Святотатство

— Долг превыше всего, — ответил я. — Мне впервые в жизни выпала возможность принять участие в триумфальном шествии в качестве сенатора. Нельзя же было ее упускать.

— Смотри, не заставь нас расхохотаться на виду у всех римских граждан, Метелл, — предупредил другой сенатор.

На особом возвышении был принесен в жертву баран и внутренности его подвергнуты тщательному изучению. Как и следовало ожидать, жрец-гаруспик возвестил, что в этот день боги будут благосклонны к триумфу. На моей памяти еще не было случая, чтобы боги отказали триумфатору в своей благосклонности. Я пристально разглядывал жрецов, но то были самые обыкновенные этруски-прорицатели, якобы способные предсказывать будущее по дымящимся потрохам. Изощренных убийц, действующих при помощи ножа и молотка, среди них не наблюдалось.

Рев труб возвестил начало шествия. Войдя в цирк, мы обошли арену кругом. Зрители приветствовали нас уважительными аплодисментами, хотя, разумеется, они пришли сюда вовсе не для того, чтобы любоваться на сенаторов. Согласно триумфальному маршруту мы направились по виа Сакра к Форуму, а оттуда поднялись на Капитолий. Несмотря на то что мысли мои были поглощены предстоящим разоблачением, я не мог не разделять общего радостного настроения.

Отдав положенные почести статуе Юпитера Капитолийского, сенаторы разбрелись кто куда, спеша занять наиболее удобное место и вместе с прочими зеваками насладиться наиболее занятной частью зрелища. Я же начал спускаться по холму, в сторону Форума и Ростры, откуда открывался прекрасный вид на все происходящее. К тому же всякий, забравшийся на Ростру, и сам был открыт всем взорам.

Чьи-то пальцы впились в мою руку повыше локтя, и я мгновенно потянулся к мечу. По моим предположениям, нападение никак не должно было произойти на Капитолии. Но, как известно, многие люди, поддавшись ошибочным суждениям, поплатились за это жизнью.

— Попробуй только вытащить меч, и я добьюсь того, что тебя отправят на сицилийские серные шахты, — процедил Цезарь.

— О, Гай Юлий, своей заботой ты оказываешь мне великую честь, — шепотом откликнулся я.

Сжимая мою руку, Цезарь широко улыбался и кивал, отвечая на бесчисленные приветствия и пожелания всех благ. Я тоже сиял счастливой улыбкой. Двое знатных римлян, гуляющих рука об руку в день триумфа одного из своих великих сограждан, не могли вести себя иначе.

— Помпей хочет твоей смерти, и, клянусь богами, я еще ни разу не встречал человека, подобного тебе, кто так из кожи вон лезет, чтобы быть убитым! И как только семейство Метеллов, этих усидчивых зануд, сумело породить такого неуемного проныру, как ты?

— О, Гай Юлий, ты несправедлив к нашей семье. Спору нет, мы, Метеллы, несколько консервативны, но вряд ли справедливо назвать нас…

— Заткнись и слушай! — прошипел Цезарь. — Если ты последуешь моему совету, у тебя есть шанс — хотя он не так уж и велик — дожить до завтрашнего утра. Следующие несколько дней у Помпея будет столько забот с триумфом и играми, что он вряд ли о тебе вспомнит. Клодий жаждет твоей крови, но пока идут торжества, его люди слишком заняты развлечениями, чтобы слушать приказы.

— Тем лучше, — бросил я. — Значит, мы с Клодием встретимся один на один. Это полностью совпадает с моим желанием.

— О Венера, моя божественная прародительница, избавь меня об общения с подобными глупцами! — возопил Цезарь и эффектным жестом, который ему особенно удавался, воздел руки к небесам. — В распоряжении Клодия остались этруски, которых одолжил ему Помпей. Им ровным счетом наплевать на римские праздники.

— Кстати, прошлой ночью я прикончил одного из них, — не без гордости сообщил я.

