Святослав. Великий князь киевский

Дворский принял ларец из сандала рассеянно, приоткрыл и замер, очарованный морозным сиянием крупного жемчуга. А выслушав боярина Петра, сразу же сообразил, что может приобрести в старшем Ольговиче и на будущее щедрого клиента, и поспешил к палатам великого князя. Он скрылся за дверью в сопровождении холопа с ларцом из рыбьего зуба. Вскоре холоп вышел.

Боярин ждал.

Время тянулось страшно медленно. Сменились копейщики у дверей палаты. Прошёл челядин, проверяя масляные стенные светильники с зерцалами. Прошмыгнула кошка, вызвав оживление копейщиков...

Наконец вышел дворский.

— Идём, Пётр Бориславич. Прости, что задержал. Сам знаешь, уж коли попал к великому князю, грех не развязать и некоторые другие узелки... Велено тебе ехать в Чернигов и от имени великого князя поддержать старшего из Ольговичей.

— Князя Святослава?

— Разве есть сейчас в их роду кто старше?

— Я твой должник, боярин.

— Я бы хотел присмотреться к твоему князю.

— Он не мой князь. Я киевский боярин, как тебе ведомо.

— Детская дружба не забывается, боярин, — усмехнулся Рогуйло. — Так вот, мне любопытен Святослав Всеволодович, наслышан о нём... Великий князь Ростислав стар, да продлит Господь его дни...

Это был новый поворот в беседе. Пётр насторожился: похоже, влиятельный киевский боярин уже сегодня прикидывает, кто может стать великим князем в будущем, и полагает Святослава весомым соискателем, а потому, видимо, хочет через него, Петра, установить с князем доверительные отношения. Большей удачи и желать было нельзя от этой полуночной встречи!

А Рогуйло тем временем продолжал:

— Изяславичи молоды, им ещё по лестнице вверх идти да идти. Чьё право выше Ольговичего? Разве что сыновей Юрия. Так ты не хуже меня знаешь, что не любы они Киеву... Говорят, Святослав не в отца пошёл и хранит верность княгине Марии?

— Такой женщине не трудно хранить верность, боярин.

— Я смутно помню её... Правда ли, что она любит устраивать состязания певцов?

— Да, — ответил Пётр, — княгиня Мария преуспела в этом, и, поверь, словно из небытия обнаружились на Руси такие яркие таланты — просто диву даёшься.

— Ты не задумывался, боярин, — продолжал дворский, — почему Новгород-Северский, ещё недавно никому не ведомый городишко, вдруг вошёл в число известных стольных городов, и желанных, и искомых?

Пётр и сам размышлял об этом и, пожалуй, знал ответ на вопрос дворского, но решил дать ему самому высказаться, ибо мысль, рождённая в собственной голове, всегда дороже внедрённой другим. И ещё он хотел поднять в глазах Рогуйлы значимость князя как сильного, волевого и рачительного правителя. Потому сказал задумчиво:

— Нет...

— Именно Святослав поднял город, храмы выстроил. И всё тому способствовало: и княгиня со своими состязаниями, и библиотека, что так любовно собирают они, и охоты, которые устраивает Святослав, и переписка книг для широкого дарения князьям... Вот и выходит, что не единой дружиной силён князь, а ещё и умением урядить и изукрасить свою землю.

— Значит, ты полагаешь, боярин, что завет Мономаха «Каждый да держит отчину свою» и по сию пору незыблем? — задал вопрос Пётр, явно желая спровоцировать дворского на откровенность.

— Э, боярин Пётр, не след со мной хитрить, ибо знаем мы с тобой оба, что незыблема токмо истина, а заветы, они для каждого времени иные. Будь сегодня Мономах жив, я полагаю, он дал бы другой завет.

— Какой же? — улыбнулся Пётр.

— Возможно, он бы сказал: «Каждый да изукрасит отчину свою». Потому что, ежели каждый князь станет полновластным государем в своей земле, кем тогда окажется великий князь Киевский? — сказал Рогуйло.

Пётр и сам не раз задумывался над этим, но сейчас решил не развивать впрямую мысль дворского, а обратиться к далёкой истории, чтобы косвенно и ненавязчиво утвердить многоопытного вельможу в правильности его убеждений.

— Владимир Мономах женился на Гите Английской. К тому времени английский престол уже перешёл к Вильгельму Завоевателю. Он подчинил себе все: и саксонских властителей, и английских, и пиктских, и велшских — и стал единым государем. Но дело не только в том. Он оставил трон старшему сыну, а не стал делить графства — по-нашему, княжества — между детьми, ослабляя королевство.

— Откуда тебе всё это известно, боярин? — спросил Рогуйло.

— Мой дед был ближним боярином Мономаха и одно время много беседовал с княгиней Гитой. А она не упускала ни одной возможности расспросить гостя из северных стран o делах на родине. Во Франкском королевстве царит принцип: вассал моего вассала — не мой вассал. А в Английском королевстве все землевладельцы — вассалы короля. Иными словами, подчиняются в военных делах только ему, только королю.

— А откуда ты о Франкском королевстве знаешь?

— Прабабка нашего князя Анна, дочь Ярослава Мудрого, была королевой франков. С тех пор в великокняжеской библиотеке хранятся книги о праве — от Салической правды [48] и до наших дней.

— Не знал, боярин...

— Надо только проявить любознательность.

— А у меня голова от своих дел пухнет.

— Может статься, что и эти дела своими окажутся, — многозначительно протянул Пётр. — Для князей выгодна княжеская лествица, а для бояр — один великий князь важен.

48

Салическая правда, или Салический закон — сборник обычного права франков, записана в начале VI в.

— Коли мечтать, так уж о том, что делается в Господине Великом Новгороде, где бояре с недавних пор по своей воле князя приглашают. Однако замечтались мы с тобой, занеслись в заоблачные выси в погоне за журавлём.

— Вернусь из Чернигова, буду рад видеть тебя в своём доме, боярин.

— Благодарствую. Ты когда едешь? — спросил Рогуйло.

— Прямо сейчас. Что время терять?

— Кланяйся от меня князю Святославу.

Они расстались, довольные друг другом.

Пётр почувствовал, что приобрёл могущественного союзника из числа высшего киевского боярства.

Дворский понял, что может рассчитывать на благосклонность возможного великого князя Киевского. А ларец с жемчугом... Не в ларце дело. Вот бы понять, откуда у князька из Новгорода-Северского такие ларцы в Киеве?

С этими мыслями дворский Рогуйло удалился в свою опочивальню.

Посла великого князя боярина Петра князь Олег принял в тронной палате большого черниговского дворца, однако сесть на высокий княжеский стол перед послом не посмел, расхаживал нервно, оглядываясь на младших братьев Игоря и Всеволода.