"Святые" 90-е Пионер. Том 1

Не скажу что шибко сложно, но учитывая что последний раз я брал фотоаппарат в руки лет двадцать назад, пришлось поднапрячься. Выдержка и диафрагма основные параметры съемки, и если каких-то нюансов я не знаю, то смысл понимаю прекрасно. Выдержка — время открытия «шторки», чем оно больше, тем больше воздействие света на плёнку. С диафрагмой же наоборот. Больше число, меньше окошечко в объективе. Пленка универсальная, шестьдесят пять дин, поэтому диафрагму на минимум — максимально открытую, а выдержку половину секунды. Можно больше, но тогда смазано будет, потому что снимать с рук, без штатива, телевиком и с большой выдержкой, крайне проблематично. Тем более лица.

Зарядил пленку, поменял объектив, и вооружившись батоном, приготовился действовать.

Ждал недолго, первая машина подъехала немногим раньше объявленного времени, и высадив двух пассажиров, укатила. А у меня же появились первые проблемы. Пока ждал и рассматривал через видоискатель статичные объекты, все казалось нормальным, но «прицелиться» по неровно шагающим людям, да ещё чётко поймать лицо, оказалось практически невозможно. Щёлкнул, конечно, деваться-то некуда, но вот за результат уверенности не было. Как минимум выдержка в половину секунды это слишком много, тут даже со штативом не снять. Человек за это время проходит не меньше метра, поэтому, хоть и в ущерб правилам, настройки пришлось скорректировать.

Но дальше снимал уже уверенней, и до темноты успел отщелкать почти две пленки. Остаётся докупить всё необходимое для проявки, и тогда уже будет понятно, результативно я отработал, или всё-таки нет.

Ждать окончания «турнира» не стал, пошел на трамвай, и через сорок минут был уже дома.

— Что-то ты сегодня раненько, не случилось чего? — встречая меня у порога, ехидно поинтересовалась мама.

— Нет мам, не случилось.

— Хорошо, кушать будешь?

После двух бутылок кефира и батона с колбасой, есть мне не хотелось, но из кухни так вкусно пахло, что я не смог отказаться.

— Конечно, голодный как волк! — улыбнулся я маме.

— Ты новости читал? — вышел из зала отец.

— Нет, а что-то случилось?

— Говорил же тебе, он словно в каком-то придуманном мире живёт, совсем по сторонам не смотрит! — обращаясь к маме, возмутился он.

— Закон о частной собственности на обсуждение выдвинули! Теперь уж точно конец совку! — с какой-то непонятной гордостью сообщила мама.

— А… Вы про это… Слыхал, как не слыхать-то? Теперь потащат всё что семьдесят лет собирали…

Говорить на политические темы с родителями я не хотел и обычно сдерживался, но сейчас смотрел на них, и почему-то злился. Нет, не на родителей, да и вообще ни на кого конкретно. Просто так злился, без повода.

— Да кто потащит-то? — возмутился отец.

— Ты, Дмитрий, в последнее время о людях почему-то совсем плохо думаешь. Никакого воровства не будет, всё разделят по-честному! — подержала отца мама.

— Свадьбу в малиновке смотрели?

— Ну и что?

— Как там делили? Это мне, это не тебе, это опять мине! Так и будет, помяните мое слово!

— Ты власть-то, с народом не путай, власть это одно, а простые люди другое! — опять возразила мама.

— Ага другое. Тут и сейчас-то не айс, а через полгода эти твои другие, потащат всё что не приколочено, а что утащить не смогут, сломают или сожгут!

— Да ты чего такое говоришь, Дмитрий? — округлив глаза, удивлённо смотрела на меня мама.

— Ничего я не говорю. Есть хочу, положи мне пожалуйста, я к себе пойду…

На том разговор был закончен, и прихватив тарелку жареной картошки с домашним кетчупом, я заперся в своей комнате.

Конечно зря психанул, но теперь-то чего уж. Накипело. Не знал бы как оно дальше будет, тоже верил бы, как все. А так… И вроде понимаю что надо спокойно ко всему относиться, всё равно ничего не изменишь, как ни старайся, вот только не получается у меня спокойно смотреть, как родных мне людей оболванивают. Злюсь я.