— Тем хуже для тебя. Теперь они питают к тебе личную ненависть. Деций, во время шествия я встану рядом с тобой на Ростре, и, может быть, они не осмелятся на тебя напасть. Но когда Помпей войдет в храм Юпитера, я тоже направлюсь туда, чтобы присутствовать на жертвоприношении и пиршестве, которое за ним последует. Окажи великое благо Риму, уноси отсюда ноги. Вернешься через месяц или два, когда у Помпея появятся новые враги, с которыми он будет разбираться.

К этому времени мы почти дошли до Ростры. Не сомневаюсь, всякий, взглянувший на нас со стороны, решил бы, что мы пребываем в полном дружеском согласии.

— Мне известно, какую славную потеху ты устроил, Гай Юлий, — сказал я, — вместе с Помпеем и Крассом. Жаль, что меня там не было. Уверен, женские обновки всем были к лицу.

Я ожидал, что слова мои приведут его в замешательство. Однако Цезарь нимало не смутился.

— Человеку, который хочет преуспеть в политике, не следует бояться уронить собственное достоинство, — с важным видом изрек он. — То, что кажется унижением, зачастую ведет к величию. Для того чтобы одержать славную победу над врагом, приходится долгие месяцы кормить вшей в походах. Но когда победитель, грязный и покрытый запекшейся кровью, возвращается в Рим, его ожидают триумфальные почести!

Мы уже стояли у перил, ограждавших Ростру, и Цезарь, сверкнув золотыми браслетами, сделал широкий жест, указав на стройные ряды воинов, несущих знамена и трофеи. Я понял — человек, стоявший передо мной, не имеет даже отдаленного понятия о том, что такое стыд и совесть.

— Почему ты так печешься обо мне, Гай Юлий? — спросил я. — Почему стремишься сохранить мне жизнь, несмотря на то что твои друзья явно хотят обратного?

Он устремил на меня полный изумления взгляд:

— С какой стати ты называешь их моими друзьями?

— Ну хорошо, назовем их твоими сообщниками. Мне известно, что вы задумали разделить мир между вами тремя, упразднить сенат и конституцию. И я сделаю все, чтобы разрушить ваши планы.

Никогда прежде я не произносил столь рискованных речей на трезвую голову.

— И как это тебе удалось все разнюхать? — с приветливой улыбкой спросил Цезарь. В глазах его светился откровенный интерес.

Я уже собирался рассказать ему о попавшем в мои руки письме, но потом решил умолчать об откровениях Нерона, подчеркнув свою проницательность. В ту пору я еще не избавился от тщеславия, свойственного всем без исключения молодым людям. Но, что более важно, догадывался, что, скрывая таинственной дымкой собственные способности, я значительно выигрываю в глазах окружающих. Цезарь пользовался этим приемом уже давно.

— Для логического ума, способного сопоставлять обстоятельства и факты, сделать подобный вывод не составляло особого труда, — заявил я.

Эта исполненная скромного достоинства фраза произвела должный эффект.

— Ты и в самом деле незаурядный человек, Деций Цецилий, — заявил Цезарь. — Именно поэтому я так не хочу, чтобы ты пал жертвой собственного безрассудства. Не скрою, я рассчитываю, что в будущем мы с тобой будем действовать заодно.

— Что? — переспросил я, не веря своим ушам. — О каком будущем может идти речь после того, что произойдет нынешним вечером?

— Посмотри! — воскликнул он, не слушая меня. — Слонов уже ведут! Ну и громадины!

Все взоры устремились на процессию. Мимо нас шествовали экзотические животные, проезжали повозки, на которых сверкали горы сокровищ, проходили пленники, закованные в цепи. И разумеется, мы вдоволь нагляделись на самого Помпея. Нарумяненный, облаченный в пурпурную тогу триумфатора, он походил на памятник самому себе. Впрочем, для того чтобы производить по-настоящему величественное впечатление, он был слишком коренаст и мал ростом.