Связанные одной местью

– Отстань, Алин, – Егор протиснулся вперёд и толкнул рукой дверь.

В залитой золотистым утренним светом комнате витали частички пыли и стояла зловонная пелена перегара. Кинув взгляд на спящего на кровати друга, парень пошире распахнул створку и, завалившись на диван, тут же выключился.

***

Когда покончившая с утренними процедурами девушка вернулась, с обеих сторон слышался тихий сап. Сашка так налакался вчера, что, кажется, всю ночь провёл в единственной позе – свернувшись калачиком, зажав между колен одеяло и прикрыв локтями свою пьянющую физиономию. Глупый мальчишка. Пьёт, чтобы казаться взрослым. А «казаться» не надо, надо «быть». Другое дело Ерусланов.

Алина проплыла к украшенному одинокой бледно-голубой занавеской окну, развернулась и, подскочив на широкий подоконник, уставилась на распластавшееся на диване туловище.

Кто бы мог подумать, что за каких-то два года, пока они с новоиспечённым братцем почти не виделись, тот превратится в такого красавчика. Девушка помнила своё первое впечатление о нём – сопляк. Низкорослый худосочный малолетка, к тому же в очках. Тогда он показался ей каким-то зад**том, не умеющем и двух слов связать и пускающем на неё, уже тогда красотку, слюни. Особенно интересно было первое время – Алина вдоволь наигралась, порой «случайно» забывая запереться в ванной или надеть под облегающую маечку лифчик. Так забавно наблюдать, как кто-то смущается, краснеет и бледнеет, и строить из себя невинную девочку.

Бельской и теперь нравилась эта игра, только роли слегка поменялись. Кажется, слюни скоро будет пускать она. Или уже пускает. Прошла неделя, как они со сводным братцем и его недоумком-одноклассником откипают на югах, а Ерусланов до сих пор строит из себя недотрогу. Неужели правда остыл? Подрос, подкачался, поверил в себя? Не может быть. Алина уверена, что парень до сих пор по ней сохнет. Так что ему мешает? Статус какого-никакого родственника? Или то, что привыкшая к мужскому вниманию Алина уже успела замутить с его лучшим другом? Как бы то ни было, у «них» ещё есть целых семь дней, чтобы исправить данное «недоразумение».

Так в чём проблема? Может, начать прямо сейчас?

Решившись, девушка спрыгнула на пол и подкралась к дивану. На мерно вздымающейся гладкой груди покачивался серебряный крестик. Одна рука под головой, вторая свисает с края, одна нога согнута в колене, вторая ступнёй на полу. Губы разомкнуты, веки спокойны – уже глубоко спит. Ох, и сексуальный же ты, братишка.

Алина присела у изголовья, легонько, чтобы проверить реакцию, чмокнула сначала в плечо, прямо в шрамик от прививки – парень не шелохнулся. Припав на колени, склонилась над лицом, вдохнула лёгкий мятный аромат и, только приготовилась совершить задуманное, как с другого конца комнаты донёсся стон:

– Оох, Алиин…

Девушка встрепенулась и, подавив смешок, поднялась на ноги. С кровати на неё смотрели два «лошадиных» глаза.

– Доброе утро, товарищ алкоголик! – съязвила Бельская, поправив съезжающее с груди полотенце.

И, чуть пританцовывая – больно озорное у неё настроение – прошагала прямиком к нише и забралась на наполовину укрытого мальчишку сверху. Тот явно смутился, скромная улыбка украсила юное лицо.

– Ну что, хочешь меня? – спросила дерзко.

Сашка захлопал «девчачими» ресницами.

– …А я тебя нет, – выдала, так и не дождавшись ответа. – Иди уже, приведи себя в порядок.

Перекинув ногу обратно, Алина соскочила с кровати и, порывшись в спрятанной под ней сумке, принялась одеваться, без стеснения оставшись перед малознакомым парнишкой в одних трусиках.

Она не сомневалась, что хороша. И что, похоже вообще не знавший до неё женщины, Наумов уже с ума по ней сходит, и поэтому – тухляк. Просто тухляк. Пусть идёт… драит зубы.

