Святослав
Шрифт:
— Где же даст Христос? Когда? — торопливо спросила Малуша, чувствуя, что и сама начинает дрожать.
— Здесь, на земле, — тотчас ответила женщина, и было видно, что она вот-вот заплачет. — Я молюсь, мы молимся: «Господи, помилуй, Господи, помилуй…» А если не тут, то там, в раю, где нет ни болезней, ни печали, а жизнь бесконечная… Господи, помилуй, Господи, сподоби, Господи! — крестясь и кланяясь до земли, повторяла она.
— Где же там? В каком раю? Где не будет ни болезней, ни печали, а жизнь бесконечная? — взволнованно спросила Ма-луша.
— На том свете! Человек не
Над Днепром было темно. Мрак окутал все вокруг, и тем заманчивей, тем теплее мерцали среди окружающего мрака и безлюдия желтые огоньки в церкви над Почайной.
И Малуша вдруг позавидовала сидевшей рядом с ней женщине. Она потеряла мужа, детей, хижину, землю, у нее ничего не осталось на свете, но есть что-то большее — она верит.
А разве у Малуши не то же самое? Она потеряла отца, мать, родной дом, землю, она любила, имела сына — и все утратила… Так что же остается у нее на этом свете? Ничего! Она думала об этом и раньше, но сейчас будущее вставало перед ней как черная бездна. Жизнь кончена, ни Перун, ни Даждьбог не помогут. Верить — но во что?!
Однако эта женщина верит! Вот она рядом — черная, высохшая, голодная, но она счастливее Малуши, ибо верит, что есть жизнь вечная, она спасена, потому что верит…
— Господи, помилуй! — вырвалось у Малуши. — Господи, сподоби! Сподоби, Господи!
— И крест сотвори! Твори, твори крест! — властно, схватив костлявыми руками Малушину руку, приказывала женщина. — Твори крест!
— Господи, сподоби! — промолвила Малуша и перекрестилась.
— Вот тебе и стало легче. Ведь легче, легче?
— Легче, — ответила Малуша, утирая слезу.
— Тогда пойдем туда, — женщина схватила Малушу за руку. — Пойдем!
Малуша почувствовала, что не может больше противиться, и пошла за женщиной.
Без этой женщины Малуша, наверное, не попала бы в церковь. В глубине церкви горели свечи перед писаными на дереве дивными образами, было много мужчин и женщин, некоторые стояли на коленях на пороге церкви. Малушу встретили два бородатых мужа. Они преградили ей путь толстыми палками.
Женщина, которая вела за собой Малушу, приблизилась к бородачам, раскрыла пазуху, где на шнурке висел блестящий крестик.
— Иди, сестра, — промолвил один из бородачей. — А это кто?
– И он взглянул на Малушу.
— Оглашенная, — ответила женщина.
Но вопрос бородача оказался лишним, потому что второй, стоявший по ту сторону двери, отвел палку и дал Малуше дорогу.
Она вздрогнула. Что-то очень знакомое было в лице этого человека, на которое падал отсвет свечей. Высокий, перерезанный шрамом лоб, глаза, рот… Глаза, правда, угасли, седина покрыла голову, усы, бороду, и рот уже не тот. Но она видела все это раньше, знала этого человека…
~ Тур, — едва слышно прошептала Малуша.
Кто знает, может быть, он услышал это слово, может быть, просто понял, что она его узнала. Но Тур склонил голову и промолвил:
— Иди и ты, Малка!
И Малуша с легким сердцем переступила порог и вошла в церковь.
В церкви Ильи над ручьем молились христиане.
Они приходили сюда тайком с Горы, где перед Перуном целый день горел огонь; с Подола, где непрестанно приносили жертву Волосу, — христианам ходить в свою церковь и молиться было опасно.Когда служба закончилась, женщина повела Малушу к священнику Григорию и оставила их.
— Дочь моя, — сказал священник, — я вижу, тебе тяжело, знаю, как много ты пережила, знаю — думаешь ты, что и жить тебе не стоит. Ведь так?
— Так, отче, — ответила Малуша, — жить уже не стоит…
— Бедная, заблудшая душа! — сочувственно промолвил священник. — Как жестоко ты ошибаешься! Что твое горе перед тем, какое пришлось пережить Христу! Что твои муки в сравнении с теми, какие перенес он! Почему ты думаешь о грешной жизни, если она вечна?
— Жизнь вечна? — повторила Малуша, не понимая, о чем говорит священник.
— Да, дочь моя, жизнь вечна! — властно подтвердил он.
– Слушай! Много людей на свете, но что их жизнь? Все мы ходим под Богом, по его, Божьей, милости. В его воле дать одному богатство — золото и серебро, скотину и жито, другому не дать ничего, — на то его Господня воля. Разными он создает и людей: одного — князем, другого — воем, третьего — смердом, рабом. И на то его Господня воля…
Малуша все это уже знала. Новым было лишь то, что дечается ото по воле Божьей.
— Но что богатство, золото, серебро, что князь или смерд, если все это может уничтожить искра огня, если все на свете -и князья и смерды — умирают? — продолжал священник. — О, суета сует мирская! Что стоят князь и его смерд, если приходит смерть и они оба рядом ложатся в землю? Перед смертью все люди равны — такова воля Божья, таков наш земной путь.
Священник указал на суровый лик иконы.
— И Христос Бог, — продолжал он, — сошел на землю… Он родился здесь, на земле, от такой же простой женщины, рабы Божьей Марии, как и ты, и эта женщина, Мария, сподобилась того, о чем не могла и мечтать, — стала матерью Бога, василевса…
Если бы священник знал, какую бурю вызвал он этими словами в душе Малуши! Мать Бога, Христа, василевса, — а разве не такая же жизнь у нее, у матери князя земли Владимира?
— И, сойдя на землю, — продолжал священник, — Сын Матери Божьей Марии Христос стал сеять повсюду свое слово, говорить людям, ученикам своим, о бренности жизни на земле и о вечной жизни на небе. И были у Христа апостолы — верные слуги, а множество людей приходило к нему и спасалось во имя его. Но многие люди — язычники — не верили в него, и схватили его, и судили, и распяли на кресте, убили…
— Убили? — вскрикнула Малуша.
— Да, дочь моя, убили. Но на третий день он воскрес, вознесся на небо и сейчас восседает там во всей славе своей…
— А Мария?
— И Мария, Матерь Божья, вместе с ним.
Малуша вздрогнула. За всю жизнь никто не спрашивал у нее, как она живет, о чем думает, что тревожит ее душу. Главное же — никто никогда не обещал ей, что за муки на этом свете она получит награду. Это было совсем новое, неожиданное, неслыханное.
А дальше случилось то, к чему уже давно шла, сама того не замечая, Малуша.