Связанные

Я нажимаю кнопку отправки, прежде чем передумаю,

Не привыкай к этому. В следующий раз меня не будет.

***

Мы с Шейном греемся на солнышке на нашей любимой красной скамейке, пьем кофе.

Я знаю, что выгляжу как похмельный беспорядок, потому что мои волосы взлохмачены, а глаза налиты кровью, но он не спрашивает, чем я занималась прошлой ночью, и я не поднимаю эту тему.

— Кому ты пишешь? — Я подозрительно смотрю на него, делая большой глоток из своего двойного эспесо.

— Никому.

— Привет, Бред, я Блэр. Рада встрече. — Я ухмыляюсь ему.

Он выглядит смущенным, натягивая свою толстовку на самый нос, так что я не могу видеть его лица.

— Шейн Панти-Кример Кинни! Скажи мне, кому ты пишешь прямо сейчас, черт возьми. — Моя ухмылка становится шире. Может быть, у него новое увлечение. Может быть, это серьезно. Может быть, я вышла из собачьей конуры.

Он оглядывается.

— Я никому не пишу, я собираюсь сообщить о преступлении. Кто-то проколол мне шины и взломал мой Мустанг. И они проделали чертовски хорошую работу.

— Дерьмо. — Я вскакиваю со скамейки и смотрю ему в лицо. — Ты обязательно должен написать заявление. Покажи мне, что они сделали.

— Порезали шины — серьезно заявляет он. — Пришлось ехать на автобусе. — Его голос намекает на что-то более серьезное, например, у меня рак четвертой стадии или грядет третья мировая война.

— Но ты все равно выжил, чтобы рассказать эту историю. — Я похлопываю его по руке. — Вместо того, чтобы устраивать вечеринку жалости, ты можешь просто пойти в полицию.

— Я думаю, что это парень из ММА.

— Который из?

— Уайлдер, — говорит он, рассеянно касаясь щек, как будто обдумывая это. — Кажется, я видел его Хаммер после того, как сработала сигнализация.

Мне хочется сказать, что это может быть любой Хаммер, но машина Тая довольно уникальна, с черепами, пламенем и всеми остальными зверствами.

— Зачем Тай сделал это с тобой?

Шейн качает головой.

— Понятия не имею. Я знаю, что у него были претензии к моему соседу Джошу, но это было давным-давно. Может быть, он думал, что мой Мустанг принадлежит ему.

Я кладу руки ему на плечи и смотрю ему в глаза.

— Эй, приятель, поверь мне, это, наверное, какие-то панки. Там, где ты живешь в Окленде, ты должен быть благодарен, что они вырезали только твои шины. Сегодня я подвезу тебя домой.

Это вознаграждает меня натянутой улыбкой. Это немного, но я согласна. Я ненавижу видеть Шейна таким подавленным. Это на него не похоже.

— О, и хорошие новости. Иззи сказала, что будет рада помочь тебе. — Я немного искажаю правду, продолжая болтать. — Она спросила, что именно тебе нужно, и пообещала, что даст тебе все, что ты попросишь.

— Действительно? — Он подозрительно смотрит на меня, его нос сморщивается, чтобы скрыть раздраженную реакцию.

Я изо всех сил стараюсь выглядеть восторженной, но я не совсем известна своим убедительным непроницаемым лицом.

— Ага. Все, что тебе нужно! Дай мне знать, и она передаст это через меня.

Шейн понимающе улыбается мне, и мы возвращаемся в здание университета.

— Конечно, передашь. Кстати, ты так и не ответила на мое сообщение.

Какое сообщение? Вот дерьмо.

Я торопливо вытаскиваю телефон из кармана и просматриваю входящие сообщения. По какой-то странной причине текст под именем Шейна выглядит так, будто я его уже открывала. Он пишет: «Не заставляй меня причинять тебе боль, Би. Ты пожалеешь об этом дне».

Я помню последнее сообщение, которое я отправила ему. Это была тщетная угроза, что я устрою интервенцию для него и Иззи, заставив их вернуться в одну комнату, чтобы решить свои проблемы.

Понимание поражает меня, как молния. Тай видел сообщение, пока я храпела в Дранксвилле? Возможно, он даже воспринял это как некую угрозу. Но зачем резать шины Шейна? Единственное, что, кажется, интересует Тая, это его работа.

И теперь я.

Почему я?

Маленькая, крошечная часть меня теперь хочет это выяснить.

***

Я делаю остановку в квартире, чтобы привести себя в порядок или, грубо говоря, попытаться преобразиться, чтобы превратить меня из чего-то, что выглядит так, будто не вылезло из канализации в научно-фантастическом фильме. Объявляя перемирие в этой войне между Мозгом и Гормонами, я решила не делать поспешных выводов относительно разгромленной машины Шейна, пока у меня не будет возможности обкатать ее у Тая.

Я переодеваюсь и распыляю достаточно духов, чтобы оглушить стадо буйволов. После этого я пробую три разные помады и наношу свою фирменную толстую подводку для глаз. Я запихиваю пачку мятной жвачки в карман джинсов и выхожу. Первая остановка: посещение бабушки Марти. Конечная цель: свидание с Таем Уайлдером.

Для интервью, конечно. Только для интервью.

Бабуля Марти живет в элитном доме престарелых в Окленде. Он выглядит как блестящий отель внутри и снаружи. Марта Розенблюм не просто крутая, она смертельно опасна. Она прибыла в эту страну вскоре после Второй мировой войны, прямо на остров Эллис, и сказала офицеру, что ее зовут Мириам. Он изменил ее на Марту и дал ей конфеты. Вот почему она всегда говорила Иззи и мне «Всегда брать конфеты у незнакомцев, это вкусно и сладко. Просто убедитесь, что ваши родители рядом, когда вы это делаете».

Бабуля Марти имеет репутацию человека, которому плевать на то, что думают люди. В восемнадцать лет она направилась на запад из своего нью-йоркского дома и приземлилась в Сан-Франциско, где устроилась на работу в Fisherman's Wharf по продаже специй и трав. Она знала каждого моряка, проходившего мимо ее магазина (более чем одним способом, если вы спросите меня), и отказывалась поселиться ни с одним из них. Ее поведение было неслыханным. Незамужняя молодая женщина, работающая и оплачивающая свой путь к независимости. Но она не хотела выходить замуж. Пока она не встретила дедушку Грэма, то есть.

Грэм не был евреем или моряком. На самом деле он был состоятельным, выходцем из семьи импортеров спиртных напитков. Марти и Грэм полюбили друг друга, но его родители не были довольны тем, что она была необразованной, чертовски бедной и еврейкой. Грэм все равно женился на ней. Вскоре после этого бабушка забеременела близнецами — моей матерью и ее братом Грэмом-младшим. Она продолжала работать до последнего дня своей беременности, а когда близнецам исполнилось три года, ей и Грэму удалось вместе купить ее магазин.