Связь

Он устроился на сухом дереве, в расщепленном стволе, почти целиком нырнув в дупло.

Прятаться на дереве от леопарда бессмысленно, и опасно, если ты беззащитен; но он беззащитным не был. Дерево стояло у края леса, по другие стороны простирались поля, прорезанные узкой дорогой. Ветер дул в сторону полей, из леса запах охотника не уловишь, и разглядеть Харриса за ветвями было не так-то легко. Сейчас он был в засаде один.

– Ну давай уже, - бормотал бесшумно, оглядывая клубящуюся зелень опушек.

Зелень сперва порыжела, сбрызнутая заходящим солнцем, потом начала сереть, и уставший мозг среагировал на слабеющий свет, задремал на пару-другую мгновений.

Очнувшись, Харрис вскинулся может быть слишком резко: сквозь заросли виднелась пятнистая шкура.

Зверь остановился, словно почуял опасность, хотя ветер относил запах человека в другую сторону. Харрис скорее догадывался, чем видел хищника; по чести сказать, это мог быть совершенно другой леопард, трусливый или опытный, совсем не обязательно та, кого он искал. Но уже его собственное чутье говорило - она здесь, это она.

Он выстрелил не целясь, и не попал, чуда не произошло. За миг, через плотные заросли Харрис никак не мог увидеть столько, и потом уверил себя, что все это придумал - смешно уже то, что ему, бывалому охотнику, пришлось в этом себя уверять - но тогда был уверен, что видел. И длинное тело, мягкое, чуть обвисшее на коротковатых лапах - и не подумаешь, что в нем скрыта такая скорость и сила. И бледно-голубые глаза, нездешние, слишком северные для этих удушливо-жарких мест.

Она на него посмотрела.

**

Теперь связь была такой прочной, что Ананда знала: леопард не уйдет на другой берег, и у моста его караулят напрасно. Знала, но ни с кем не могла поделиться, не те времена, чтобы рассказывать о подобном слиянии.

Стояла во дворе, дверь за ее спиной была заперта - поняв, что сладить с женщиной не удается, она непременно хочет выйти из дома, ее и оставили снаружи. Ни один разумный человек не рискнул бы держать сейчас дверь открытой, проще пожертвовать родственницей.

Тревожно не было, она знала, что леопард еще далеко. Он был где-то возле реки, но далеко от засады. Ананда ощущала, как раздвигается под упругим телом осока, слышала, как жужжит комар возле глаза... не ее глаза.

**

Он понимал, что еще немного, и не выдержит: сутками не спать, бродить по чаще, то карабкаясь на валуны, то ползая по сырости, и при этом напряженно думать, ловить мельчайшие приметы зверя, пытаться понять его и перехитрить.

Еще немного, и леопард сможет торжествовать победу, такая смерть будет не героической, а попросту глупой.

Местные очень обиделись, узнав о его решении уехать, а кто-то и рассердился, но поделать ничего не могли. Приходили, то один, то другой рассказывал о новых способах выследить или приманить хищника, но голоса уже звучали как через туман, Харрис только отмахивался от них. Не сомневался: если поставить стрелков в укрытие, и сам он, безоружный, лично сядет посреди поля, она, может, и придет, свести счеты... а может, и нет. Так или иначе, проверять Харрис не собирался.

Два дня дождь лил как из ведра, охотник ждал, пока тот закончится, чтобы отправиться домой. Что ж, он проиграл. Тысячи лет цивилизации не подняли человека над по-настоящему умным зверем.

**

Больше она не сомневалась, что зверь пойдет туда, куда направит Ананда, уже неважно, настоящий ли это леопард или ее собственная душа выходит из тела и принимает обличье хищника.

К этой ночи Ананда готовилась долго, и предупредила родню, чтоб позвали знакомых и взяли ружья. Ее послушали, хотя опасность могла угрожать любому двору, послушали как некогда сновидиц и мудрых женщин, хотя Ананда не слыла ни той, ни другой.

Ночь выдалась очень красивой, мало кто за последние годы мог видеть ночи в этих краях, тем более наслаждаться ими.

Иди сюда, говорила она беззвучно. Нить не рвалась, становилась железной цепью, тяжелой и звонкой, она грохотала, грозя перебудить всех в округе; но никто ничего не слышал.

Зверь шел под звездами, в жидком белесом мареве, низком едва прикрывающем его шкуру. Шел к ней, Ананде.

Он уже близко, так близко, так...

...Ёй показалось, что она сама сейчас попадет под пули. Малой заминки хватило, чтобы связь разорвалась: больше Ананда зверем не управляла и знала лишь, что он развернулся и бежит прочь от засады.

Голубые звезды казались далекими, но очень мохнатыми, а над землей висели клочья тумана, словно его разорвали на ленты. Под этими туманными полосами напрасно ждали охотники, и зверь уходил прочь от них.

– Все бабьи бредни, - сказал ее брат раздраженно; но хоть просидели напрасно, все были целы в деревне.

**

Разумно было предположить, что такая крепкая связь просто не разрывается, и если не она управляет зверем, то зверь теперь способен управлять ей. Вопрос лишь в том, насколько он способен это осознать. Разумеется, есть предел, за который вряд ли удастся зайти - трудно представить, чтобы Ананда загрызла своих родичей. Но ей вполне под силу постучаться в дом, а после впустить зверя.

Если эта мысль пришла на ум Ананде, возможно, скоро ее осознает и леопард.

Ей снилось, что она-зверь отжимает дверную створку плечом и бесшумно заходит в комнату, к спящим людям, и стоит над ними, принюхиваясь и прислушиваясь. Потом поняла, что нет, стоит она-женщина, и дверь за спиной открыта, и белесый лунный свет заливает порог, и двор за спиной черно-белый. И, наконец, проснувшись, осознала, что лежит она все-таки на своей постели, в комнате по соседству с той, куда якобы вошла, но дверь все-таки приотворена, но лунного света нет и быть не может, потому что выходит она в коридор.

Утром она покачивалась, как пьяная, когда занималась делами, голоса родни слушала вполуха. Но кое-что уловила. Чужой охотник, по слухам, собирался уехать, оставив их, потому что устал не спать сутками напролет - ночью сидеть в засаде, днем искать следы. Еще говорили, кажется, самка тоже это почуяла, и стала чуть менее осторожной, словно заманивая.

**

Когда к нему подошла эта усталая некрасивая женщина - в здешних краях не понять, сколько им лет, стара или еще нет, - и попросила не уезжать, обещая приманить зверя, он только посмеялся. Потом взглянул на нее с жалостью - судя по прическе и украшениям, незамужняя и бездетная, а значит, мало кем уважаема, даже если родня и любит ее.