Связующие нити

Меня переполняло приятное чувство от того, что многое, поведанное Трисом, я знала. Я узнала об этом благодаря тому случаю в каморке, — и про мальчишество, и про веру в чудеса, и даже про ненависть к себе. Но удивительным было его заявление, что он вспомнил о моей давнишней первой любви. Мало того, он даже сказал, что в этом причина… неужели Тристан был прав?

Вернувшись на кухню, я спохватилась, что оставила свечи горящими на такое время, но, слава богу, никакого возгорания не случилось — ни одна из свечек не упала со стола, и не опрокинулась на полу. Я забралась обратно, в нишу, смотреть на предрассветное небо, и задумалась о теперешнем значении своего подарка. Сегодня уже наступило пятнадцатое число, он увидит картину. И после всего того, что он сказал о не существовании фотографии, где он и его родители были бы вместе, — как он воспримет то, что я нарисовала? Работа во всём похожа на фото, я вложила много терпения и своего монохромного мастерства, так что знаю, о чём говорю, — отличить рисунок от снимка, можно только приглядевшись, да и масштаб великоват. Но всё же это почти фотография… которую он хотел найти.

Мне стало волнительно, я теперь боялась увидеть его впечатление ещё больше, чем прежде. Я решила, что предоставлю ему выбор времени обмена подарками. Свой я подарю ему только после того, как он вручит мне мой подарок.

Глава 50.Чудо

В семь я встретила Триса нарядная, причесанная, с приготовленным ароматным чаем, но он предложил прогуляться пешком по городу до того времени, пока в десять не откроется наше кафе и посидеть там. Я согласилась при условии, что путь пройдёт через парк, я хотела повидаться со зверем в гроте, и потереть его каменный нос на удачу.

Геле не появилась в агентстве и под конец рабочего дня, так что у нас впереди был ещё один шанс провести время вместе со всеми до расставания. Единственное, на что сетовали наши друзья из-за моего отсутствия, так это на то, что на торт они рассчитывали в эту ночь. Ведь пятнадцатое число формально наступало после двенадцати, но Трис их уверил, что об угощении никто не забыл, и ничего страшного, если они поздравят их с годовщиной после полуночи следующего шестнадцатого числа. Когда мы уже сидели в кафе, мы стали говорить о датах, и Трис полушутя признался, что кроме этой не помнит больше ни одной, и что он был очень рад подстроить день свадьбы в один день со встречей, чтобы ничего не забыть и не напутать однажды. Я возмутилась про свой день рождения, но он тут же уточнил, что это не событие.

После кафе мы сходили на фильм, потом в магазин за продуктами, потом домой, начинать готовить ужин, — но Трис ни во время прогулки, ни в кафе, ни после кино, ни даже дома, не торопился ничего мне преподносить. Он сидел на кухне и ел яблоко, пока я стояла у плиты, и я, отвернувшись, ждала, что сейчас внезапно перед моим носом появится коробка или свёрток с презентабельным "это тебе". Открывая дверь в свою комнату, я ждала сюрприза там, который он мог не вручать, а просто положить на стол или на подоконник. Но, обшарив всё, я подарка не нашла. Может, он тоже ждал, как и я, что будет вторым поздравляющим? Разойдясь спать, я надеялась, что через пять минут он постучит и подсунет что-нибудь под дверь. Трис никогда так не делал, но я ждала, и уже представляла себе всякие формы поздравлений. Наконец за завтраком, в пол одиннадцатого вечера, я сердито положила вилку рядом с тарелкой и уставилась на него глаза в глаза:

— Ты не купил мне подарок?

Тристан сдержанно растянулся в улыбке, но через секунду всё же рассмеялся прямо в чашку. Он не хотел есть, и пил кофе.

— Купил.

— И что, ты решил меня до последнего попытать? Мне же любопытно!

— Он в агентстве, Гретт.

Я опешила:

— Почему в агентстве?

— Так получилось.

— Ты его вчера там забыл?

— Нет.

— А почему?

— Придёшь — увидишь.

Тристан с весёлым выражением наблюдал за моим лицом. А я раздумывала над тем, что мой план провалился, и на работу я свою картину не понесу, чтобы взаимно обмениваться подарками на месте.

— Тогда ладно. Жди здесь. — Я ушла в комнату и вернулась. — Это тебе.

Он продолжал улыбаться, и взял завёрнутую картину в руки. Я села на своё место напротив и сцепила пальцы на столе, в ожидании того, как он откроет подарок. Но Трис отчего-то не торопился распаковывать.

— Ты не хочешь посмотреть?

В его глазах мелькнуло что-то виноватое:

— Я видел.

