Священные камни Европы

Нелепо думать, что всё западное — хорошее. Взять, к примеру либерализм. Мерзость однозначная. А почему, при всей русской переимчивости, либерализм в России ну никак не приживается, отторгается русским национальным сознанием? За либеральные, «правые» партии у нас голосуют где–то от одного до трёх процентов избирателей. Дело в том, что либеральная идеология принципиально по всем пунктам противоречит православию. А русский человек может не быть церковным, он может даже не считать себя верующим, но русская ментальность «от и до» сформирована православием, и этого обстоятельства никаким образом до конца света не отменить. Поэтому либерализм нам принципиально чужд, и никогда мы его не позаимствуем искренне и от души. Русский либерал — экзотика, это, как правило, человек с подорванным чувством национальной принадлежности, то есть человек ущербный, чужой среди своего народа. И никогда не будет иначе.

Пока наши профессиональные борцы с «чужебесием» пытаются спорить с реальностью, простой русский человек, отнюдь не теоретик, интуитивно отторгает то, что православию противоречит и легко принимает то, что с православием вполне согласуется. Но мы не протянем на одной только интуиции. Ещё митрополит Антоний (Храповицкий) писал: «Мы хорошие христиане, но мы не философы, а чтобы противопоставить своё чужому, воровски вошедшему в нашу жизнь, нужно не только тепло чувствовать, но и ясно мыслить, и точно выражаться».

Так вот вам вопрос на засыпку. Противоречит ли православию рыцарская идеология, идея русского ордена? Эта идея «воровски вошла в нашу жизнь» или она может быть для нас вполне органична и полезна? Только извольте, отвечая на этот вопрос, «ясно мыслить и точно выражаться».

3. Русский Орден?

Этот вопрос назрел уже вполне. «Рыцарская идея» оказалась чрезвычайно привлекательна для современных русских людей. То здесь, то там возникают всевозможные «русские ордена», то есть рыцарские ордена, а то и тамплиерские, что уж совсем сурово. Не смущайтесь несерьёзностью этих начинаний. Русские юноши бередят рыцарством, и не их вина в том, что никто их пока в этом вопросе основательно не сориентировал. Да ведь и не только юноши, но и солидные дяденьки так оказались очарованы рыцарством, что тут же норовят создать какой–нибудь свой орден.

В России сейчас большой дефицит свежих привлекательных идей, это очевидно и порождает интуитивную тягу к рыцарским идеалам. Обращаясь к опыту средневековой Европы, мы пытаемся найти там что–то своё, родное, высокое и вдохновляющее. Для русского сознания это процесс вполне органичный и естественный, но мы ищем вслепую, на ощупь, совершенно без ориентиров. Не заблудимся ли, не впадем ли ненароком в «чужебесие»?

Вот православный публицист В. Ларионов пишет: «Главной задачей русской орденской структуры современности должно быть трепетное хранение перед лицом апостазии иерархии мистического церковного единства и истинных церковных преданий, молитвенное ожидание предизбранного Богом царя, хранение русскости и заветов опричнины; традиции национальной жизни, выстраивание опоры грядущему трону в виде нового дворянства, верного чести и долгу служения Церкви и Святой Руси».

Ещё В. Ларионов пишет: «В отличие от масонов и отца их дьявола мы не лжём своим рыцарям долга и веры. Наша цель от начала известна всем, и мы не намерены её укрывать… Мы будем до конца сражаться за Святую Русь».

У меня сразу же возникло к г-ну Ларионову больше вопросов, чем в этих цитатах слов. Задам основные из них. Господа, а почему вы решили создать именно Орден? Можно было назвать свою структуру, например, «братство» или «союз». Чем на ваш взгляд отличается от них Орден? Какие признаки делают вашу структуру именно Орденом, а не какой–либо иной формой объединения? Или это просто красивое слово? Сказал «орден» — как кулаком по столу ударил. Весомо, сурово, жёстко. Вообще–то ордена в истории Западной Европы были или монашеские, или военно–монашеские. Вы монахи? Или вы военные? Если нет, то какие основания у вас привязывать себя к орденский традиции? Надо ли объяснять, что каждое слово имеет своё значение, и его нельзя употреблять произвольно, только потому, что оно красивое.

Мне–то как раз очень близка мысль о создании «православных организаций орденского типа», я только против легкомысленного к этому отношения. Мы можем насоздавать потешных «орденов» всем на смех и только дискредитируем «орденскую идею», так и не приступив к вопросу о том, а в чём она, собственно, заключается?

