Святые грешники

Горячий липкий туман окутывает его. Маленького мальчика. Он болен. Тело горит. Лихорадит. Бьет озноб. И нестерпимая дергающая боль. Нога превратилась в огромную, распухшую, огненную, сине-красную колоду. Все плывет перед мокрыми от слез глазами. И он тихо постанывает в те моменты, когда пульсирующая боль становится невыносимой… В спальной светлой комнате никого. Только он и дядька Андрей в своей неизменной бело-черной морской форменной робе. Красивый, с белым лицом и моржовыми усами.

Он ударился коленом, когда полез на полку за книгой. И теперь второй день лежит на кровати в спальне, украшенной по стенам картинами – «Иван-царевич на Сером Волке», «Курочка Ряба», «Илья Муромец». Лежит и просит Боженьку о помощи, обратив омытое слезами лицо к киоту, где развешены десятки икон с ликами святых. Маменька и папенька заняты. У них прием. Там, внизу, на первом этаже. Неотлучно в доме дежурит чернобородый доктор. Он уже сделал все, что мог. Поставил компрессы. Наложил повязки. Дал порошки. Но боль не отступает.

«Ну почему я не такой, как все другие мальчики?» – шепчет он про себя. А вслух просит дядьку:

– Поверни мне ножку!

Тот старательно, пытаясь не причинить новых страданий, перекладывает на подушках этот горящий комок боли. Слышны шаги по лестнице. Снизу поднимается встревоженная мама. Она в белом пышном платье. И в ослепительно сверкающих бриллиантах. По комнате разливается запах духов. Но лицо ее полно тревоги и страдания.

– Мама, – шепчет он, обнимая ее за шею. И вкладывает в это слово всю свою надежду и всю боль, которая терзает его.

– Потерпи, миленький! Потерпи, маленький! – в ответ шепчет она. – Скоро приедет наш друг. Он поможет.

День томительно тянется к вечеру. Тени в окнах удлиняются. В комнате загорается электрический свет.

Наконец на лестнице снова слышны чьи-то шаги.

На пороге спальни появляется высокий чернобородый человек с проницательными серо-голубыми глазами. Его длинные волосы и неухоженная борода контрастируют с голубой щегольской шелковой рубашкой, заправленной под ремешок, и блестящими высокими сапогами. За ним идет мама с лицом, полным одновременно тревоги и надежды.

– Дорогой мой, маленький! – говорит человек, становясь на колени у его кровати. – Посмотри на Боженьку. Какие у Него раночки. Он одно время терпел, а потом так стал силен и всемогущ! Так и с тобой будет!

Черный человек, склонившись у кровати, шепчет горячую безыскусную молитву. Потом берет мальчика на руки… Тот чувствует, как его окутывает неизвестно откуда появившаяся теплая сила… Она качает его, убаюкивает, уносит куда-то далеко-далеко. В небеса. Туда, где летают ангелы, где Боженька… Где живут спускающиеся с иконы на стене спальни Вера, Надежда, Любовь. И мать их София…

Дубравин просыпается как от толчка. Выплывает из сна, не понимая, кто он. И где он. Ведь сон этот ярче, чем сама жизнь.

А жизнь – вот она. Окружает. Заставляет думать о делах.

Пару минут он еще пытается бороться. Удержать видения. Но со всех сторон начинают проникать будничные мысли. О работе. О сегодняшнем приеме граждан. И никуда от этого не денешься.

* * *

Посетителей за день было немало. Последними пришли ребята-националисты. Двое. Один такой крепенький, спортивный. А второй, главный, интеллигентный, но видно, что упертый. Представляют некое объединение с расплывчатыми целями. На следующей неделе в Москве большой митинг. Хотят поехать. Нужны средства.

