Святой Грааль

Томас застыл в воде по пояс, прислушивался, но на всякий случай хмурился. Калика говорит о каком-то язычнике, но этот язычник — герой.

— Я видел еще у кого-то такое пятно, — сказал он нерешительно. — В Святой Земле... Как бы не у вождя сарацинов!

Олег удивился:

— Ну и что? Пелоп постранствовал по свету, постранствовал.

— А что, — спросил Томас саркастически, — половцы тогда среди сарацин жили? Я тебе тех половцев век не забуду.

— Вряд ли, но хорошие обычаи живут везде.

Томас нахмурился, уязвленный. Буркнул:

— Язычество!.. Какой-то Пелоп. Я Мальтон, а не Пелоп. А что он еще делал?

— А что жизнь заставляла, — сказал Олег хладнокровно. — Стал царем, но троянский царь Ил едва не захватил его самого в его царстве, пришлось улепетывать по морю. В Греции сватался к Гипподамии, но ее отец ставил женихам условие, что отдаст победившему его в беге на колесницах. Отец то ли сам неровно дышал к дочери, то ли предсказали смерть от зятя. Словом, Пелоп сумел подговорить возницу царя, тот бронзовую чеку тайком заменил восковой. Когда колесницы помчались, царь как обычно дал фору, а потом стал догонять, чтобы ударом копья в спину... Словом, колесница опрокинулась, а царь был грузен и зело тяжел, так что убился. Да еще до самой смерти! Возница стал просить обещанное, ведь Пелоп наобещал даже свою невесту на первую ночь, но Пелоп лишь спихнул дурака в море. Правда, тот, падая, проклял все его потомство.

Томас соскабливал грязь ногтями все медленнее, слушал.

— Ну, в проклятие я поверю. Не зря же попадал с тобой в такие переделки! Но чтоб мой предок предательски столкнул в море... даже дурака? Нет, я — Мальтон.

— Как хошь, — сказал калика равнодушно. — Ведь проклятие преследовало все потомство, особенно Атрея и Фиеста... Не слыхал? Кстати, вся южная Греция, на которую Пелоп распространил власть, стала вместо прежней Апии называться островом Пелопа. То-есть, Пелопонессом.

Томас навострил уши. Сказал с неуверенностью:

— Ну, возможно, это все-таки давний предок и рода Мальтонов...

— Он еще Олимпийские Игры учредил, — добавил калика.

— А это что?

— Игры такие...

— Языческие? Нет, Пелоп не мой предок.

— Вроде рыцарских турниров. И сам стал первым победителем.

На честном, уже наполовину отмытом, лице рыцаря стали видны следы внутренней борьбы. А Олег сложил оставшиеся луковицы Томасу, поднялся. Голос его был тяжелым:

— Золотых монет у тебя хватит, чтобы в Киеве купить коня. Дальше дорога идет сравнительно безопасная. Страны уже не столь дикие, как те, где мы прошли.

Томас торопливо вылез, мокрый натянул вязаную одежку, влез в доспехи. И лишь тогда взглянул калике в зеленые глаза, что сейчас были темными как два лесных озера:

— А ты?

Олег покачал головой:

— Незачем мне в Киев... Я отшельник, пещерник, а все пещеры — на этом берегу.

Они обнялись, калика отвернулся и быстро пошел прочь. Томас молча наблюдал как высокая фигура постепенно источалась в лунном свете, напоследок блеснули искорки на отполированной рукояти меча, и все растворилось в темноте.

На душе было тоскливо, хотя не однажды за бродячую жизнь странствующего рыцаря приходилось расставаться с прекрасными друзьями. Кто погиб, кто осел на пожалованной земле, кто вернулся в родной замок, кто просто ушел вот так, коротко обнявшись и пожелав счастья, чтобы когда-то в старости бегло вспомнить старого друга и дальние края...

Вздохнув, Томас снова сел на краю причала. Есть уже не хотелось, он вздохнул, опустил остатки хлеба и мяса на широкие мягкие листья, похожие на слоновьи уши. С первой переправой надо попасть в город, купить коня, а лучше — двух и спешить через цивилизованные страны, дабы успеть ко дню святого Боромира. Благодаря смоку-дракону половину дороги проделал за двое суток, теперь в запасе по крайней мере неделя!

Ночь медленно уходила, на востоке едва заметно заалел край. Глаза рыцаря, привыкшие к темноте, рассмотрели нежнейшие оттенки.

Ему показалось, что за спиной скрипнули бревна. Обрадованный, что калика что-то забыл и возвращается, он резко повернулся. В глазах блеснуло, тугая петля упала на плечи. Томас ухватился за меч, в голове грохнуло, он выронил оружие и упал лицом вниз на мокрые бревна.

Очнулся почти сразу, пытался вскочить, но лишь дернулся, туго стянутый в гусеницу. Над ним двигались в рассветном сумраке неясные фигуры. Томас различил голоса:

— Зарезать бы... Таких вообще надо в спину!

— Трусишь?

— А ты? Я супротив такого не встану лицом к лицу за все золото мира!

Шаги приблизились. Томас с трудом вскинул голову, перекосившись от резкой боли в затылке. Перед его лицом были охотничьи сапоги, тускло блестели шпоры. Он повернул голову, сжимая зубы, чтобы не стонать.

Знакомый голос, странно шипящий, проговорил сверху:

— Ну, сэр Томас... что скажешь на этот раз?

Над ним стоял, опершись на одну ногу, странный человек, от которого Томаса бросило в дрожь, заморозило кровь в жилах. Горбатый, левое плечо выше правого, обе руки в свежих шрамах, левая рука оканчивалась красной культяшкой, из которой торчала белая кость. Он был в бесформенной одежде, всю голову скрывал сплошной шлем.

— Бог долго терпит, — прохрипел Томас, — но все-таки бьет, сэр Горвель!

— Хорошо бьет тот, за кем последний удар, — прошелестел сиплый голос Горвеля из-под железной маски.

Второй человек сказал тревожно:

— Давайте сейчас же прирежем! Я боюсь.

Горвель просипел:

— Сейчас подойдет член Совета Семи Тайных. Он только взглянет, нет ли в нем магической мощи...

— Но с магией был связан лишь тот, который ушел!

Горвель бросил сипло, зло:

— Я уже чувствую ее шаги! А потом сразу зарежь.

Воин пнул Томаса, сказал зло, скривив губы:

— Наконец-то ты расстался со своим приятелем! Ты, закованное в железо чучело, не знаешь, что только его я, Черный Воин, считал равным по мощи. Правда он однажды ранил меня, оставил этот шрам на лице, но тогда у меня подвернулась нога... Он уничтожил мое хазарское войско, которое я вел на царя Румала... истребил десять братьев, владык восточных царств, из нашего рода остался только я и мой старший брат Карганлак... Ты дурак, что расстался с ним!

Сквозь плеск днепровских волн послышались легкие шаги. На причале появилась миниатюрная женщина: в мужском плаще, с надвинутым на глаза капюшоном, который тут же сдвинула на плечи. Хрупкая, с невинным бледным лицом и удивленно вскинутыми бровями. Крупные карие глаза смотрели обиженно, Томасу захотелось немедленно укрыть ее от опасности, спасти даже от утреннего холода и речной сырости.

Она взглянула коротко, сказала хрипловатым низким голосом, от которого у Томаса сладко защемило сердце: