Связной из Багдада

– Где он сейчас?

– Уехал. Уволился два месяца назад. Или чуть меньше. Как раз после того, как студенты мне лабораторию сдали. Они там столько мусора оставили, мы даже убрать не успели. Они уехали, и он почти сразу же решил уехать. Через три или четыре дня. Пришел к нашему директору какой-то всколоченный, потерянный, сказал, что ему нужно срочно в Москву. Я знаю, что его уговаривали не ездить, но он настаивал.

– Вы знаете, к кому он уехал?

– Нет. Но у него сестра в Москве живет. Наверное, к ней.

– Адрес у вас есть?

– Конечно, есть. В его личном деле. Да я сам уговаривал его не увольняться. Только недавно учебный год начался. Ну, мог бы оформить три дня за свой счет или отпуск взять. Или даже командировку, мы бы ему пробили. Никого не послушался, уволился. Сейчас работу найти очень трудно, а с его образованием вообще невозможно.

– Почему? – заинтересовался Дронго. – Кандидат наук, физик, специалист по ядерной энергетике, хороший преподаватель…

– Кому он сейчас нужен? – цинично отозвался Суша. – Это в советское время были «физики» и «лирики». А теперь ни те и ни другие никому не нужны. «Физики» без работы сидят, только и мечтают куда-нибудь за бугор свалить. А ему уже за пятьдесят. Кто его возьмет на Западе? И нам столько физиков не нужно. Про «лириков» вообще не говорю. Где они сейчас – вся эта публика? Поэты, драматурги, критики… Кому они нужны? Зачем сейчас людям стихи? Задницу подтирать в туалете? Выпускают книжонки тиражом в сто экземпляров и дарят друг другу. Смех один.

– Может, не стоит так грубо? – поморщился Дронго. – А говорят, что в России «поэт больше, чем поэт».

– Вы меня не смешите, – возмутился Суша. – Где он теперь, этот «больше чем поэт»? В Америке сидит, в школе учителем работает, чтобы с голоду не умереть. Кому он сейчас нужен?

– Какая поразительная осведомленность, – вздохнул Дронго. – Вашу бы энергию да на добрые дела. Города можно было бы освещать.

– А вы не издевайтесь, – отрезал Суша. – Вот у меня сын тоже поэзию полюбил, стихи писать стал. Я ему сразу сказал: «Пиши. Хочешь, значит, пиши. Только научись стихами торговать, чтобы мог своим будущим детям кусок хлеба купить. Ах, не можешь? Не умеешь? Ну тогда поступай на отделение менеджеров и учись торговать. Учись настоящие деньги зарабатывать, а не трепаться».

– Может, ваш сын мог стать гениальным поэтом, – заметил Дронго, – а вы сделали его торгашом.

– Всю жизнь потом меня благодарить будет, – заявил Суша. – Вы хоть одного счастливого поэта знаете? Хотя бы одного? Это у нас в бывшем Советском Союзе они как сыр в масле катались. А в мире поэты никому не нужны. Кроме таких бесноватых, как они сами. И их стихи не нужны, и их книги. Вред от них один, дурацкие мысли молодым прививают. Будь голодным, но честным. Пусть твоей семье будет плохо, но ты оставайся со своими принципами. Тьфу, галиматья все это! Нет таких принципов ни у кого. Давно уже нет.

– Хватит, – прервал его Михалев. – Вас послушать, так мне надо бежать на угол продавать государственные секреты…

– Вы человек государственный. У вас другие стимулы, – возразил осторожный Михаил Михайлович.

– Какие же? – поинтересовался генерал.

– Карьеру сделать хотите. О перспективе роста думаете. В Москву мечтаете перебраться. Молодой еще, все у вас впереди. Орденов хотите, славы. Я не говорю, что это плохо, это нормально…

– И такой человек имеет отношение к науке, – криво усмехнулся Михалев. – Ладно, Суша, хватит. Наслушались мы ваших речей. Честно скажу, противно. И гадко. Я еще проверю все ваши слова. И если выяснится, что вы хоть каким-то образом связаны с этими «студентами» и с этим вашим бывшим преподавателем, то посажу вас на всю жизнь в самый страшный лагерь. Чтобы вы из него никогда не вышли.

– Я, может, человек маленький, – сказал Суша, – но не дурак. Неужели вы думаете, что если бы я заподозрил их хоть в чем-нибудь, то сам бы их вам не сдал? Сразу же сдал бы, немедленно. Зачем мне неприятности от одного разложившегося типа и двух иностранцев? Кумовья они мне, что ли, или братья? Я первый к вам прибежал бы. Поэтому можете меня не запугивать, ничего вы против меня не найдете.

В кабинет внесли папку с фотографиями. Михалев бросил их на стол, кивнув завхозу:

– Посмотрите.

Тот поднялся, осторожно подошел к столу, словно подозревая, что в папке может находиться змея. Открыл ее, достал из конверта фотографии, сразу уронил их на стол и брезгливо произнес:

– Какая гадость!

– Кого-нибудь из них знаете? – спросил генерал.

– Вот этот из Ливии был. – Завхоз поднял одну фотографию. – Он еще шутил, говорил, что должен вернуться к своему Каддафи. Точно он. А второго здесь нет.

– Сейчас вас отведут в другую комнату и попытаются составить фоторобот, – сообщил генерал. – Постарайтесь им помочь. И утром из отдела кадров заберите личное дело Адабашева. Хотя нет. Будет поздно. Поезжайте прямо сейчас. Найдете начальника отдела кадров, пусть даст нам личное дело вашего бывшего преподавателя. Так будет быстрее.

– Вы не скажете мне, что с ними случилось? – поинтересовался потерянным голосом Михаил Михайлович. – Их пытали?

– У вас извращенная фантазия, Суша, – ровным голосом отозвался генерал. – Они заболели редкой болезнью, и подозреваю, что подцепили ее в вашей лаборатории. И скажу вам больше. Если бы сегодня ночью мы не привезли вас сюда, вполне вероятно, что уже через несколько дней вы вошли бы в оставленную лабораторию и оказались бы с похожей болезнью на больничной койке.

Суша отшатнулся от стола.

– Идите, – разрешил генерал, махнув рукой.

Бывший снабженец, а ныне заместитель директора по хозяйственной части Михаил Михайлович Суша поспешил выйти из кабинета.

Когда он ушел, Михалев обратился к Дронго:

– Удивлены? Или вы часто сталкиваетесь с подобными типами?

– В последнее время все чаще и чаще, – признался тот.

– Вот и я так, – задумчиво поделился генерал. – Я все время думаю, ради кого и ради чего мы рискуем? Работаем, не жалея себя, подставляемся под пули и ножи контрабандистов, ищем террористов, ловим всякую мразь. И думаю, я знаю ответ на этот вопрос. Чтобы моя дочь могла читать стихи, которые ей нравятся, а мои внуки могли свободно жить там, где они хотят, и выбрать себе такую профессию, какую захотят.

– Получается? – полюбопытствовал Дронго.

Вместо ответа генерал поднял трубку, вызвал помощника.

– Виктор, – негромко приказал он, – верни нашу бутылку. Мы с экспертом не допили. Нам еще немного нужно принять, чтобы не сойти с ума.

Глава 8

К утру общая ситуация несколько прояснилась. По сведениям пограничной службы, два месяца назад никто из иностранцев, похожих на Ахмеда Парвиза, визы не запрашивал. Ни один гражданин Пакистана с похожими приметами не пересекал государственную границу России. Стало ясно, что могли сбыться худшие опасения Дронго.

Михалев на правах хозяина сидел за столом, проводя импровизированное совещание. Было понятно, что ситуация становится все более критической. Не оставалось сомнений, что пятеро умерших в Казахстане получили критическую дозу радиации именно в Новосибирске, сначала в заброшенной лаборатории, где груз перекладывали в другие контейнеры, а затем в порту, когда пустые бочки складировали в заброшенном сарае. Двое маляров также получили свои дозы радиации в этом месте.

– У нас ничего нет, – подвел неутешительный итог генерал Михалев. – Мы не имеем ни одной зацепки, позволяющей нам хотя бы приблизительно очертить район поиска. Ясно, что отходы были в Новосибирске, понятно, что содержимое бочек тут упаковали в новые контейнеры, доставленные в лабораторию. Михаил Суша опознал в одном из погибших «студента», который выпросил у него лабораторию якобы для каких-то опытов.