно подергивались, — и панику. Не нужен только Координатор. Но от него без помощи Совета греймов не избавиться.

— Да ты никак миры собрать удумал? — недоверчиво покачал головой Ксантай, откинув за спину ярко-красные косички.

— Не я, — улыбнулся грейм, указав на Ильсана. — Он.

— Я? — изо рта мальчишки от изумления аж пирог выпал, вместе с яблоками.

— Ну не я же, — возмутился Умник. — Как говорит одна небезызвестная личность, можно и шерстку попортить. А она у меня ценная, эксклюзивно пупырчатая.

— Я вижу, — мрачно буркнул Ильсан.

— Да ладно, мелкий, не ссы, — подмигнул ему племянничек, — поможем.

— А кто сказал, что я согласен? Думаешь, оно мне нужно? — мальчишка вскочил, не замечая, как стакан сока опрокидывается, оставляя на скатерти красную кровавую рану. — Я не герой. Я… я… Да сыт я по горло всеми этими приключениями. Спасти миры. Да я даже сестру спасти не могу.

— С твоей сестрой все в порядке, — я обняла паренька за плечи, а тот вцепился в меня, будто в соломинку. — Она сейчас в Кадаре, в безопасности.

— Это неправда, — шептал он, не слушая меня и, казалось, ничего не замечая вокруг, — это неправда. Это не я. Не я. Я не мог. Не мог. Катастрофа. Это неправда…

— Конечно, неправда, — ласково сказала я, запуская в драгоценного муженька яблоком, прихваченным со стола.

Опустилась в кресло, увлекая за собой Ильсана. Тот покорно уселся на колени, даже не осознавая этого, обнял меня за шею, срывающим голосом рассказывая ужасающую в своей достоверности историю. Перед глазами, будто наяву, вставал зал жизни с голубым, как небо, потолком и зеленой травой ковра на полу, с четырьмя огромными шарами, висящими в воздухе над постаментами. Отчаянный крик. И летящие во все стороны осколки.

— Это не я. Я не хотел, — голос мальчика стих до еле слышного шепота, лишь плечи мелко вздрагивали от сдерживаемых рыданий.

— Интересные подробности… — Умника мой сжатый кулак совсем не впечатлил. — Только с официальной версией не совсем сходятся. Так что, парень, может, и не ты. А зная Нарвиса, можно сказать, что точно не ты. Или не ты один…

— Ты знаешь Нарвиса? — изумленно повернулся к нему Ильсан, забыв и про рыдания, и про последнюю фразу Умара. — Он что, живой?

— Живой, — кивнул шаффт. — Что ж ему сделается?

— В смысле, настоящий, — поправился Ильсан. Ильсар. Ильс. — Не видение.

— И уж точно не видение, — со вздохом ответил Умар.

Полуэльф расстроенно опустил голову, но грустить ему не позволили.

— Я помню чудное виденье, — покопавшись в моей голове, пропел Бумер, по своей привычке все переиначив:

Передо мной явилась ты,

Хочу сожрать, забыв сомненья,

Кусочек дивной колбасы.

Слово у лингрэ никогда не расходилось с делом, и тарелка с колбаской стремительно пустела. Наблюдающий за этим Ильс хихикнул, попытался устроиться поудобнее и наконец заметил где и как он сидит.