СВР. Из жизни разведчиков

А ведь с сыном «Фреда» и «Хельги» случай далеко не единственный.

Начальство не препятствовало. Считалось, что нелегалы будут выглядеть в глазах окружающих более уважаемыми и солидными людьми, если у них есть дети. Значит, меньше возможностей для возникновения каких-либо сомнений, подозрений, зацепок, с чего обычно начинает контрразведка.

Что ж, может быть, это все правильно и целесообразно.

Но стоит ли калечить души детей ради того, чтобы их родители успешно выполняли секретную миссию, какими бы высокими целями она не оправдывалась?

Занятый этими мыслями, я повернул на тихую Беклинштрассе.

Двухэтажная вилла пряталась среди больших деревьев.

Начало октября выдалось по-летнему теплым. Листва чуть-чуть поредела и оставалась по-прежнему зеленой.

Мы подъехали к невысокому металлическому забору.

Я обогнул зеленую лужайку. У крыльца стояла «Магда», моя жена и верная помощница, десять лет делившая со мной частые горести и редкие радости шпионской службы. Передав ее заботам истомившегося мальчика и «Хельгу», мы с «Фредом» принялись в темпе разгружать «опель-капитан», чтобы его поклажа не мозолила любопытные глаза. Они могли быть везде, даже на этой тихой улочке.

Нелегальное семейство разместилось в двух спальных комнатах на втором этаже. Там была еще одна спальня, кабинет и ванная с туалетом. А на первом этаже, чтобы закончить беглое описание виллы, — холл, гостиная, столовая, кухня, кладовые, вторая ванная комната и туалет. В подвале — установка для водяного отопления и гараж на два автомобиля.

Едва я закончил хлопоты по устройству гостей, как подошел хозяин виллы «Чико», наш сотрудник, который с женой занимал трехкомнатный флигель.

Там в хитро замаскированном тайнике находилась быстродействующая рация, гордость отдела агентурно-оперативной связи Центра.

«Чико» обслуживал ее и выполнял обязанности шифровальщика.

— Срочная депеша, — сказал он и протянул он мне листок бумаги.

На этот раз радиограмма была заделана моим личным шифром.

К нему начальство прибегало редко, только когда речь шла о сверхсекретных делах.

Конечно же, это был ответ Центра на мое вчерашнее сообщение о «Фреде».

Оставив незадачливого нелегала, я удалился в кабинет и привычно расшифровал столбцы цифр.

«05 октября 1950 г. 09 час. 34 мин.

Сов. секретно Только лично

Согласны с вашими предложениями по переводу «Фреда» с семьей на конспиративную квартиру. Примите все меры по его безопасности. Подготовьте к отправке в Москву. Завтра за ними пришлем самолет на военный аэродром в Бадене. Вылет назначен на 14 часов по московскому времени. Командованию группы войск даны необходимые указания. Постарайтесь выяснить у «Фреда» возможную причину его провала. Пусть он основательно подготовится к подробному докладу по этому вопросу сразу по прибытии в Центр.

Урбан»

Я облегченно вздохнул.

Телеграмма поставила все на свои места.

Она, собственно, санкционировала то, что я уже сделал, еще не получив «добро» от начальства. Но в данной ситуации мне пришлось взять ответственность на себя. Я залез, как говорят у нас, «поперек батьки в пекло». И это могло кончиться для меня весьма плачевно.

Теперь же все в порядке.

Моя рука потянулась к зажигалке, чтобы сжечь шифровку. Но, подумав, я решил ознакомить «Фреда» с указаниями Центра. Это избавит меня от уговоров временно расстаться с частью вещей.

Ведь до Бадена отсюда по меньшей мере десятка три километров. Да еще город нужно пересечь из конца в конец. Это не короткий маршрут от Восточного вокзала до Пратера, когда можно было потерпеть неудобства в битком набитом вещами салоне автомобиля. Значит, нужно сбросить балласт: оставить половину чемоданов и сумок здесь, у меня.

А уж я найду возможность потом перебросить их в Москву.

Если я скажу об этом «Фреду», он заупрямится, будет артачиться. Ведь он, как я смог убедиться, одержимый барахольщик. Начнется торг, уговоры. А в итоге потратим драгоценное время на никчемную нервотрепку. А тут указание Центра, против него не попрешь.