Основательно перекусив, завалился спать. Думал сразу усну, с набитым-то пузом, но провалялся без сна чуть не до двух ночи. Мысли всякие в голову лезли, в основном бред, но были и дельные. Вот например про то как команду набрать, из кого, то есть, идея пришла. Удивительно, как раньше не догадался, если есть максимально проверенные кандидатуры? Те самые парни с которыми я прошел через горнило войны, с самого четырнадцатого, по двадцать четвертый. И ведь помнил я всех, и живых и мертвых, имена, кто откуда родом, детали какие-то. Всё это было навечно записано у меня в голове. Разумеется не здесь, а в той, другой жизни, но для цели которую я поставил, это не имело никакого значения. Главное что знал я их лучше, чем сами они себя. Война, она ведь не оставляет места наносному, стирает всё разом, моргнуть не успеешь. Дерьмо завоняет, алмаз заблестит. Вот мне и нужно алмазы эти собрать, да в диадему царскую вставить. И да, про дерьмо я тоже помню, может не так подробно, но всё-таки.

Я ведь когда на эту войну пришёл, многого не понимал. Думал чего тут такого, армия как армия, приказали, копаешь, не приказали, не копаешь. Плац, тумбочка, увал, построение. Всё по стандарту. Но действительность оказалась совсем не такой. Четырнадцатый год, первое по настоящему боевое задание, когда нас, группу из десяти человек, отправили штурмовать трехэтажный дом в одном из «спорных» поселков. Ни разведданных, ни объяснений. Автоматы раздали, гранаты тридцать штук выдали, и вперёд, под танк. Даже командира не назначили, сказали чтобы сами разбирались. И ведь даже сейчас, когда опыта у меня через край, я бы десять раз подумал прежде чем туда лезть, но тогда мы просто пошли вперёд.

Не знаю что спасло группу от уничтожения на подходе, подозреваю что противник сам не ожидал подобной наглости, но добрались до стен мы полным составом. Как потом говорил наш комбат, неожиданно.

Рассусоливать не стали, а с ходу закидав правое крыло первого этажа гранатами, сразу зашли внутрь. Наверное на внезапность рассчитывали, вот только обороняющиеся к тому времени уже оклемались, огрызаться стали, и у нас появились первые двести. Помню как стреляю куда-то туда, лишь бы куда, а рядом Антон, паренек совсем молодой, падает. И кровь у него, большими каплями, из пробитого лба, на пол вытекает. Я его пошевелил, ну мало ли, вдруг живой, и продолжаю стрелять. Сам не лезу, автомат вытащу из укрытия, и палю в белый свет как в копеечку.

Дальше не знаю что было, то ли граната прилетела, то ли ещё какая зараза, только очнулся уже на спине у Шухера, он меня из-под огня вытащил, и перебежками подальше от этого дома нехорошего оттащил. Потом ещё много домов таких нехороших было, но тот первый мне особенно в память врезался. Из группы тогда только мы вдвоем, да комбат мой будущий в живых остались, остальные там так и сгинули.

Ну а с Шухером мы сдружились в итоге, до двадцать второго провоевав в одном подразделении. Только я в разведке, он в артиллерии. В начале августа последний раз виделись, тогда большое наступление готовилось, помню усмехнулся он тогда, сказал что так хорошо себя никогда не чувствовал, жить, говорит, хочется, петь и плясать. А вечером его убили. Прямое попадание арты, даже кусочка не осталось. Покидали в гроб земли с того места, да запаяв, на родину отправили.

Но сейчас он ещё живой, и где-то совсем недалеко. Разница в возрасте у нас небольшая, если всё правильно помню, шестьдесят девятого года он, значит сейчас ему двадцать два, и срочную он уже отслужил. Рассказывал что сразу после учебки куда-то под Кандагар отправили. Там обошлось, пришел без единой царапины, но на гражданке не повезло, на нары угодил. Не сразу правда, годика три помыкался, на завод устроился, работал как все, ну а потом драка, и непредумышленное убийство. Дали семь лет, но вышел в девяносто седьмом по удо. Женился, развелся, ещё раз женился, работал вахтами, потом с законом опять что-то не поделил и снова на срок залетел. Отсидел, а в четырнадцатом на Донбас отправился.