Сяо Тай и разбойники горы Тянь Ша
Шрифт:
— Великая Госпожа! — кланяется стоящий впереди мужчина в черно-красных цветах: — ваши лошади готовы. Разрешите этому ничтожному Лу Су впрячь их в ваши телеги?
— Так это не засада, — огорченно опускает алебарду Чжан Хэй: — а когда засада будет?
— Я бы лично предпочла, чтобы никогда. — отвечает Сяо Тай, внимательным взглядом оценив человека по имени Лу Су. Подчиненный этого хитрого змея Лу Чзижэня, ладно скроенный, явно бывший военный — выправка, прямая спина, да и одежда на нем сидит как мундир. Его подчиненные — где-то человек двадцать таких же молодцов, разве что помоложе. Повинуясь команде, они тотчас разобрали лошадей и стали впрягать их в телеги. Сяо Тай поразила слаженность и точность их действий. Разбойников мягко, но непреклонно отстранили от управления телегами, подвели лошадей, начали возится с упряжью. Никакой суеты, никаких криков и ругани, никакого бардака. Вот если бы я своим разбойничкам приказала лошадей впрячь, так тут шум, гам, суета,
— Жаль. — говорит Чжан Хэй, глядя как в телеги впрягаются лошади, как споро работают вновь прибывшие.
— Чего жаль? Что засады нет? Засада — это плохо. — рассеяно отзывается Сяо Тай, глядя как люди мордопляса Лу заканчивают с приготовлениями и остро жалея, что у нее нет вот такого отряда молчаливых и спокойно-уверенных профессионалов. А есть у нее кучка добровольцев, добрых молодцев-разбойничков, чего только одно название стоит.
— Да не это жаль. — отвечает Третий Брат, заматывая алебарду тканью, кольца на обухе музыкально звенят при повороте лезвия: — жаль, что с ними смахнуться не удалось. Ребята тертые, сразу видно. Откуда у тебя такие, Седьмая? — он поворачивает к ней голову, и она только открывает рот, чтобы ответить в духе «где были теперь уже нет» ну или «места знать надо», как ее перебивает Второй Брат.
— Не те вопросы ты задаешь, Брат Чжан, — говорит он и поправляет перевязь с мечом: — ой не те.
— Чего это я не те вопросы задаю, Старший Второй Брат? Я вот как вижу — ребята тертые, справные, оружие чистое и заточенное, но потертое. Знают с какого конца за него браться. Работают в команде, никаких лишних движений или вопросов. Бывалые. А наша Седьмая — простая девчонка, приемная дочка у Вон Ми. Откуда что? Нормальный вопрос, как по мне.
— Вопрос, друг мой Чжан, не должен быть риторическим. Если на улице солнце и ты видишь его своими глазами, спрашивать «а что, сейчас светит солнце» — глупо. — отвечает Второй Брат и бросает быстрый взгляд на Сяо Тай: — есть данность. Есть Седьмая Сестра, которую ты считаешь простой девчонкой, и есть отряд отлично вышколенных наемников, которые ей подчиняются. Есть противоречие между этими фактами, верно?
— Ну…
— А еще есть эта самая простая девчонка, которую никто не считал равной себе и вообще она тебе в плен сдалась… а теперь — уже равная среди Совета Братства. Противоречие? Еще есть простая девчонка, которая организовала правильное питание и экономию продовольствие всего Летнего Лагеря. Фактически спасла нас от голода, а что было бы, если бы в Летнем начался голод? Ватаги вышли бы на промысел даже не спрашивая разрешения, их переловили бы правительственные войска и отряды самообороны… может не всех, но удар был бы чувствительный. Фактически эта «простая девчонка» спасла нас всех. Что? Сам подумай, Брат Чжан ты бы за такую задачу как организация единой кухни, конфискация и учет всех запасов продовольствия взялся бы? А если взялся — преуспел бы в этом? Это нелегкий труд и тут мало будет одной упорности. Тут нужны знания. Удача. Воля Неба. Такая, как на этих флагах.
— Но… — Третий Брат задумался. Сяо Тай никогда не считала его глупым, просто иногда он мыслил… специфически. Так сказать, издержки роста и развития в теле, превосходно одаренном физически. Если у тебя в руках молоток…
— Прибавь сюда то, как она владеет мечом…
— Да Седьмая вообще мечом владеть не умеет! Машет им как палкой, смотреть тошно!
— Да, именно. Но… кто мог бы разрезать мечом железные цепи? Даже владея им безукоризненно? Простая девчонка? Знание лечебных трав, умение лечить, возлагая руки, умение находить общий язык с кем угодно… люди, которые зовут ее Великой Госпожой, несущие флаги с иероглифом тиен, ? — Небеса. Ты не слышал пророчество о Госпоже Справедливости?
— Эээ? Ну, ребята время от времени говорят что-то такое у костров.
— В грозные времена появится младшая из небожительниц, Юная Хушен, обладающая силой и мудростью, достаточной, чтобы стать богиней справедливости и возмездия. Она будет вести за собой обиженных и угнетенных, обещая им рай на земле. Ее голос будет словно гром, пробуждающий сердца и вдохновляющий на действие. Ее взгляд будет ясным, как ручей весенней воды, проникающим сквозь тьму неправды и лжи. Она будет нести факел истины и надежды, освещая путь тем, кто потерялся во мраке. Ее доблесть и сострадание сделают ее опорой для всех, кто жаждет справедливости и свободы… — говорит речитативом Второй Брат: — таково пророчество. Так что неправильно ты вопрос ставишь, Третий Брат, не о том спрашиваешь у уважаемой Седьмой Сестры.