Мы должны последовательно и очень основательно ответить на целый ряд вопросов. Что такое Орден, каковы его типологические признаки? Какие качества и свойства орденских структур делают их создание актуальным для современной России? На опыт каких именно орденов мы готовы опираться? Не являются ли ордена порождением католицизма, то есть свойственных католицизму духовных отклонений? Или ордена были порождены общехристианской доминантой Запада? Иными словами, не противоречит ли создание ордена православию, не является ли «православный орден» «горячим снегом»? Вот главный, корневой вопрос. Готовы ли мы на него ответить?

Не похоже, что мы готовы хотя бы поставить этот вопрос. Например, протоиерей Всеволод Чаплин пишет: «Тот, кто уверен, что несёт людям благо не должен от них прятаться. Вот почему я никогда не понимал тех «православных общественников», которые одно время пытались создавать тайные «рыцарские ордена» по западному образцу». Эта оценка высокообразованного иерарха поразила меня в самое сердце. Православные на его глазах заимствуют католические изобретения, а он единственное только и может сказать, что тайный характер этих структур его настораживает — ни слова по существу вопроса. А если бы эти ордена отнюдь не были тайными, а напротив — явными из явных, что бы он тогда сказал? Похоже, ни отец Всеволод, ни кто–либо из наших иерархов не готов ответить на вопрос, совместимы ли в принципе рыцарство и православие?

Растерянность эта ни сколько не удивительна, но она весьма чревата. Очарование рыцарства захватывает православную молодежь, русская переимчивость приносит свои очередные плоды совершенно независимо от того, что мы на сей счёт думаем. Но если мы не в состоянии дать этому процессу оценку, то не наплодилось бы у нас псевдоправославных сект. Мы тогда, как водится, начнём давить эти секты, и вместе с ними можем передавить духовно здоровые и очень перспективные инициативы.

Чтобы ответить на вопрос, не противоречит ли рыцарство православию, мы должны для начала чётко уяснить, что такое рыцарство? И вот тут мы сталкиваемся с очень большой проблемой.

4. Что такое рыцарство?

В современном фильме про Александра Невского, довольно, впрочем беспомощном, есть один достойный внимания эпизод. Русский князь, переметнувшийся на сторону шведов, очень переживает от того, что рыцари его в упор не видят. Тогда ярл Биргер говорит князю:

— На рыцарей не обижайся. Они из другого теста.

— Из какого–такого другого?

— Это не объяснить.

Вот так, господа. Не объяснить и всё тут. Не только ограниченный ярл, но и лучшие европейские умы, кажется, так и не смогли объяснить, что такое рыцарство. Когда Запад скопил достаточные интеллектуальные силы для выражения сложных идей, «рыцарская идея» уже умерла в душе Запада, Европа смотрела на рыцарство, как на пережиток и уже не имела ни малейшего интереса к тому, чтобы сформулировать, что это такое. А нынешний либеральный Запад до такой степени утратил рыцарское начало, что не только сформулировать, но даже и смутно почувствовать рыцарский дух уже совершенно не в состоянии. Так что выражение того, что есть рыцарство — это теперь наша русская задача. Нам это надо. Возможно до чрезвычайности.

Заинтересовавшись рыцарством и пытаясь выразить, что это такое, ваш покорный слуга написал трилогию «Рыцари былого и грядущего». Короче тысячи страниц не получилось, к тому же по огромному тексту фрагменты, касающиеся «теории рыцарства» оказались разбросаны довольно хаотично. Обобщить бы, но пересказывать самого себя как–то всё же нелепо. Кого эта тема заинтересовала, почитайте мою трилогию. Здесь же хотелось бы заострить внимание лишь на некоторых аспектах этой темы, для того только, чтобы вызвать к ней интерес.

Наши русские мыслители лишь вскользь говорили о рыцарстве. Бердяев, к примеру пишет: «Рыцарство не развивалось на духовной почве православия. В мученичестве Бориса и Глеба нет героизма, преобладает идея жертвы».

Вот уж полная неправда. Во–первых, Бердяев, видимо, не понимает, что жертвенность может быть героической. Во–вторых, он, похоже, просто не знает, что этот жертвенный героизм был в высшей степени присущ рыцарству, достаточно вспомнить поведении многих крестоносцев в плену. В-третьих, не понятно, с чего он взял, что жертвенность является отличительным признаком православия и не свойственна католицизму? Это общехристианская черта, и она вовсе не является различительным признаком западного и восточного христианства. Отнюдь не православие препятствовало у нас появлению рыцарства, а совсем другие причины, о которых мы ещё будем говорить.