Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Священные камни Европы
Шрифт:

Вдруг оказалось, что обласканный Наполеоном полковник Чернышев, к которому французские офицеры относились, как к другу, на самом деле — шпион, передававший в Петербург секретные сведения. За это можно было бы и вздернуть, но император лично принял разоблаченного шпиона и очень по–человечески его напутствовал: «Признаюсь, еще 2 года назад я не верил, что между Францией и Россией может произойти разрыв… Я полагал, что спокойствие Европы гарантировано нашими взаимными с Александром чувствами. Мои остались неизменными, и вы можете передать ему, что если судьбе будет угодно, чтобы два самых могущественных государства на земле сражались из–за пустяков, я буду воевать по–рыцарски, без всякой ненависти и злобы…» Окажись я на

месте полковника Чернышева, мне захотелось бы провалиться под землю, услышав эти слова.

В 1811 году Александр писал: «Я решил не начинать войну с Францией, пока не буду уверен в содействии поляков». То есть от планов наступательной войны царь решил отказаться, во всяком случае — пока. А Наполеон тогда уже безусловно вынашивал планы наступательной войны против России. Олег Соколов пишет: «Своей непримиримой враждой Александр перевернул концепцию наполеоновской политики. Вместо стремления согласовать усилия двух великих государств, которые в союзе и дружбе могли бы управлять Европой, Наполеон пришел к концепции новой великой Римской империи, по отношению к которой Россия была чужаком, и к тому же небезопасным».

Примерно так. Но хотел бы уточнить. Наполеон понимал, что всей римской империей из одного центра править невозможно, и он, как император Запада, готов был разделить власть с императором Востока. Но когда он понял, что последний просто водит его за нос, Наполеон видимо подумал: «А может все–таки?» Может все–таки взять всю империю под себя одного, раз уж с восточным партнером ни о чем невозможно договориться? Тогда Наполеон сказал: «Если я добьюсь успеха в России, я буду владыкой мира». Он убедил себя в том, что это возможно.

Ближе к началу войны между Францией и Россией было всего два противоречия. Вопрос о строгости соблюдения континентальной блокады (Россия продолжала принимать в своих портах суда под флагом нейтральных государств, которые на деле обслуживали британцев). И вопрос о судьбе Польши. Вот это Наполеон и называл «пустяками». И этого действительно маловато для глобального столкновения двух империй. Не лежат ли в основе этого столкновения скрытые глобальные причины?

Олег Соколов пишет: «Горячие сторонники Наполеона утверждают почти то же самое, что и особо рьяные русские патриоты, а именно: Наполеон с самого начала только и мечтал, что начать войну с Россией. Только первые заявляют, что делал он это для защиты европейской цивилизации от русских варваров, а вторые, что он собирался покорить русский народ, обратить его в другую веру, навязать ему чуждые институты. Последнюю из указанных точек зрения можно найти чуть ли не в каждой второй популярной книге о войне 1812 года, изданной в России».

Г-н Соколов очень точно заметил — истина ни кого не интересует. Злобным западным врагам России совершенно наплевать на то, как все было в действительности. Восторженным русским патриотам действительность так же не интересна. Обе стороны подгоняют факты под свою концепцию, а все что в нее не вписывается — игнорируют.

Ваш покорный слуга в этом споре отнюдь не «над схваткой». Я разделяю одну из этих концепций. Я прекрасно вижу, что Западная цивилизация (и католическая, и либеральная) столетиями враждовала против России, как против мира чуждых ей православных ценностей. И сейчас, когда я это пишу, в 2015 году, идет очередная фаза противостояния Запада и России. Сейчас уже маски сорваны, и мы видим, что это противостояние Антихриста и Христа.

Но! Противостояние Наполеона и России не вписывается в эту схему. Для того, что увидеть в Наполеоне убежденного врага России и предтечу антихриста, нам пришлось бы проигнорировать такое огромное количество фактов, что мы вынуждены были бы балансировать на грани полного идиотизма и крайнего бесстыдства.

