Святой праведный Иоанн Кронштадтский

Более десятилетия монастырь на Карповке был местом паломничества. Но история России XX века богата на трагические события – вскоре после Октябрьского переворота начались беспрецедентные гонения на Церковь. Не избежал их и Иоанновский монастырь на Карповке. 20 августа 1923 года инокине и послушницам обители, около 200 человек, было предписано в двухдневный срок покинуть монастырь. Часть послушниц перебралась в монастырские подвалы, другая часть во главе с игуменьей Ангелиной переходила в приход церкви во имя святого Алексия, человека Божьего, на Геслеровском, впоследствии Чкаловском, проспекте. Около 15 насельниц Иоанновской обители впоследствии жили на территории Александро-Невской Лавры. После смерти игуменьи Ангелины руководство сестрами, проживавшими на Чкаловском проспекте, взяла на себя игумения Анастасия (Платонова), погибшая в конце 30-х годов в лагере. Почти все монахини Иоанновской обители в начале 30-х годов были арестованы и приговорены к ссылке в Казахстан. Лишь немногим удалось выжить и вернуться из ссылки.

В то время гонениям подвергались не только живые люди, но и останки усопших, поэтому и захоронение отца Иоанна Кронштадтского на долгие годы оказалось «в заточении». В это время в обители на Карповке был размещен Государственный научно-мелиорационный институт, Штаб гражданской обороны, швейный цех, лаборатории, общежитие и квартиры.

Но, несмотря на это, богомольцы всегда приходили на Карповку, к отцу Иоанну, прося его помощи и молитв. В благодарность за помощь к окошку крипты церкви приносили свечи и цветы. Естественно, это не могло понравиться представителям советской власти – в сталинско-хрущевское время у окошка располагался пост милиции, дабы ограничить проход верующих.

Судьба захоронения святого Иоанна Кронштадтского

Вокруг судьбы гробницы святого Иоанна Кронштадтского в храме-крипте Иоанновского монастыря в Санкт-Петербурге сложилось множество преданий. Мнение о том, что мощей в усыпальнице нет, господствует в Русской Православной Церкви Заграницей. Похожее писал в 1966 г. атеист-кощунник Н. Юдин, излагая почти через 40 лет события 1920-х гг. Однако в обоих случаях не было приведено никаких документальных подтверждений. Иное предание, со ссылками, в числе прочих, на воспоминания Н. Д. Жевахова и монахини Вероники (Врасской-Котляревской), приводит М. В. Шкаровский в своей фундаментальной монографии об истории монастыря. По сообщению Т. И. Орнатской, оно бытовало и среди родственников Кронштадтского пастыря. Представляется, что рассматриваемые ниже документы подтверждают истинность свидетельства о том, что мощи святого Иоанна во все лихолетье почивали на месте его первоначального упокоения и являлись залогом нынешнего возрождения Иоанновской обители.

Настоящая работа затрагивает период 1923–1926 гг. и основана на трех группах источников: архивных делах из ЦГА С.-Петербурга (фонды Ленгубисполкома, ф. 1000, секретный отдел; Ленгорисполкома, ф. 7384, церковный стол; Отдела управления Петрогубисполкома, ф. 1001; Исполкома Петроградского райсовета, ф. 151) – ранее известных (1923 г.) и, прежде всего, сравнительно недавно рассекреченных (1926 г.), а также на газетах того времени. Важность вопроса заставляет вновь вернуться к нему и после выхода в свет книги М. В. Шкаровского и рассмотреть подробнее судьбу мощей святого праведного Иоанна Кронштадтского.

Как известно, отец Иоанн еще в 1904 г. через ходатайство к митрополиту Антонию (Вадковскому) получил разрешение быть погребенным в крипте Свято-Иоанновского монастыря – в порядке исключения из существовавшего законодательства. 23 декабря 1908 г. Кронштадтский пастырь нашел упокоение перед правым клиросом церкви-усыпальницы во имя святых пророка Илии и Царицы Феодоры. Над его могилой, находившейся, что важно отметить, на очень небольшой глубине, была положена массивная мраморная плита с изображением Креста, Святого Евангелия и резной митры из мрамора. В 1911 г. на гробнице был помещен образ преп. Иоанна Рыльского работы академика живописи Н. П. Шаховского. Перед ним горела неугасимая лампада. Могила пользовалась всеобщим почитанием – у нее молились члены Царствующего Дома, более восьмидесяти архиереев (только в 1909 г.), многие тысячи богомольцев со всех концов России. Кроме того, у мощей о. Иоанна происходили исцеления (в 1909 г. отмечено 12 исцелений).

