Святые Алексии
Шрифт:
В Голосеевской пустыни преподобный Алексий прожил 21 год 3 месяца и 24 дня. Главными его обязанностями здесь были очередное богослужение, наблюдение за ризницей и духовничество. Духовничество и наблюдение за ризницей о. Алексий не оставил до конца своих дней, а от очередного богослужения он освободился ввиду болезненного состояния всего за год до смерти. Первые годы пребывания в Голосеевской пустыни о. Алексий проводил обычно, как и все прочие иеромонахи: совершал богослужения, смотрел за порядком в церкви и исповедовал приходящий народ. Одним разве он отличался от других – это воодушевленным чтением поучений после запричастного стиха. Но с течением времени мудрыми советами, вовремя сделанными предупреждениями он стал обращать на себя внимание православных
У кельи преподобного Алексия можно было встретить и священников, и монахов, и мирян. К о. Алексию приходили и богатые и бедные, и знатные и незнатные, ученые и необразованные, заботящиеся о своем спасении и забывшие о том, как нужно угождать Богу… Но больше всего у кельи преподобного толпилась беднота, которую питал он не одним словом Божиим, но и хлебом насущным. Отец Алексий всех одинаково принимал, всех старался обласкать, каждому чем-либо помочь. И действительно, он помогал страждущим людям. В келью его люди входили расстроенные, с мрачными лицами, взволнованные, а выходили спокойными, умиротворёнными, со слезами радости на глазах.
У старца Алексия искали умиротворения своей совести не одни паломники и монахи, но и архипастыри, и даже Киевские митрополиты. Так, Черниговский архиепископ Антоний вызвал о. Алексия к себе в Чернигов в апреле 1911 года для предсмертной духовной беседы и на его руках предал дух свой Богу. Голосеевская пустынь есть не что иное, как дача Киевских митрополитов, где они летом отдыхают от своих архипастырских трудов. В течение пребывания о. Алексия в Голосеевской пустыни на Киевской митрополичьей кафедре сменилось четыре архипастыря: Высокопреосвященные Иоанникий Руднев (1891–1900 гг.), Феогност Лебедев (1900–1903 гг.), Флавиан Городецкий (1903–1915 гг.) и Владимир Богоявленский (1915–1918 гг.). Двое из них, особенно продолжительно пребывавшие на Киевской кафедре, – митрополит Иоанникий и митрополит Флавиан имели о. Алексия своим духовником, а митрополит Владимир несколько раз просил молитв у о. Алексия.
В 1896 году вся Россия трепетно и радостно ожидала открытия мощей великого угодника Божия, более 200 лет нетленно почивавшего в Чернигове, святителя Феодосия. Задолго до этого события начали собираться со всех концов православные люди в скромный доселе город Чернигов, а ко дню самого открытия святых мощей – 9 сентября – город принял вид волнующегося человеческого моря. Прибыл в числе почетных гостей и митрополит Киевский Иоанникий. Его сопровождал о. Алексий. В то время слава о его подвижнической жизни, даре прозорливости и удивительном смирении разнеслась далеко за пределы его родного города Киева.
Отцу Алексию как одному из самых уважаемых и почётных гостей было поручено переоблачить святые мощи. С великим благоговением совершив их переоблачение в пещере, где почивали они, старец погрузился в молитву – и тут ему, как бы в тонком сне, предстало дивное видение. В великой славе предстал ему сам угодник Божий и сказал: «Спасибо тебе за то, что потрудился для меня. Поминай на проскомидии моих родителей – иерея Никиту и Марию». – «Святитель Божий, – отвечал пораженный старец, – как же я, грешный, дерзну молиться о них, когда сам ты пребываешь в такой славе у Господа?» – «Поминай их при принесении Бескровной Жертвы, – снова повторил святитель, – ибо это выше моих молитв». Видение закончилось. Не чувствуя себя достойным
подобного откровения и не доверяя себе, старец, несмотря на поздний час, поспешил к владыке митрополиту и, павши ему в ноги, поведал о бывшем с ним.Внимательно выслушал мудрый архипастырь взволнованного старца и успокоил его, говоря: «Верю, что Господь устами святителя Феодосия поистине открыл тебе великую тайну безмерной Своей милости, даруемой Им людям через нас, недостойных пастырей, при совершении Божественной литургии и принесении Бескровной Жертвы. До времени умолчи о бывшем тебе видении, молись, как заповедал тебе угодник Божий, а там Сам Господь имиже весть судьбами поможет тебе утвердиться в виденном».