Дубравину они понравились. А вот руководители этого так называемого Народного союза – нет. Он доходчиво объяснил ребятам:

– Движение – это хорошо. И то, что вы выступаете против ювенальной юстиции – тоже здорово. Потому что для России такая юстиция не годится. Даже в Европе эти «детские инспектора» и то беспредельничают. Забирают детей из семьи, чтобы зарабатывать деньги. Люди есть люди, а не ангелы. Если есть структура, значит, она должна оправдывать свое существование, что-то делать. А если есть безграничное право отбирать детей у родителей, почему бы им не воспользоваться? У нас же эта ювенальная юстиция превратится в нечто чудовищное. Только Дума отобрала у наших чиновников возможность торговать детьми из детских домов на экспорт, как они нашли новый источник доходов. И уже наверняка потирают руки. Ведь это какой рычаг для выкачивания денег! Какие возможности для шантажа бедных родителей! Если что не так – отберем ребенка! Да любой при такой ситуации выложит сколько угодно, чтобы сына или дочку оставили дома! От ювенальной юстиции пойдет такая коррупция, что нам и не снилось. Вы думаете, чиновники о детях заботятся, требуя ее введения? Нет, конечно! О своем брюхе они заботятся! А вам, молодые, активные люди, надо выступить единым фронтом.

Но денег для поездки в Москву все-таки дал!

Вообще, представление наших людей о возможностях депутатов, в чем он не раз убеждался, странное и искаженное. Им кажется, что депутат – это о-го-го! Силища! Скажет! Позвонит! И все их проблемы решатся!

Но на самом деле если у депутатов нет собственного ресурса, то официальные возможности их весьма ограничены. Что он может сделать? Запрос. Звонок. Визит к начальству. Но сегодня все в конечном итоге решают только деньги. И Дубравин всю свою депутатскую зарплату и выделяемые фонды, а также часть доходов от бизнеса направляет на решение больших, а чаще всего маленьких проблем.

Пока идет прием людей, он записывает их нужды в блокнот. Потом анализирует эти записи. И решает – кому помочь.

До того, как стать народным избранником, он частенько удивлялся: люди идут с такими мелочами. Но во время выборов получил и усвоил один важный урок.

Дело было на встрече в каком-то селе. В маленькой сельской больничке. И беседа с персоналом была хорошей. Под конец народ, как обычно, разговорился, стал выкладывать свои проблемы.

– У нас тут бинтов не хватает! Халаты новые не выдают. А старые все износились! – наперебой жаловались сестры и нянечки.

Ну, Дубравин по ходу дела шепнул сидевшему рядом Алексею Пономаренко: «Тоже мне проблемы! Нашли с чем идти к депутату!»

Но тот не согласился:

– Ты что, Александр! Это нам их проблемы кажутся ничтожными. А для них это очень даже серьезно!

С тех пор для него маленьких проблем и маленьких людей нет.

Вот и сейчас, выпроводив последних посетителей, он с Олегом принялся читать записи. И решать, кому чем можно помочь.

– Так вот, давай, Олег, будем сортировать. Зачитывай весь список!

– Людмила Петровна Яковлева. Прежний мэр пообещал квартиру. Даже ордер смотровой показали. Потом обманули. Дали ордер в развалюхе.

– Направим запрос новому мэру. Проясним ситуацию до конца. Если надо, заострим дело через печать!

– Галина Михайловна Азарова. Умер брат. Отделил лицевой счет. Нет денег, чтобы платить по счетам. Малоимущая. Говорит, дайте сто тысяч, а то сожгу себя на площади.

– Это та, которая вся расфуфыренная и духами воняла?

– Ну да!

Дубравин уже много раз сталкивался с тем, что среди просителей немало таких, которые приходят к нему с выражением лица: «Вы мне должны!»

Но он не возмущается. Привык. Поэтому скомандовал Олегу:

– Напиши, что возможности помочь нет.

– Понял!

– Стёпкина Любовь Михайловна. Улица Полевая, дом семь, квартира семь. Дали квартиру в общежитии. Инвалид. После операции. Нет туалета. Просит помочь со строительством…

– А кто там начальник ЖКХ? Чей дом?

– Некто Брузанин.

– Давай обратимся к нему!

– Попробуем! Но сомнительно.

– За спрос не ударят в нос!

– Щеншина Тамара Васильевна. Десять лет мучается с соседями. На седьмом этаже, а она живет на шестом, расположился какой-то суррогатный цех. Разливают водку паленую. Гулянки, пьянки. Пьют вместе с милицией. Она уже все инстанции прошла… Помощи нет. Боится расправы.