15 августа 1919 г. Петроградским райсоветом было выдано временное свидетельство о регистрации приходской общины Иоанновского монастыря. После кончины 13 июня 1921 г. прот. Димитрия Федорова, настоятелем монастырских церквей стал муж племянницы отца Иоанна Кронштадтского, протоиерей Иоанн Николаевич Орнатский, председатель приходского совета с июля 1920 г. В августе 1922 г. приход примкнул к Петроградской автокефалии, противодействовавшей распространению в епархии обновленчества. Возможно, в связи с этим 10 апреля 1923 г. отдел управления Петроградского райсовета сообщил в приходской совет о немедленном расторжении договора с «двадцаткой» как «нарушающей общественный порядок». 12 мая дела были переданы новой, более близкой властям общине во главе с прот. Иаковом Журавским. Она принадлежала радикальной обновленческой группировке «Петроградский епархиальный комитет группы православного белого духовенства «Живая Церковь». Монастырь, сохранивший верность «старо-церковникам», оказался в положении самоуправляемого, новая «двадцатка» впоследствии даже просила замуровать проход между церковью и обителью. Ключи от усыпальницы находились у старосты А. Г. Тимофеева.

Согласно секретному постановлению Петрогуб-исполкома (ПГИ) от 19–25 мая 1923 г., монастырь надлежало закрыть и использовать его строения «под общественные нужды». В это время власти еще не определили свою политику относительно захоронения отца Иоанна Кронштадтского: видимо, в связи с предстоящим закрытием обители Петроградский райисполком предлагал перезахоронить останки в Новодевичий монастырь, против чего выступили живоцерковники. Особый представитель комитета «Живая Церковь» – сам прот. И. Журавский – был командирован для «решения этого вопроса» «в высшие правительственные инстанции г. Москвы».

Обновленческое Петроградское Епархиальное управление (ПЕУ) в лице прот. А. Боярского занимало не столь однозначную позицию. Губисполком стремился подчеркнуть разногласия среди обновленцев и указывал, что ПЕУ, напротив, «всецело пошло навстречу Губисполкому в вопросе о раскассировании реакционно настроенных против церковного обновления монахинь, свивших себе в стенах Иоанновского монастыря достаточно крепкое гнездо т. н. автокефального движения». По словам Председателя Петрогубисполкома, ПЕУ «также предложило свои услуги» «в вопросе о перенесении праха протоиерея Сергиева, наметив место для захоронения» теперь уже «на кладбище б. Александро-Невской лавры». Прот. Журавский же, «захватив недавно в свои руки эксплуатацию Иоанновского монастыря в смысле обслуживания религиозных потребностей верующих», почувствовал, «что с его ликвидацией уплывают из рук колоссальные доходы… идя в разрез желаниям Петрогр. Епархиального Управления, начал искусственно подбивать верующих к выражению недовольства решением Петрогубисполкома». Однако и прот. А. Боярский 4 июня ходатайствовал в высший Церковный Совет об оставлении монастыря действующим, указывая, что «обновленческое движение должно будет перенести громадные нарекания со стороны многочисленных почитателей почившего пастыря». Мощи остались на месте, но заявления о приостановке решения ПГИ «в интересах обновленческого движения» не возымели эффекта. Как предполагает М. В. Шкаровский, сказалось и «усиление в 1923 г. влияния возглавлявшего петроградские власти председателя Коминтерна Г. Е. Зиновьева, который со своим ближайшим сподвижником Г. Евдокимовым лично выступал за закрытие Иоанновского монастыря». 31 июля Президиум ВЦИК постановил утвердить решение ПГИ. 14 ноября, по словам верующих, «по неизвестным причинам храмы были закрыты и на все попытки узнать о причинах был один ответ – «по распоряжению Исполкома».

