Святослав Хоробре: Иду на Вы!
Шрифт:
И ни у каких костров в самые темные ночи не пели такого:
"И сказал им Моисей: для чего вы оставили в живых всех женщин? Итак, убейте всех детей мужеского пола и всех женщин…"
"А в городах сих народов, которых Господь бог твой дает тебе во владение, не оставляй в живых ни одной души"
"И взяли город. И… все, что в городе, и мужей, и жен, и молодых, и старых, и волов, и овец, и ослов, все истребили мечом"
"опустошал Давид ту страну, и не оставлял в живых ни мужчины, ни женщины"
Можно длить и длить цитаты, но зачем? Кому в радость дикое смакование кровавейших сцен насилия и резни? Чьи души ублажит сладострастный рефрен:
"ни осталось в живых ни одной души, никого не оставил, кто бы уцелел и избежал, все дышащее предал мечу"?
Если найдется таковой, пусть перечитает то, что мы уже цитировали — про землю обетованную, про кроткого царя Давида.
На несчастной хазарской земле вновь облачались в истекающую кровью плоть чудовищные предания Ветхого Завета. О, новая власть Хазарии помнила, хорошо помнила и не повторяла ошибок прадедов. Из восставших городов, захваченных войсками Обадии, беженцев не было. Спустя тысячу с лишним лет археологи раскопали их руины — так называемые Семикаракорское и Правобережное Цимлянское городища. И груды костей.
Чего ожидали семьи защитников, когда победители сквозь проломы в стенах ринулись внутрь? Плена, грабежа, унижений? Оплакивали близких, собирались искать их среди тел у стен и мечтали найти лишь раненными?..
Они не знали, что им не придется никого искать…
"Так что истребили всех их, не оставили не одной души".
Кости, кости, кости… Не только у стен. Не только на улицах. В каждом дворе. В каждом доме. Кости детей. Кости женщин. Кости стариков.
"И истребишь все народы, которые Господь, бог твой, дает тебе; да не пощадит их глаз твой"
Вот "закон и правило", согласно которым Обадия "обновил царство и укрепил веру". И "мудрецы израильские" в "домах собраний" с удовольствием повторяли древние строки книги пророка Наума:
"Несется конница, сверкает меч и блестят копья, и убитых множество, и груды трупов; нет конца трупам, спотыкаются о трупы их… даже младенцы их разбиты на перекрестках всех улиц"(3:3-16) и завершали победоносным: "Празднуй, Иудея, праздники твои,.. ибо не будет более проходить по тебе нечестивый: он совсем уничтожен!" (1:15).
В двадцатом веке это назовут тотальной войной. Дрезден, превращенный в чудовищную печь бомбардировками союзников. Ядерные грибы над Хиросимой и Нагасаки. На крыльях бомбардировщиков ХХ столетия красовался тот же символ, что и на знаменах новых хозяев каганата: Щит Соломона. Пятиконечная звезда.
Но у каган-бека Обадии не было ни самолетов, ни ядерных бомб. Кто же исполнял чудовищные приказы?
Это было второе "оружие победы" новых владык. Арабские путешественники особо отмечают, как диковину, что в земле хазар войско "получает жалование", то есть состоит из одних наемников. Чужаки или разбойничьи шайки изгоев. Что им была Хазария, ее обычаи, ее древние боги? Новые хозяева платили им. И они делали свою работу — чужаки равнодушно, изгои, пожалуй, и с удовольствием.
Ужас охватил уцелевших. Большинство не выдержало — и покорно склонилось под тяжелую длань новых владык.
Непокорные бежали, уходили целыми родами — к венграм, к болгарам. В Болгарии долго еще рассказывали про страшных людоедов-"джидовинов". Возможно, кто-то уходил и на Русь. Велимир Хлебников видел потомка хазарских язычников — хабаров — в русском землепроходце Хабарове.Нам на Русь возвращаться рано. Присмотримся — какова она, держава, родившаяся в чаду и крови гражданской войны 90-х годов VIII века.
Верховным и абсолютным владыкой каганата считался по-прежнему каган. По-прежнему его выбирали, и арабский путешественник видел будущего владыку Хазарии, еще до избрания, на базаре. Юноша торговал лепешками. Так что хазары могли гордиться — и наверняка гордились — одним из самых демократичных устройств в мире. Подумать только — простой торговец мог стать владыкой державы! И ведь возносил его не заговор придворных, не карьера интригана и честолюбца, нет — свободное волеизъявление всего хазарского народа.
К избранному кагану приходил каган-бек (в их роду выборных не было, как писал каган-бек Иосиф, "чужой не может сидеть на престоле моих предков, но только сын садится на место отца"), накидывал на шею удавку и требовал назвать число — не более сорока. Цифра, выдавленная задыхающимся избранником, и становилась сроком его правления. Удавку снимали и каган… исчезал для всех. Его лицо не дозволялось видеть даже гвардейцам-мусульманам, даже наложницам из гарема, куда в обязательном порядке отбирали дочерей вассальных правителей. Лишь каган-бек и верховный судья каганата, кундур-каган, смели входить пред лицо кагана, разговаривать с ним, заглядывать ему в глаза. В остальное время каган закрывал лицо особым покрывалом. Когда он покидал дворец, все встречные под страхом смерти должны были падать ниц, и не поднимать голов, пока каган, окруженный свитой и гвардией, не скрывался из глаз. Впрочем, каган не так уж часто покидал краснокирпичную, со щитами Соломона на башнях, цитадель на острове в дельте Волги, именовавшуюся Камлык — Дом Царя. Там он жил, там он и умирал, когда истекал срок его правления или в стране начинались бедствия — вражье нашествие, эпидемия, голод. Разъяренный народ требовал смерти кагана. В обоих случаях к нему снова являлся с удавкой и доводил до конца когда-то начатое каган-бек, иудей, который, по словам Ибн-Русте, "не давал отчета никому над собою".
Выборный владыка каганата оказывался просто символом, куклой в руках каган-бека, а вся хазарская демократия — бутафорией, фарсом, ширмой, за которой вершили дела подлинные хозяева страны. Просто контора "Рога и копыта" с "зитц-председателем" каганом, за все отвечающим и не решающим ничего, и всевластным и безответственным "Бендером" — каган-беком.
Кроме демократии, был в Хазарии плюрализм или политкорректность, называйте, как больше нравится. В верховном суде кундур-кагана сидело 9 судей, представлявших все религии каганата. Чем не светоч терпимости среди тьмы средневекового фанатизма?!
Только в суде этом делами монолитной иудейской общины — придворных и верхушки купечества — занимались трое судей. Еще трое вели дела мусульман — наемников из дворцовой гвардии и части горожан. Делами христиан, армян-григорианцев, готов-ариан, кипчаков-несториан, ромеев и осетин — православных, занималось двое судей. Наконец, делами абсолютного большинства населения каганата, язычников, со всеми их бесчисленными культами, обычаями, законами, занимался один-единственный судья. Тут уж вспоминается другое произведение двадцатого века, "Скотный двор" Оруэлла: "Все животные равны, но некоторые из них — равнее".