Святослав (Железная заря)
Шрифт:
Боярскую господу убедить было ещё труднее. Да и явились не все, узнав, что княгиня присутствовать не будет, нашли себе дела поважнее. Ближе всех к правившему собрание Миливою сидел старый Вуефаст, коему перевалило за шестой десяток, и которого Искусеев хотел видеть меньше всего. Полуглухой Вуефаст с высоты возраста снисходительно и с высокомерием поглядывал на Миливоя и иногда отвечал невпопад, когда ему давали слово.
— Смердов с земли снимать не след, — молвил Величко Слу-дов, отерев платом с чела выступивший от духоты пот, — казна недорода не выдержит.
— А ромеи
— То золото по Болгарии который месяц гуляет!
— Тем более. Да не посмеют печенеги на Киев прийти — чего толковать? Не бывало такого!
Дума загудела ульем, Вуефаст согласно кивал седоватой поглупевшей в старости головой — не было и не будет.
— Кому рать ту вести? Воеводы со Святославом, Претич на Волынь ушёл, Неждан — ко кривичам. Лют Свенельд остался.
— Лют-то? Он наведёт!
Раздалось несколько смешков, но утихли под строгим око-ротом нарочитых бояр: смотрите, Лют прознает, обиду на всю жизнь затаит.
— Рать собирать надо!
Миливой решил твёрдо стоять на своём, из-под насупленных бровей обводил потемневшими серыми глазами боярскую господу. Он не слышал и не хотел слушать гудение вятших, возражавших ему. Слово взял молодой Любислав из рода Гуннара, уже в тридцать с небольшим лет за ум прозванный уважительно Осьмомыслом, но прозвище крепко ещё к нему не прикипело. Поднялся, привлекая к себе внимание, поправил оплечье, украшенное парчёй и жемчугом, подождал пока утихнет шум, молвил:
— Обухом не перешибить топора, Миливой. Княгиня, вишь, против, да дума по её думает. Середину искать надо.
Искусеев напрягся всем телом — Любислав был единственный, на кого он надеялся, и тот пошёл против. Гуннар продолжил:
— Дружину встречь печенегам в дозор пошлём. Коль что, степняки мимо Вытичева не пройдут, там мы на сотню кметей войско усилим. Наймитов пошлём засеки обновлять. Время рать собрать у нас будет.
Жаль сёла пограничные, смердов, что в полон уводят, Миливой отвёл взгляд в сторону. Что ж, пока гром не грянет... И рёк:
— Быть по-вашему...
Глава 27
Июнь светил добрым Хорсом. Воздух был наполнен запахами радостно зеленевших трав. В полях косили. Мужики, согнув сильные потные спины, горбушами в обе стороны под корень валили траву, женки сгребали сено, скоро начнут метать стога. Мирно паслась скотина, отгоняя хвостами назойливых оводов. После стольких лет мира внутри страны и успешных войн вне её никого не взволновали слухи о печенегах, идущих в сторону Киева. Печенеги испокон веку не вылезали из степей, совершая короткие набеги на пограничье, грабя на порогах идущих по Днепру гостей, не решаясь сунуться в леса. Воеводы не собирали рати. Земля дышала спокойствием.
Дружина, в полторы сотни мечей, с песней выехала на берег Днепра напоить коней. Бабы, подоткнув за пояс подолы понёв, стирали бельё. Кмети тут же начали шутить и балагурить. Жёнки, в свою очередь, узрев притороченные к сёдлам заводных коней пучки сулиц, тулы со стрелами, червленые щиты, длинные перья тяжёлых копий, весело отшучивались. Одна из молодок, выставив напоказ голые крутые бёдра, спросила с задором:
—
Что, защитнички, спасёте нас от степняков?Ей отвечали:
— Разобьем печенега, приеду к тебе, выступки новые куплю. Примешь к себе на ложе?
— Приезжай, коли голову не сложишь...
Княгиня Ольга, твёрдой рукою державшая порядок в стране, решительно ничего не смыслила в воинском деле, свалив ратную службу на плечи воевод. Потому зачастую нарочитыми становились не по боевым заслугам, а по родовитости, знакомству и житейскому разумению, в корне отличного от военного. Дружину вёл рус со славянским именем Тяпша, ровесник Блуда, ни единого боевого шрама на теле не имевший. Поняв, что через это хлебнувший лиха Блуд недолюбливает его и даже презирает, Тяпша решил обломать и подчинить себе Красного, давая самую черновую работу. Служба есть служба, и Блуд, стиснув зубы, подчинялся.
Далеко за Витичевом повстречали пересеченского воеводу Ратислава. Он тут же рассеял весь боевой молодой задор:
— Печенеги жгут пограничные слободы. Силы — что чёрна ворона. Мы оставили город. Жители со скарбом по лесам разбежались. А что вас так мало? Мыслилось, Лют больше пришлёт. Иль рать собирает?
Воевода, прищурившись, собрал вокруг уголков глаз сеть морщинок. Блуд про себя позлорадствовал, прочтя на Тяпшином лице растерянность. Видимо, понял и это Ратислав, догадавшись об ответе. Посерьезнев, молвил с досадой в голосе:
— Я в Витичев ухожу с воинами, мимо него они не пройдут. У меня дружина немногим больше твоей и толку от меня мало, только людей погублю, а там вкупе с местными варягами да при стенах можно многое содеять. Вам тоже советую уходить. Решай!
Кмети сгрудились, жадно ловя каждое слово нарочитых. Тяпша обернулся к своим, будто ища ответа на их лицах.
— Да как же... В Киев? Врага даже не видели, — сказал он.
Блуд, доселе не дававший своему воеводе советов, молвил:
— Дай мне десяток воинов, я языка возьму, а сам в Киев ступай, там сейчас каждый меч лишним не будет.
Тяпша фыркнул только, отвернувшись, зато Ратислав оценивающе смерил Блуда взглядом — кто таков? Красный, почуяв возможность всплыть наверх, назвался:
— Меня Блудом зовут. Я со Святославом ходил и кое-что умею!
Услышав имя князя, со стороны Ратислава оживились воины, кто тоже воевал в Хазарии.
— Я тоже там был, — произнёс воевода, — в полку Гостяты, потом у Всеслава. Тебя не помню.
— Я у Всеслава тоже находился, сотню мою Доброга Одноокий вёл, а кметь с моего десятка принёс князю голову хазарского бека.
— Не у того ли Доброги верблюд бегал? — подал голос один из воинов.
— Так в моём же десятке! Мы его продали потом на Подоле.
Блуд не выдержал и разулыбался. Тяпша при разговоре почувствовал себя каким-то никчемным и недовольно косился на Красного, что не по чину завоевал внимание чужого нарочитого.
— Дай ему людей, воевода. Не то я своих дам, — твёрдо сказал Ратислав.
— Ладно, — нехотя подчинился Тяпша, — но я сам их отберу.
Когда последний вершник скрылся с глаз, Блуд с усмешкой оглядел зелёную холостежь, выделенную Тяпшей.