Стендаль писал: «Мысль о войне с Россией, осуществленная императором, была популярна во Франции с того

времени, как Людовик XV по своему безволию допустил раздел Польши… Всем монархам нужна была успешная война с Россией, чтобы отнять у нее возможность вторгнуться в среднюю Европу. Разве не было естественным воспользоваться в этих целях моментом, когда Францией правил великий полководец?..»

Так Стендаль интерпретировал волю своего императора. Нет сомнения в том, что на Западе так думали многие «просвещенные» люди. Но так ли думал Наполеон? Нет ни единого тому подтверждения. Что это за манера, приписывать правителям собственные мысли?

Тютчев писал: «Его (Наполеона) противоречивые чувства по отношению к России, влечение и отвращение. Ему хотелось разделить с ней империю, но сделать этого он не смог бы. Империя — принцип. Она неделима».

Опять же, нет ни единого подтверждения тому, что Наполеон когда–либо испытывал отвращение к России. Он действительно хотел разделить империю с Россией, но Александр не захотел. В чем тут виноват император французов?

Мы привыкли представлять себе это дело так, что агрессивный завоеватель вторгся на территорию нашей миролюбивой родины. А давайте вспомним, кто дал толчок к этой войне.

В 1812 году царь предъявил Наполеону ультиматум и потребовал у него вывести войска из Пруссии, как предварительное и не подлежащее обсуждению условие начала переговоров. Наполеон сказал послу Куракину: «Вы хотите заставить меня очистить Пруссию. Это невозможно. Это требование — оскорбление…» Царь прекрасно понимал, что у него нет оснований говорить с Наполеоном на языке ультиматумов, как с побежденной стороной. Уже и слепые увидели, что царь просто ищет повод для войны.

Наполеон так вспоминал об этом на Св. Елене: «Русские войска выдвигались к границам герцогства Варшавского, и в Париже русский посол вручил нам дерзкую ноту, представлявшую собой ультиматум. Русский посол пригрозил, что покинет Париж через восемь дней в случае невыполнения требований. Я расценил эту ноту, как официальное объявление войны. Я уже давно отвык от того, чтобы ко мне обращались подобным образом, и я не позволял кому–либо грозно меня предупреждать… Я двинулся в поход, но когда я достиг границы, я, которому Россия объявила войну отзывом из Парижа своего посла, по–прежнему считал своим долгом направить посла к Александру в Вильну. Мой посол не был принят, и война началась».

Конечно, Наполеон на тот момент уже был готов к войне, но царь как будто боялся, что Наполеон передумает, он решил для надежности еще раз оскорбить его и отозвал посла из Парижа. То есть царь фактически снял с Наполеона моральную ответственность за начало этой войны и взял ее на себя. Но едва наполеоновские войска перешли Неман, как царь объявил в приказе по войскам: «На зачинающего — Бог». Если это не крайняя степень бесстыдства, тогда что?

В чем же видел Наполеон цель этой войны? Нам кажется все просто: он же был завоевателем, вот и решил нас завоевать. На самом деле это невероятно сложный вопрос, а сам Наполеон высказывался на сей счет крайне противоречиво.

После дела Наполеон вспоминал: «Я ошибся, но не в цели, не в политической уместности этой войны, а в способе ее ведения…» Но едва ли не тогда же он сказал: «Эта роковая война с Россией, которая случилась из–за недоразумения». После русского похода императора бросало то в жар, то в холод. То он говорил, что не ошибся в политической уместности этой войны, то утверждал, что она случилась из–за недоразумения.

Еще 13 мая 1811 года он говорил: «Я не хочу воевать с Россией. Это было бы преступлением, потому что не имело бы цели, а я, слава Богу, не потерял еще головы и еще не сумасшедший… Неужели могут подумать, что я пожертвую быть может 200 тысячами французов только для того, чтобы восстановить Польшу?» Не извольте сомневаться, когда он это говорил, он действительно так думал.

Поделиться с друзьями: