СВР. Из жизни разведчиков

Там он сможет достать для больного даже свежее молоко.

Через одну-две недели больной поправится, а я за это время решу его дальнейшую судьбу. Я согласился с предложением «Бороды», так мы звали этого командира, он отрастил густую черную бороду и был похож на местного душмана.

А за эти две недели произошли неприятные для «Каскада» события.

Командир другой команды попал в очень неприятную переделку.

Борьба парчамистов и халькистов достигла к тому времени своего апогея.

Действия сторон, надо заметить, не отличались гуманностью.

И в результате один чиновник убил другого.

Желая скрыть преступление, он решил уничтожить труп жертвы, представив дело так, что тот по своей воле скрылся из провинции, и вероятно, перешел на сторону противника, к душманам.

Пользуясь хорошими отношениями с нашим командиром, он попросил обеспечить его безопасность при выезде за город. И наш «каскадер», не предчувствуя подвоха, выехал с командой на бронемашине, чтобы защитить своего знакомого.

А тот на своей машине вывез труп убитого в поле, облил его бензином и сжег.

Наши офицеры и солдаты толком ничего не поняли.

Но оказались соучастниками преступления.

Сначала среди сторонников убитого афганца, а затем и по городу поползли слухи, что такой-то чиновник убрал с политической сцены своего конкурента, убил его и труп сжег. И в этом ему помогли шурави, они охраняли его за городом.

Партийные советники при администрации провинции проинформировали кабульских коллег и высказали пожелание сменить командира нашей команды, чтобы тем самым показать афганцам нашу реакцию на события и убрать раздражителя политических страстей со сцены.

Началось расследование событий.

Оно велось и афганской, и советской сторонами.

Нам удалось доказать нашим друзьям непричастность советской стороны к политическим интригам внутри партии НДПА.

Но в это время произошло «ЧП» в этой самой команде.

Группа офицеров во главе с командиром находилась за городом, недалеко от афгано-советской границы, и один офицер подорвался на мине. Он погиб на месте, другие не пострадали.

Первая версия выглядела гак: офицеры попали на минное поле, устроенное бандитами у нашей границы; организована провокация против офицеров команды.

В сообщении из команды говорилось, что офицер погиб при изучении местности возле нашей границы.

В этом районе действовало несколько банд душманов, которые опасались продвижения наших пограничников на афганскую территорию.

В этой связи, вероятно, они и заминировали некоторые участки афганской земли возле границы. Каких-либо предположений о возможных провокационных действий неизвестных лиц против «Каскада» не было, так как о маршруте поездки офицеров в этот район никто из афганцев и советских граждан не знал.

Спольненко вызвал меня к себе и приказал немедленно лететь в команду, чтобы на месте разобраться со всеми этими случаями и заменить командира команды.

Я узнал, что в этом же направлении вылетает Ахромеев с инспекционной поездкой по воинским частям, он согласился взять меня с собой.

Вызвав бывшего больного командира из Джелалабада, мы вылетели в провинцию.

На месте я провел беседы с главным политическим советником провинции, другими его коллегами, с командиром команды, офицерами, которые присутствовали при сожжении трупа афганца.

Я узнал, кто был свидетелем взрыва у границы.

Наша советники и афганцы были уверены, что командир команды «Каскад» не был в курсе намерений убийцы, но они все просили вывезти его из провинции.

Относительно гибели офицера и командир, и другие офицеры утверждали, что произошел взрыв неизвестного устройства.

Они прибыли на бронемашине к старой излучине реки с целью изучения обстановки возле нашей границы.

Все вышли из машины, а один офицер отошел от них на 10-15 шагов. И затем произошел взрыв.

Так погиб второй офицер «Каскада».

Смерть в бою с врагом еще можно как-то объяснить. Это неизбежно при любых военных операциях, но гибель в пустом чистом поле казалась нелепой, да в общем любая смерть — нелепость.

Я представил команде нового командира, мы обсудили пути выхода из кризиса и определили задачи на ближайшее время.

Затем я с бывшим командиром возвратился в Кабул.

Через несколько дней, после доклада руководству обо всех событиях в провинции, я направил этого офицера работать в команду «Бороды».

За время своей работы в Афганистане мне довелось несколько раз встречаться в неофициальной обстановке с Наджибом, в то время руководителем службы безопасности страны.

Позднее, когда он стал президентом страны, его стали называть Наджибулла.

Этот крепкий, красивый, рослый мужчина поражал своей энергией и нацеленностью на успех.

По образованию он был врач, а по складу ума и образу мышления — прирожденный лидер.

На должности руководителя спецслужбы он проявил себя как профессионал высокого класса, хотя и не имел специальной подготовки.

Однажды Спольненко сообщил мне, что завтра вечером мы должны пойти на встречу с Наджибом, который хотел бы встретиться с Соколовым и Ахромеевым, чтобы поделиться с ними одной своей идеей и выслушать их мнение.

Я был искренне удивлен. «А почему бы Наджибу самому, без моего посредничества не встретиться с нашими начальниками?» — подумал я.

Мы стали регулярно встречаться с Наджибом.

Наши встречи проводились в частных домах, контролируемых или службой безопасности Афганистана, или нашим представительством КГБ.

Охранялись такие встречи афганцами и офицерами отряда «Каскад». На этих беседах присутствовали Спольненко и я, на двух встречах был посол СССР в Афганистане Табеев.

Беседы проводились по восточному этикету, без спешки и суеты, обстоятельно проговаривались все возможные детали и нюансы.

Во время этих встреч к столу подавали традиционные восточные угощения и русскую водку.

Однажды Наджиб попросил меня организовать встречу одного из своих заместителей с Ахромеевым. Такие встречи состоялись не раз, и они были полезны для обеих сторон.