Я все правильно рассчитал. «Фред» пробежал радиограмму, покраснел, разнервничался, но сдержался и промолчал. Надо было ковать железо, пока горячо.

— Давай спланируем так, — предложил я. — Сперва попробуем выявить возможную причину твоего прокола, чтобы не задерживать ответ Центру. Не исключено, ты наследил где-то, привлек к себе внимание. Не тянется ли что-нибудь из Лейпцига…

— Нет, со мной все в порядке, — перебил «Фред». — Гарантирую!

— Верю тебе, — продолжил я, не реагируя на его неуместный в этой ситуации апломб, — но давай еще раз все обдумаем. Потом сочиним ответ в Москву. К тому времени «Магда» успеет приготовить обед. А после принятия пищи, как говаривал мой старшина, я поеду к военным, чтобы обговорить вашу отправку. Тем временем ты и «Хельга» разберете свои вещи, чтобы часть взять с собой, а другую я отправлю потом багажом. Затем после ужина вы ляжете отдыхать, чтобы завтра встать пораньше и без спешки собраться на аэродром.

«Фред» согласился со мной: деваться ему было некуда.

«Магда» постаралась на славу и накормила гостей вкусным русским обедом, от которого они порядком отвыкли. Она не поскупилась на закуски, подав всего понемногу, но в широком ассортименте.

Затем последовали щи деревенские и котлеты пожарские, на которые моя супруга была великая мастерица.

Мы с «Фредом» пропустили пару рюмок хорошо охлажденной «Столичной»: на ее черно-золотой этикетке красовались оттиски четырех медалей, которые свидетельствовали о первых местах, завоеванных на международных выставках.

«Хельга» и «Магда» тоже выпили с нами по рюмке. А маленький Карл засыпал всех вопросами по поводу странных, на его взгляд, кушаний, которые с большим аппетитом уплетали взрослые. Ведь эта еда сильно отличалась от скучной немецкой кухни, которую он знал и над которой посмеивались не только мы, но и жители прекрасной Вены. Венский стол — вековой сплав лучших южнонемецких, венгерских, чешских, польских и итальянских блюд, — конечно, не мог идти ни в какое сравнение с лишенной фантазии едой пруссаков или саксонцев. Здесь, на берегах голубого Дуная, люди издавна иронически относились к жителям Пруссии, Бранденбурга и Мекленбурга. Их окрестили обидным прозвищем «пиффке». В этом трудно переводимом на правильный немецкий язык слове отразилось увлечение северян милитаристской шагистикой и преклонение перед военными атрибутами, их архиуважительное отношение к бюрократическим порядкам и даже непомерная любовь к пиву, которое они поглощали в непомерном количестве.

Правда, и северяне не остались в долгу перед своими южными братьями, называя их «чем-то средним между обезьянами и людьми».

Конечно, великогерманцев задевало за живое, что Гитлер по происхождению австриец. Но они утешались тем, что, по сути дела, фюрер стал настоящим немцем, ибо на него снизошел германский дух.

Во время обеда мы непринужденно беседовали о достоинствах и недостатках русской, немецкой и австрийской кухни. При этом мы не забывали отдать должное великолепным блюдам, которыми нас потчевали «Магда» и помогавшая ей «Мария», жена «Чико». Не было ничего удивительного в том, что в конце несколько затянувшейся трапезы предпочтение единогласно было отдано российским яствам. Даже бедный несмышленыш Карл, похоже, присоединился к нам, расправившись с солидным куском торта, изготовленного по рецепту кондитера знаменитого московского ресторана «Славянский базар».

После приятного обеда, за которым мы на пару часов отвлеклись от суровой действительности, мы с «Фредом», преодолев подступившую предательскую дремоту, принялись за составление ответной шифровки Центру.

И все-таки мне не до конца было ясно: почему «Фред» попал под подозрение американцев? Когда мы дошли до этого, он после некоторого раздумья сказал:

— Я проанализировал всю свою жизнь в Германии и здесь, в Вене, самым тщательным образом. Перебрал наши с «Хельгой» поступки, все связи и контакты. И ничего подозрительного не нашел. Понимаешь, за нами все чисто. Неприятных случайностей не было. Значит, остается одно — предательство.