Связанные кровью

Мои чертовы пальцы все еще не перестали дрожать. Ария оттолкнула мои руки и расстегнула рубашку.

— Лука, твоя жена раздевает меня.

Лука бросил на меня снисходительный взгляд. Он знал, что Ария будет принадлежать ему до самого конца.

— Ох, Маттео, когда ты уже заткнешься?

Джианна застонала, но ее глаза были мягкими, когда она посмотрела на меня. Я знал, что это, вероятно, не будет длиться вечно, но видеть мягкую, более эмоциональную сторону Джианны было приятно, даже если я все еще любил ее жесткую сторону как сумасшедший.

Я одарил ее улыбкой, но она исчезла, когда Ария потянулась ко мне, чтобы поднять Изабеллу и положить ее мне на грудь. Я затаил дыхание, почувствовав маленькое тельце на своей коже. Она была такой крошечной. Я накрыл ее спинку ладонью, а другой взял за руку Джианну, которая положила голову мне на плечо.

Ария одарила нас еще одной ободряющей улыбкой, прежде чем они с Лукой вышли, оставив нас одних.

— Я все еще боюсь, — тихо призналась Джианна.

— Я тоже.

— Ты тоже?

— Да. Это новый опыт.

Она фыркнула, потом поморщилась.

— Мы пройдем через это, верно?

— Конечно. Мы есть друг у друга. И у нас есть наша семья.

Глава 11

Джианна

Когда я думала, что испугалась в больнице, это ничто по сравнению с ужасом, который я испытала, когда мы с Изабеллой отправились домой спустя два дня после родов. Маттео вел машину, а я сидела с дочерью на заднем сиденье. Она не слишком любила движение и заплакала, будто кто-то прикоснулся к ней раскаленным ножом. Я пыталась отвлечь и успокоить ее, но ничего не получалось, и ее лицо становилось все более красным.

— Хочешь, чтобы я съехал на обочину? — спросил Маттео.

— Нет, — быстро ответила я. — Просто довези нас до дома как можно быстрее.

Я помахала погремушкой перед лицом Изы, но она не обратила на это внимания, ее крошечное личико сморщилось. Мой желудок завязался узлом, и когда мы наконец въехали в наш подземный гараж, я была близка к нервному срыву.

Я вышла из машины, сделав несколько глубоких вдохов. Маттео присоединился ко мне, с озабоченным видом касаясь моей спины.

— Я в порядке, — быстро ответила я и обошла машину, чтобы поднять Изу из ее сиденья.

Как только я взяла ее на руки, она успокоилась, и румянец на ее щечках медленно исчез в пользу ее обычного розового цвета лица. Маттео вытащил наши сумки из багажника, но не спускал с нас глаз.

Мы направились к лифту, и когда двери закрылись, и я уставилась на наши отражения в настенных зеркалах, пришло осознание. Мы с Маттео прислонились к стене, пока я держала Изу на руках. Мои волосы были собраны в беспорядочный пучок, и я не была накрашена. В своих штанах для йоги и свитере я выглядела так, словно направлялась в спортзал, но в ближайшее время этого не произойдет. Теперь Иза будет постоянно привязана ко мне, маленькая тень, за которую я несу больше ответственности, чем когда-либо хотела.

Маттео встретился со мной взглядом в зеркале.

— Мне нравится видеть тебя такой.

— Потрепанной?

— С нашей дочерью.

— Посмотрим, как долго это продлится, — пробормотала я, мои гормоны снова начали разрушать меня.

Маттео обнял меня за плечи.

— Я имел в виду именно это, когда сказал, что мы вместе справимся с этим. В конце концов, это должно проникнуть и в твою упрямую головку.

Я пожала плечами, но положила голову на плечо Маттео. До сих пор он был моей опорой, и у меня не было абсолютно никаких причин жаловаться.

Лифт остановился у нашего пентхауса, и мы вышли. Вернувшись в наш дом, место, которое все еще выглядело так же, как до того, как я родила, казалось странным — как реликвия из другого времени. Нигде не было никаких детских вещей. Все это было спрятано в детской.

Каждый шаг причинял боль, и потребуется время, чтобы восстановиться. Держать на руках Изу не помогало делу. Маттео осторожно оторвал ее от меня и забрал. Она начала просыпаться, вероятно, потому, что была голодна. Я с тихим вздохом опустилась на диван. То, что я чувствовала, можно было бы подумать, что я никогда в жизни не работала. Когда Иза начала плакать, Маттео передал ее мне, чтобы я позаботилась о ней, а сам отнес наши сумки наверх.

Я гладила Изу по головке и спинке, пока она кушала. Я медленно влюблялась в нее, но полномасштабная любовь, которую описывали некоторые матери, все еще не была чем-то, что я могла понять.

Маттео неторопливо спустился по лестнице, выглядя расслабленным и непринужденным, будто мы, семья из трех человек, были чем-то, для чего он был рожден. Я, наверное, всегда была движущей силой отсутствия детей, но Маттео всегда видел только забавные аспекты. Тем не менее, он, казалось, тоже наслаждался тяжелыми первыми днями.

— Как насчет того, чтобы я приготовил что-нибудь для нас?

Мои брови взлетели вверх. Маттео обладал многими талантами, но кулинария не входила в их число.

— Как насчет того, чтобы заказать нам что-нибудь вкусненькое?

Он коснулся своего сердца, словно я глубоко ранила его.

— Я стараюсь быть хорошим помощником по дому, а ты меня вот так сбиваешь.

— Я очень голодна и предпочла бы не смотреть на твои три неудачные попытки приготовить еду, прежде чем ты что-нибудь закажешь. Давай просто пропустим это.

Я одарила его усталой улыбкой, которая, вероятно, больше походила на гримасу, чем на что-либо еще, но пыталась смягчить свои слова.

— Хорошо. Что бы моя госпожа хотела бы съесть? — спросил Маттео, хватая телефон и направляясь ко мне.

— Что-нибудь с большим количеством углеводов.

Глаза Маттео весело блеснули.

— Углеводы, ладно. Я бы сказал, что мы не можем ошибиться с классическим выбором.

Я подняла брови. Иза издала булькающий звук.

— Это ужасно, что я немного завидую ей за то, что твоя грудь принадлежит ей?

Я съежилась, но потом пожала плечами.

— Честно говоря, ты говорил и похуже.

Маттео усмехнулся.

— Верно. Итак, пицца?

— Пицца.

Двадцать минут спустя Иза была накормлена, дважды переодета (подгузник взорвался, через секунду после того, как мы ее переодели) и крепко спала в своей кроватке, которую Маттео отнес вниз, чтобы она была рядом. Две коробки из-под пиццы стояли на столе в гостиной и ждали нас. Мы устроились на диване и принялись за еду.

— Не помню, когда мы в последний раз ели пиццу на диване. Ты ненавидела жизнь лежебоки.