Нужно же сказать, что ни память народная, ни история не сохранили имен родителей святителя Феодосия. Слова владыки оказались пророческими. Прошло несколько лет, и в одном из самых древних киевских монастырей – Выдубицком – был найден Синодик из рода Углицких и в нем собственноручная запись святителя Феодосия, бывшего в том монастыре игуменом, имен его родителей: иерея Никиты и Марии.
Когда мы переходим к частной жизни о. Алексия, то здесь мы оказываемся пред большим затруднением: подвиги преподобного Алексия были сокрыты от посторонних глаз, и для нас была открыта только внешняя сторона его жизни.
Келья о. Алексия в Голосеевской пустыни была скромна. Она состояла из трех маленьких комнаток. Обстановка этих комнаток бедна. Несколько икон, из которых он почитал особенно одну. Это икона Божией Матери, которой благословила его мать; диванчик, на котором принимал почетных гостей, перед диванчиком ничем не покрытый столик, на нем постоянно лежало Евангелие на славянском языке больших размеров; этажерка для книг, стол для трапезы, кровать с постоянно поднятым матрацем, на которой о. Алексий, кажется, никогда не спал; медный умывальник с металлическим тазиком и несколько простых тумбочек – вот всё, что составляло обстановку кельи о. Алексия.
Келейника у него не было. Старец сам себе во всём служил: сам носил дрова, сам топил печь и ставил самовар, сам подметал комнаты, только к концу жизни, когда о. Алексия начали оставлять силы и он стал болеть, ему прислуживал сначала живший в пустыни монах Азария, а потом наемный мальчик из соседнего села. Пища о. Алексия была скудна: он питался только тем, что ему приносили из трапезы, а в конце жизни и того не ел. Однажды митрополит Флавиан, гуляя с о. Алексием по двору Голосеевской пустыни, спросил его: «Что вы кушаете?» Старец ответил: «То, что Божия Матерь дает». А последние годы он питался только трапезным борщом с хлебом и теплым чаем без сахара и хлеба.
Приведем повествование воина Первой мировой войны, посетившего старца в 1916-м, за год до его блаженной кончины. Из него явствует духовная высота старца, а вместе с этим его прозрения о судьбах России. Его описания рисуют нам домашнюю обстановку старца, в которой хранился избранник Божий.
«Мы шли по длинному коридору, по сторонам которого были равноудаленные двери. Пред одной из них мы остановились. “Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, помилуй нас!” – проговорил послушник. “Аминь!” – раздался приглушенный ответ. Послушник отворил дверь, и я вошел в сени кельи, а затем и в самую келью. Не скрою: я волновался, сердце усиленно билось, и я с трудом справился с дыханием. Келья – маленькая комната, просто обставленная. Через деревянный пол шла полотняная дорожка до киота. На окнах глухие занавески. Пахнет кипарисом, воском, чабрецом (ароматная степная трава), лампадным маслом… Сладостная тишина вошла мне в душу…
“Идите, идите, раб Божий! Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа”, – благословил меня старец. Я очнулся и с усердием поцеловал руку старца. Сняв руку с моей головы, старец подошел к окну и благословил мою семью, что меня очень обрадовало. Затем он пригласил меня в соседнюю комнату. С благословения старца мы сели на скамейку. То была комнатушка с изношенным деревянным полом и обветшалыми стенами. Слепая занавеска на единственном окне. В углу небольшой иконостас со старинными иконами, перед ними – лампада. Аналой, на нем – Евангелие, крест, епитрахиль. Вплотную к стене топчан, покрытый старым одеялом, из-под которого виднелась солома, – ложе старца. Я был пуст: ни одной мысли, ни одного вопроса. Я сидел и умиленно смотрел на старца, перекладывая фуражку из руки в руку.
Конец ознакомительного фрагмента.