— Как… не может быть…

— Прости, я бы не признался в этом, если бы смог повторить все свои тогдашние эмоции. Это не честно и не справедливо, но я не мог удержаться в мастерской от того, чтобы не пошарить по углам, когда ты сказала, что рисуешь для меня что-то. Готов понести любое наказание.

Какое наказание? Я была обескуражена этим признанием, и разочарована. Уж не потому ли он говорил мне о своих семейных фото, что знал о существовании рисунка?

— Гретт, умоляю, не расстраивайся, — Трис взял меня за руку, — я был действительно обрадован, и сейчас я только на словах могу повторить это. Особенно меня удивило то, что ты не могла срисовать с фотографии — такой у меня просто нет, и я тебе не позировал, но ты так точно меня нарисовала, что я… глазам не поверил.

Я подозрительно сощурилась и схмурила брови.

— И цветом ты владеешь прекрасно!

Меня осенило как молнией:

— Ты видел свой портрет?!

Да, форматы работ были похожи, как я не подумала об этом сразу? Конечно, он решил, что это и есть подарок, — зачем же ещё мне хранить портрет Тристана в мастерской за грудой ученических планшетов? Как всё просто…

— Я рада, что тебе понравилось, — довольно и облегчённо произнесла я, и кивнула, — открывай.

— Ты не сердишься?

— Нет, что ты.

Тристан мне поверил, и, поставив подарок на колени, снял обёртку. Оказалось, что не с той стороны взялся, и ему открылась тыльная картонка, пришлось развернуть картину.

Улыбка с лица Триса исчезла мгновенно. Он застыл без движения на какое-то время. Я вся собралась в комок, с трудом выдерживая его молчание, и выдавила из себя первое, что пришло в голову:

— Вот, а ты говорил, что чудес не бывает. После твоего звонка я смогла за три часа нарисовать тебе семейное фото и быстренько поставить на место портрета. Такие скорости, — это ли не чудо? Хотелось тебя впечатлить…

Губы Триса скривились в выражении насмешки, недоверия и чего-то ещё, что помешало ему выразить это непринуждённо. Он негромко произнёс:

— Впечатлила.

— Я только не могу понять… тебе нравится?

Трис коснулся матового стекла пальцами, у крошечной нарисованной стрекозы.

— Как ты это сделала?

— Нарисовала.

— Нет, — он осторожно провёл, по дому, по одуванчикам, по фигурам себя и родителей, словно не верил зрению, — как ты смогла всё, все детали… такое живое.

Откуда же я это знала?

— Гретт, ты… — Тристан посмотрел на меня странно, сосредоточенно и в то же время как-то мучительно. — Если бы ты сделала всё это после нашего разговора ночью, за три часа до моего возвращения, то это не было бы чудом. Чудо даже не сама работа, хотя от неё у меня всё переворачивается в душе. Чудо то, что ты начала рисовать её за много дней до того, как я сказал тебе о фотографиях.

— Полтора месяца… — ответила я.

И в этот же миг, по взгляду, поняла, что Тристан меня любит.

Если мы шли куда-то вместе, то бывало по — разному, — или независимо друг от друга, или под руку, или он, идя совсем рядом, обнимал меня за плечо. Но сейчас, когда мы шли в агентство на работу, Трис держал меня за руку. Я отставала от него на полшага, Он смотрел вперёд, а я на него, и была опьянена своим знанием. Я чувствовала всей кожей, что он меня тоже любит, хоть и не заглядывала в глаза. Тристан держал меня за самые кончики пальцев, некрепко, иногда перебирая их своими пальцами, и легко поглаживая фаланги. Эта ласка не позволяла мне успокоиться, а он, кажется, даже её не осознавал. Мы молча шли по городу к Вишнёвому переулку, и хотя разговора не было, и Трис не смотрел на меня, я знала, что он как никогда со мной, а не далеко в мыслях. Я всё теперь понимала, — что он после пулиной "разоблачительной" речи испугался, что я, правда, полюбила кого-то, он ревновал, — иначе бы не было тех слов в мастерской, и никому бы он меня не отдал. Я знала, что в каморке, с этим злосчастным рисунком… он думал обо мне, и не было ничего ужасней, чем подозрение, что эффект с посетителями сработал и на него, и я увидела его мысли. Я знала, что он меня любит. Знала. Знала. И ничто на свете не заставило бы меня усомниться в этом, потому что моя внутренняя женская, интуитивная сущность вопила об этой истине. Она вопила во всех клеточках, читая любовь Триса через лёгкие касания его пальцев, она танцевала у меня в груди, ударяя в сердце, как в барабан. Она пела и выла, поднимая меня от земли, и недоумевала только от одного — почему он меня ещё не целует?