Сашка неохотно поднялся и, тряхнув на ходу головой, скрылся за крашеной некогда белой масляной краской дверью.

Бельская натянула короткий, подчёркивающий её точёную фигурку, цветастый сарафан и заплела небрежную косу – жарко. На море надо идти, а братец дрыхнет.

Интересно, с кем это он пропадал всю ночь? Неужели девку склеил? Взгляд тут же упал на торчащий из кармана шорт телефон, что, кажется, вот-вот выпадет на пол. Зашибись. Осталось лишь чуток ему помочь.

Девушка метнулась обратно к дивану и едва коснулась пальчиком прохладного металлического корпуса, как за запястье её схватила сильная рука.

– Зачем?

В глазах кофейного цвета пылали искорки злости. Молодой человек спустил ногу с дивана и сел, ни на грамм не ослабив хватку.

– Просто, – пожала плечами Бельская. – Он выпал почти, не хотела, чтобы разбудил.

– Принимается, – наконец, разжал пальцы парень. – А Наум где?

Оба повернулись и прислушались – в квартире было подозрительно тихо.

Глава 4

Взбешённая женщина слонялась из угла в угол. Окно – сиреневая стена с куском потолочной вагонки – дверь – снова стена – окно. Слава те господи, кондей воскрес.

– Марта, успокойся, – на пару приговаривали сидящие на кровати и водящие туда-сюда носами Викуля и Виталик.

– Я просто не понимаю, – кипела «тигрица». Кстати, платье под стать. – Неужели ей настолько на меня плевать, а, Викуль? Можно же было как-то мирно вопрос решить, я же не враг ей. Я всё понимаю, телефон забыла, бывает. Но подумать о матери разве нельзя? Что она переживает, ночь не спит.

– Молодёжь нынче нервная, – бесцветным голосом отозвался Виталий.

Марта нахмурилась. Себя-то она старухой не считала. Тридцатипятилетней женщине в душе было… ну, максимум двадцать. Да и не только в душе. На неё до сих пор обращали внимание молоденькие ребята. Один абитуриентик даже стихи писал. Но ей-то уже стрёмно зажигать с такими, а Виталий – вполне приличный вариант. Программист, естественно очкарик – классика жанра – худой, высокий, сутулый, тихий. Зато зарабатывает хорошо и по улице пройти не стыдно – бабки уважают, здороваются. Да, дочь его, конечно, ни во что не ставит, зато маме он нравится. А нравится ли Виталик самой Марте – это теперь не важно. На фоне тех козлов, что были до, этот – почти апостол.

– Антипова, успокойся, сядь, – не выдержала Викуля. – Никуда она не денется, погуляет и вернётся. Да и телефон же, кажется, взяла.

– Нет, мне просто обидно, – Марта плюхнулась в как будто специально оставленный под её широкие бёдра промежуток на кровати, меж двумя близкими людьми. – Мне обидно, что она вот так со мной, как с… как с… – женщина никак не могла подобрать подходящее слово.

– Ну ты же сама всегда хотела, чтобы вы с дочерью как подружки, – поглаживала по плечу её сестра.

– Ну да, но уважение-то должно быть… даже к подружке.

– Это просто переходный возраст, – заладил мужчина.

– Пойдёмте лучше на пляж, – вдруг предложила Вика. – Завтра уезжать, а мы даже не обгорели ни разу…

На пляже было полно народу. Не удивительно – время одиннадцатый час утра. Даже последние алкаши проспались. Сёстры раскинули каждая своё покрывало прямо на песок – в шезлонгах Антиповы не видели смысла, когда такая приятность под ногами. Солнце, конечно, уже палило вовсю. Но у запасливой Марты с собой имелся пузырёк дорогостоящего средства с максимальной степенью защиты, так что переживать было нечего. Женщина всегда заботилась о своей красоте – это в возрасте её дочери позволительно такое легкомыслие – выходить на улицу, не обмазавшись кремом с SPF хотя бы от двадцатки. А вообще, и ей нужно сказать, чтоб так не делала. Марта вот в детстве обгорела, семь часов к ряду пропалывая ненавистную картошку, теперь все плечи в пигментных пятнышках, как у замарашки. Картошка та, к слову, первая и последняя в её жизни была, слава те…