Предвидя скорое разорение, прот. Иоанн Орнатский, отставной поручик Е.В.Фиделин (племянник св. Иоанна) и другие его родственники – Гартц и Озерова – 20 ноября обратились с ходатайством «выдать им гроб покойного отца Иоанна для перевезения и погребения на одном из кладбищ г. Петрограда или его пригородов, в ряду других умерших граждан; а также указать, как это сделать: тайно, без оглашения, или открыто». В повторном прошении «вывезти тело умершего пастыря из Иоанновского храма», которое датируется буквально тем же днем, уже фигурирует Смоленское кладбище «или куда пожелают родственники, близкие»: «Остаемся в надежде, что Губернский исполнительный Петроградский комитет отнесется к нашей покорнейшей просьбе благосклонно и разрешит вывезти тело Гражданина РСФСР И. И. Сергиева». Община просит также оставить им в монастыре усыпальницу и храм во имя преп. Иоанна Рыльского.

Стали собирать деньги «на вывоз Батюшки». Мария Трынкина пожертвовала 10000 руб., «Биржевая церковь» – 3050 руб. 26 ноября отец И. Орнатский описывает предполагаемый порядок перенесения останков, назначенного уже на 1 декабря: «Все работы по снятию мраморной плиты и изъятию наверх оцинкованного гроба будут произведены в присутствии представителей власти, родных и друзей покойного накануне в 8 ч. вечера… Официально… не будет сообщаться о дне перенесения тела… Процессия двинется в следующем порядке: впереди крест и фонарь, затем одни священники в облачении (каковым буду я…) затем колесница с гробом. Очень желательно, чтобы в 8 ч. утра… был командирован в бывший монастырь небольшой наряд милиции во избежание могущих произойти каких-либо нежелательных эксцессов. Процессия пройдет по самым малолюдным улицам: Геслеровский пер., Малый пр. П. С., 8-я линия, Камская ул. Тело почившего отца Иоанна будет предано земле в ряду общих могил… будет перенесена с бывшей могилы надгробная мраморная плита вместе с мраморным памятником, в который вставлена икона Преподобного Иоанна Рыльского…» Отдел управления ПГИ выдал отцу Иоанну Орнатскому бумагу с разрешением на перезахоронение. Перенесение останков, однако, было отложено до 8 декабря («Провожающих будет не более 100 человек» – вновь пытаясь успокоить власти, пишет отец Иоанн Орнатский), потом до 28 марта. В марте вместо зачеркнутого «Смоленское кладбище» на разрешительном мандате надписывают «Богословское». Под личную ответственность отца Иоанна Орнатского ему – единственному священнослужителю – 24 марта разрешили сопровождать процессию через Гренадерский мост по ул. Братства, пр. Карла Маркса, Бабурину пер., Лесной ул., Муринскому пр., Алексеевской и Иоанно-Богословской ул. до Богословского кладбища. Власти, кажется, чрезвычайно опасались огласки и скопления почитателей Батюшки: Адмотдел Ленгубисполкома в лице начальника подотдела Ильина опять предложил «сделать распоряжение о принятии решительных мер к недопущению провожающих более указанных 100 человек».

Однако перезахоронения так и не произошло. 27 марта, накануне предполагаемой даты, Ильин сообщил в Петроградский и Выборгский райисполкомы, что «захоронение трупа Иоанна Кронштадтского не состоится ввиду поступившего 26/III заявления родственников последнего, в коем по не зависящим от них причинам отказываются от получения трупа и его захоронения на указанном в отношении кладбище». Перезахоронению препятствовали, вероятно, и сестры монастыря (судя по их позиции в дальнейшем), и обновленческая бывшая «двадцатка», которая уверяла в письмах Смольный, что «на Ленинградской стороне Тихоновская поповщина соединилась с белогвардейцами деникинского и колчаковского режима церковниками» (имелась в виду община отца Иоанна Орнатского) и на деньги от продажи монастырского имущества «хочет… батюшку отца Иоанна перетащить на Смоленское, что делать не полагается и против чего рабочие протестуют. Насупротив вывоза батюшки с его места на Смоленское будут идти и путиловцы и все рабочие и на других заводах. И будут тоже писать в Смольный…»