Святой самозванец

Она поднесла руки к лицу и покачала головой, не веря в то, что это возможно, и почувствовала руку Сэма, который обнял ее.

Сэм сказал:

— Держись, Феликс. Мы не хотели сообщать тебе по телефону, и так как Мэгги хотела вернуться в Нью-Йорк…

— Джесс мертв! — выпалила женщина.

Ужас на лице Феликса. Он вскрикнул: «О, нет!», словно хотел расколоть небеса своим голосом. Попятился, его глаза говорили, что он не верит.

Король умер.

Сестра Росси, рыжеволосая и женственная; его жена, хрупкая и бледная, появились за его за спиной. Спросили, что случилось, умоляли не кричать, иначе он разбудит Ариэль, дочь Феликса, которую Мэгги никогда не видела.

Сэм схватил Росси за плечи, потом прижал к себе, похлопал по спине.

— Мне очень жаль, парень.

— Пусти меня! — задыхаясь, крикнул Феликс. — Джесс не может умереть!

Сестра и жена бросились его утешать. Они забыли о Мэгги, которая стояла там и рыдала в траурных одеждах, а Феликс кричал так, словно умирает.

Он первым вспомнил о Мэгги и подошел к ней. Упал на колени и прижался лицом к ее животу, обхватил руками и запричитал:

— О, Мэгги! О, Боже!

Ей хотелось вырвать ему глаза, этому Иуде, который оставил их одних, беззащитных, точно так же, как Сэм.

— Как? Как он умер? — спросил Феликс.

— Карло Морелли бросал в него камни, — ответила она.

— Один из соседей? — воскликнул Феликс. — Он погиб из-за меня! Морелли и ногой не ступил бы на территорию виллы, если бы я был там. Мне следовало остаться. Я предпочел своего собственного ребенка мальчику, которого я клонировал. Мэгги, прости меня! — Он крепче обнял женщину.

По крайней мере он не просил ее поверить в то, что казалось ей смехотворным: как Феликс, медик, учившийся в Гарварде, и Сэм, бывший детектив, не смогли предвидеть опасность, которую представлял Карло Морелли для ее драгоценного мальчика?

Они убили Джесса.

Ее сына погубили поступки и бездействие трех мужчин: Феликса и Сэма, покинувших его, а потом Карло Морелли, который бросал камни.

— Где Джесс? Где его тело? — потребовал ответа Росси.

— Он пропал, — сказала Мэгги.

— Что?

— Он исчез, как Иисус.

Феликс сжал ее руки.

— Мэгги, что ты говоришь?

— Осторожно! — раздался голос Сэма. — Мэгги снова беременна.

Но Феликс, кажется, не слышал. Двадцатидолларовый тест подтвердил беременность, и Мэгги содрогнулась, вспомнив об этом. Она думала, что небеса послали Сэма, чтобы он стал ее Иосифом. Если это так, Джесс был бы еще жив. Ей пришло в голову только шесть дней назад, что это дьявол послал Сэма для того, чтобы расчистить дорогу к смерти Джесса. Если это так, то она носит яйцо змеи в том лоне, которое выносило Сына Божьего.

Именно его клонировал Феликс, используя ДНК клеток, которые украл с Туринской плащаницы, — Сына Божьего. С течением времени Феликс стал сомневаться в этом, но Мэгги знала наверняка. В конце концов она растила Джесса.

Возьми себя в руки.

Она осознала, что гладит Феликса по голове, как делала тогда, когда он терял мужество или веру по время ее первой беременности. Она слушала, словно издалека, его крики: «О, Боже!» и мольбы о прощении, которого она никогда ему не сможет дать.

— Я сказал, оставь ее в покое! — повторил Сэм и сердито оттащил Феликса.

Мэгги почувствовала, что ее с двух сторон обнимают сестра Феликса и Аделина, его обожаемая жена. А Сэм горячился:

— Мы с тобой виноваты, но ничто и никто больше не обидит Мэгги!

Феликс, с красными глазами, встал, и на мгновение Мэгги показалось, что они с Даффи подерутся, но этого не случилось. Оба вздохнули, извинились, обнялись и прошли в квартиру, пошатываясь. Сэм на ходу объяснял то, что невозможно объяснить. Глядя на них, Мэгги тосковала о том времени, когда, по разным причинам, они сделали ее самой счастливой женщиной на земле.

Смерть Джесса не была предопределена. Этого не могло произойти. Бог не откатил бы камень, который удерживал Джесса в этом мире, не протянул бы руку и не забрал бы его домой, разбив ей сердце, без всякой причины. Это могло быть только деяние Сатаны.

Фрэнсис и Аделина помогли Мэгги войти и закрыли дверь.

— Мне так жаль, — сказала жена. Она все еще была похожа на ангела со своими светлыми волосами и серыми глазами. Ее ребенок от Феликса еще жив.

Голос Сэма полон преданности.

— Мэгги, я здесь. Я здесь.

Как будто это имеет значение сейчас.

Как могла она лежать рядом с Сэмом и любить его? Как могла носить его ребенка? Ее предназначением в жизни было вырастить Джесса, чтобы он стал взрослым и спас мир.

Прежняя Мэгги умерла, когда умер Джесс. Вместо нее новая женщина надела одежды мести, как в Книге пророка Исайи, и окуталась рвением, словно плащом. Горестные мысли.

Она снова услышала голос Джесса, обращенный к ней, он прозвучал всего несколько недель назад:

— Chi sono io? Chi sono io? [1] — спрашивал он.

Она опустилась на колени и обняла его.

Он прошептал:

— Пожалуйста, скажи мне, мама. Я чувствую себя достаточно взрослым, чтобы знать правду, какой бы она ни была. Иногда думаю, что всегда был старым. — Он отстранился и погладил ее по щеке. — Ты боишься, что я не буду любить тебя. Правда? Не беспокойся. Даже если ты в действительности не моя мать, не бойся. Когда я думаю о любви, то думаю о тебе. Ты такая чистая, такая красивая… Ti voglio bene, mamma [2] . Всегда.

1

Кто я такой? (итал.)

2

Я тебя очень люблю, мама (итал.).

Слезы опять потекли по лицу.

Фрэнсис и Аделина осторожно сняли с Мэгги дизайнерскую шляпу с вуалью. Поскольку они сами были богатыми, то знали, что это лучшая шляпа в Милане.

Они высвободили из ее крепко сжатой руки кружевной зонтик. Стоя спереди и сзади, сняли длинный жакет, словно она была священником.

Мэгги задержалась в прихожей, которую так хорошо знала — та же персидская ковровая дорожка, те же картины, тот же гладкий паркет на полу. На полпути к комнатам на стене до сих пор висит тяжелое серебряное распятие — самое красивое, какое ей доводилось видеть — над черной скамеечкой для молитвы, где семейство Росси преклоняло колени. Больше ее этим не обманешь. Какой она была глупой, позволив своей вере превратиться в нестрогое христианство, модное сегодня! Ее учили истинной вере в детстве, в баптистской церкви.

Но глаза открылись. Мэгги не видела знака Сатаны, но знала, что он здесь.

— Ох, Мэгги, — произнесла Аделина. Она выбежала из комнаты, сказала, что приготовит чай.

В официальной гостиной, которую она когда-то убирала, когда служила горничной, под ее девятифутовым потолком, под подлинным Модильяни, Мэгги села на диван возле темно-серых портьер и позволила всем остальным утешать ее. Она клала голову на их плечи, обнимала в ответ, но в душе ждала знака от Бога.