Священное сечение

— Честно говоря, не помню.

Филдинг как-то странно и испуганно посмотрел на нее и вернулся к письменному столу. Эмили последовала за ним и села на свой стул.

— Ты спрашивала об этом Липмана?

— Нет. Какой смысл?

— Он твой начальник, не так ли? В каждом деле, Эмили, есть свои правила.

Филдинг предполагал, что ей что-то известно. Этого следовало ожидать.

— Торнтон, мне кажется, вы меня не понимаете. До приезда сюда я была идиоткой, проходящей подготовку в системе. Меня послали сюда лишь потому, что я оказалась совершенно неспособной ученицей. В ФБР я пошла по воле отца. Не хочу притворяться, что это мое призвание. И вдруг меня сажают на самолет в Рим. Рядом со мной в кресле сидит Джоэл Липман, читает «Нью рипаблик» и ни черта мне не объясняет. Возможно, они выбрали меня, потому что я хорошо говорю по-итальянски. Или дело в моем дипломе: я имею понятие о том рисунке, который маньяк вырезает на телах своих жертв.

Рисунок. Магическое сплетение изгибов и углов. Эмили не могла выбросить его из головы. Естественно, в нем заключается весь смысл поступков преступника.

— Какой рисунок? — удивился он.

— Вот такой.

Эмили взяла ручку и начала набрасывать в его блокноте священное сечение, намечая контуры дракона. Сам Билл Каспар не смог бы работать так быстро и гладко.

— Я ничего не знаю ни о каком рисунке, — махнул рукой Филдинг. — Это твое дело, а не мое.

Эмили повысила голос:

— Да! Это мое дело, однако, поверьте, я не понимаю, что происходит, черт возьми!

Он задумался, пытаясь понять, говорит ли она правду или дурачит его.

— Ты шутишь?

— Нет!

Филдинг в задумчивости потер рукой рот.

— Ладно. Допустим, я поверил тебе. Вот мой первый совет. Больше не задавай ему никаких вопросов. Все равно не получишь ответов. Твое любопытство лишь ухудшит ваши отношения.

— Отлично, — не сдавалась Эмили. — Тогда позвольте мне спросить вас о том, что случилось в 1991 году.

На лице Торнтона Филдинга появилась весьма нехарактерная для него кислая гримаса.

— Ты же читала о событиях того года. О «Буре в пустыне». Союзники решили выгнать иракцев из Кувейта.

Невероятно. У них дома о кампании ничего не говорили. Эмили смутно припоминала лишь отрывки сводок новостей, рассказывающих о войне.

— Папа участвовал в этих событиях?

— Он служил военным атташе. Как он должен был поступить, по твоему мнению? Оставаться здесь и перебирать газетные вырезки?

Итак, здесь память не подвела ее. Отец на какое-то время уезжал из дома.

— Он ездил туда?

Филдинг тревожно заерзал в кресле.

— Детали мне неизвестны. Война шла за многие сотни миль от места моей работы, и ее подробности меня не интересовали. Позволь сказать тебе следующее. Рим — замечательное место для подготовки разного рода проектов. Особенно тех, которые имеют отношение к Ближнему Востоку. Вы владеете всей информацией и находитесь в непосредственной близости от места событий. И вам не надо думать о своей безопасности, как, например, в Греции. Насколько мне известно, здесь и за городом полно всякой аппаратуры.

— Он ездил в Ирак? — настаивала Эмили.

— Возможно. Черт, я не знаю и не собираюсь проводить расследование. В то время сюда понаехало много жутких людей. Я держался от них подальше, ибо мне не нравилось происходящее в городе. Повод для войны у нас имелся — Саддам вторгся в суверенную страну. Однако мы не обдумали все должным образом. По моему мнению, мы втягивались в бесконечный военный круговорот. Тогда я чуть было не подал в отставку.

Эмили широко раскрыла глаза. Казалось невероятным, что Торнтон Филдинг мог уйти с посольской работы после двадцати лет безупречной службы.

— Вы думали об увольнении?

— Конечно. — Ее удивление, кажется, оскорбило Филдинга. — Что тут странного? Ты считаешь, что мы лишь исполняем приказы и никогда не ставим их под сомнение? Верно, и я не был исключением. Один парень из отдела выдачи виз бросил работу в тот день, когда на Ирак упала первая бомба. Он участвовал в уличных демонстрациях протеста против войны. Полагаю, сейчас работает в каком-нибудь баре. Глупо так поступать. Однако я едва не последовал его примеру.

Он вновь посмотрел в сторону закрытой двери. Внезапно Эмили стало стыдно за то, что она поставила честного человека в трудное положение.

— Не всегда легко поступать правильно, Эмили. Надо как-то соотносить совесть с долгом. Порой эти понятия не совпадают. В таком случае следует выбирать одно из двух. Или искать себе другую работу, а я слишком стар, чтобы начинать все сначала. Можно уйти, а можно ждать подходящего случая и защитить свои убеждения. Я выбираю второй вариант.

Эмили пыталась вспомнить свое бесследно исчезнувшее детство.

— Отец уехал надолго. Мама плакала ночами. Она беспокоилась за него.

— Дэн отсутствовал почти три месяца, — немедленно заявил Филдинг. — Однако он по крайней мере вернулся, Эмили. Могло быть хуже. Далеко не все выжили там.

— Но теперь он мертв. Чертов урод убил его в пекинском храме. А потом вырезал безумный рисунок на спине.

Филдинг замахал руками:

— Я же сказал тебе. Не хочу знать никаких подробностей.

— Без них я просто теряюсь в догадках, Торнтон. А в нашей системе мне не предоставляют никакой информации, потому что она блокирована для таких мелких сошек. Как только я что-то нащупываю, сразу же натыкаюсь на высокий барьер: проверка благонадежности. С Липманом я не могу говорить. Остаетесь только вы и еще несколько местных полицейских, которым, возможно, известно больше, чем они делают вид.

— Я не располагаю больше никакими данными, Эмили, — твердо заявил Филдинг. — Не стоило вообще тебе что-то говорить. Забудь обо всем. Хочешь, дам тебе совет? Возвращайся домой. Прикинься больной. Подай жалобу на Липмана. Тебе поверят без проблем. Вернись в Вашингтон, найди себе непыльную работенку и устраивай свою жизнь. Оставь Рим и забудь про все это дерьмо. Здесь кругом полно могил, которые тебе не стоит раскапывать.

— Исключено.

Филдинг умоляюще посмотрел на нее:

— Почему?

— Я встретила его прошлым вечером, Торнтон, и теперь должна довести дело до конца. Он мог убить меня, однако в силу каких-то причин пощадил. Не знаю почему. Но я должна понять. Потому что… черт! Убийца умен. Возможно, он решил, что я служу приманкой и должна завлекать его. А ему не хочется играть в чужие игры.

Филдинг сложил руки на груди и очень медленно спросил:

— Кого ты встретила?

— Билла Каспара.

Красивое лицо сделалось безжизненным.