— Так… а чего у нее спрашивать тогда?
— Простой человек спросил бы у нее — кто ты такая? — отвечает Второй Брат и испытующе смотрит на Сяо Тай, но та и глазом не ведет. Знает она уже его уловки, тут надо подождать,
пока второй сапог опустится.— А мудрый человек спросил бы — чего изволите, Госпожа… — заканчивает Второй Брат и перебирает струны своей цитры, издавая музыкальный перезвон: — я вот могу песню про Госпожу Хушен спеть…
Глава 9
Сперва Второму Брату все было понятно. То, что некая Сяо Тай вовсе не та за кого она себя пытается выдать — прямо-таки бросалось в глаза. Неестественное поведение, панибратское, на равных со всеми, неумение с первого взгляда определить положение и статус человека и изменить свое отношение — то, что может и не видно простолюдину, но очевидно Нефритовому Мудрецу Запада. В конце концов Гуань Се провел при дворе Императора, во внешнем кольце Запретного Города почти десять лет. И уж где-где, а при Императорском дворе ошибиться со статусом человека было бы очень опасно, практически смертельно. При этом любой придворный мог опознать ранг и статус любого человека вне зависимости от его одежды или украшений, от прически или нефритовых аксессуаров. Не говоря уже о свите. Для настоящего придворного обо всем говорили мельчайшие нюансы поведения, мимика лица, манера построения фраз. Даже когда младший принц Фу Тянюй перебрал с плодовым вином на празднике и шатался по Запретному Городу голым, срезав сам себе часть волос и извалявшись в грязи — никто не перепутал его с нищим бродягой. Первые же встретившиеся ему евнухи со всем почтением предложили сопроводить его в покои, однако он избил их и отправился дальше. И пока не приехал генерал Мэн Ю, никто не посмел не то, что отпор ему дать, но даже слова поперек сказать. Только суровый северный генерал смог обуздать пьяного принца и убедить его перестать позорить Императора. И ведь на всем его теле никаких намеков не было на высокий статус, но само его поведение…
А если бы кто-то из евнухов в драку с ним вступил, не опознав принца? Казнь от тысячи порезов показалась бы такому глупцу легкой щекоткой по сравнению с тем, что с ним сделали бы палачи из Тихих Криков. Так что при дворе прекрасно умели опознавать ранг и статус любого человека. По поведению. По тому, как он смотрел на них, как говорил, как держал себя — пусть даже пьяный до состояния невменяемости. Но умение считывать ранг и вести себя соответственно — впитывается при дворе еще с молоком матери. Те, кто не понимает как себя вести при встрече с облеченным властью и силой, и тем более — те, кто не могут опознать облеченных властью и силой — долго при дворе не живут.
Потому в самом начале Второму Брату Гуань Се было все ясно и понятно. Эта Сяо Тай ну никак не могла быть приемной дочерью старого Баошу. Потому что семья Вон Ми не просто так одна из богатейших семей уезда, сам старик Баошу прекрасно знает когда надо подбородок задирать, а когда — кланяться. И детей своих он к этому приучил, дети богатых и знатных семей лучше всех знают, как определять ранг собеседника. Кто не разбирается в этом — так это дети крестьян и нищих. Как он слышал, старый Баошу подобрал эту Сяо Тай в колодках на площади. Но кем она была до того, как оказалась в колодках за оскорбление судьи? Напрашивался вывод что дочкой крестьянина или нищего? Конечно же нет. Дети крестьян и нищих действительно не разбираются в оттенках ранга и статуса и не смогут верно определить, кто и кому первый должен кланяться — придворный в чине вана и с военным гуань за доблесть, или придворный в том же чине, но с гражданским гуань за выслугу лет, и еще с гуань за лучшее воспевание почестей Сыну Неба во время ежегодной церемонии празднования Солнцестояния. Но это потому, что для этих детей все, кто одет в приличную и чистую одежду без дырок, и имеет при себе больше одного ляна серебра — уже выше их статусом и всем нужно кланяться. Всех нужно опасаться.
Эта же Сяо Тай смотрит прямо в глаза всем. Сперва смотрит, а уже потом спохватывается и отводит их вниз. Буквально доли мгновения, но это видно. И она не боится. То есть, конечно, опасается, но в ней нет прирожденного, вбитого с пеленок страха перед сильными и богатыми, с теми, у кого власть. Она играет в страх, но на самом деле не боится. Много говорит о страхе, о том, что опасается, что переживает и боится, но Второй Брат может опознать человека, который на самом деле испытывает страх. У такого человека начинает заплетаться язык, пересыхает горло и он пытается смочить его, сглатывая слюну, ноги становятся ватными и в голове бьет большой колокол. Гуань Се знает об этом, потому что сам испытывал такой страх, в тот момент когда Чжао Гао привел в Запретный Город оленя и выстроив всех чиновников высшего ранга — объявил что это лошадь. Он сразу же понял, что сейчас произойдет. Те, кто выбрал правду и осмелился сказать что это все же олень — были казнены на месте. Он помнил снисходительно-насмешливый взгляд главного евнуха и его колкую фразу «похоже, что Нефритовый Мудрец Запада, Гуань Се все же нашел в себе достаточно мудрости, чтобы отличить оленя от лошади». В тот же день он тайком выбрался за стены Запретного города, бросив все нажитое и взяв только серебро и письменный набор. Так что он знал это чувство. Седьмая не боится.