Сын Авроры

Глава VIII Адриенна или страсть

Когда на следующее утро Мориц проснулся в спальне Адриенны, у него возникло ощущение, что он находится где-то на другой планете. Прежде всего, это была комната, совершенно не походившая на другие. Все комнаты, которые ему довелось видеть прежде, кроме его собственной, конечно же, были похожи на футляры с пышными оборками, на устланные шелком и пропитанные ароматами помещения, полностью отвечавшие понятию «женственность». А эта была совсем другой...

Во-первых, она занимала почти весь второй этаж здания — вместе с небольшой туалетной комнаткой. Она была большой и светлой, с высокими окнами, выходившими на террасу, увитую в летнее время цветами. Под ней располагались конюшни. За исключением кровати, обитой светлым шелком, комната представляла собой салон, где были развешены красивые гобелены, окружающие дорогой деревянный клавесин, разрисованный в китайском стиле, а также стояли два зеленых диванчика и небольшие кресла белого и красного цвета. Рядом с камином, увенчанным зеркалом-трюмо, на раме которого были изображены резвящиеся амурчики, стояли два удобных кресла, обитых позолоченным и посеребренным шелком с зелеными полосами, а также шезлонг, прикрытый ширмой с китайскими рисунками. Инкрустированные напольные часы, стоящие рядом с окном, дополняли эту необычную меблировку, а на письменном столе из белого мрамора и позолоченного дерева были расставлены две китайские вазы и большой серебряный канделябр. На самом деле, такая изысканная женщина, какой была Адриенна, полностью воспроизвела «салон» прошлого века, где люди собирались, чтобы обсудить новости дня, поблистать умом и поговорить о литературе. Молодая женщина любила встречать здесь своих многочисленных друзей: Вольтера, Фонтенеля, Дюмарсе, маркиза де Рошмора, графа де Кейлюс, Шарля д'Аржанталя, которого она особенно почитала и который обожал ее, а также многих других. Это был мир, столь отличный от того, к чему привык солдат, проводивший обычно свою жизнь на биваках. Но он отличался и от великолепия дворцов и прочих мест разврата. Этот факт соблазнял Морица больше, чем он мог бы себе представить. Может быть, потому, что этим достопамятным утром он вдруг обнаружил, что страстно влюблен в эту самую женщину, отдавшуюся ему телом и душой.

В течение нескольких дней, которые они и не считали, они жили, словно в заточении, отдаваясь друг другу в полном восхищении.

— Мне кажется, что я только сейчас повстречал любовь! До вас я и не знал, что это такое... И это замечательно!

— А я поняла это раньше вас. Знаете ли вы, что я люблю вас уже целый год?

— Целый год? Но это невозможно!

— О, да! Это случилось до того, как вы отправились в Дрезден. Вы пришли к маркизе де Ламбер, и она нас представила... Но вы меня даже не заметили!

— Неужели?.. Вы что-то путаете! Как я мог вас не заметить?

— Это потому, что ваши мысли пребывали где-то в другом месте. Возможно, вы представляли себя вместе с той прекрасной дамой, перед дверью которой моя карета опрокинула вас в грязь?

— В грязь, которая открыла мне глаза, словно та, что использовал Христос, чтобы исцелить слепого! Я был одновременно и в ярости, и унижен, и ослеплен... Как и сейчас — добавил он, обнимая свою возлюбленную. — О, сердце мое, как так получилось, что звезда с небес снизошла ко мне?

Вслед за этим последовало полное вздохов молчание, а потом еще и многие другие вздохи в течение долгих дней и ночей прекрасной весны, распускающейся, словно цветок любви. Первые моменты их близости были сотканы из радости и счастья. Она позабыла о театре, обо всех своих амбициях. Оба культивировали тайны, закрытые двери, теплое сообщничество камина, когда Адриенна не играла. В «Комеди Франсэз» ей было необходимо появляться, но едва спектакль заканчивался, как она торопилась обратно, не позволяя никому переступать порог своего дома. Что касается Морица, то он в отсутствии Адриенны много читал в библиотеке на третьем этаже, где был поставлен письменный стол, чтобы он мог работать над книгой о стратегии, полную новых идей, касающихся состояния полков. А его полк стоял лагерем в Фонтенбло, куда Мориц иногда отлучался на короткое время. Часто он ездил туда вместе с шевалье де Фоларом, единственному, кому было позволено работать вместе с ним. Европа в этот период пребывала в мире, а генералы имели возможность отдохнуть. Двое влюбленных посвящали себя любви практически весь 1722 год.

Однако жизнь вокруг них изменилась. В марте в Париже с большой помпой прошла встреча инфанты Марии-Виктории [68] , выглядевшей еще совсем ребенком, но которой предстояло выйти замуж за молодого Людовика XV. Ее разместили в Лувре, где вдоль Сены для нее был разбит прекрасный сад, окруженный стеной. Между Тюильри и старым дворцом расстояние было небольшим. Но оно увеличилось в июне, когда король и его двор перебрались в Версаль... Приближалась коронация, и монархии требовались основания для передачи власти, которая должна была состояться в начале следующего года, после совершеннолетия Людовика XV. Столица осталась осиротевшей, отдаленной от больших дел, сохранив лишь регента, герцога Филиппа Орлеанского.

68

Марианна-Виктория Испанская (1718—1781) — дочь короля Испании Филиппа V и его второй жены Изабеллы Фарнезе. Она была обручена с молодым Людовиком XV, но брак не состоялся по причине ее слишком юного возраста. В 1729 г. она вышла замуж за Жозе, наследника португальского короля Жуана V.

Но последнего это не огорчало. Премьер-министром теперь был его старый друг кардинал Дюбуа, развратный человек, но тонкий политик, а сам он чувствовал себя уставшим. Чтобы уйти красиво, он подарил юному монарху после его возвращения с коронации в Реймсе великолепный праздник в своем замке в Виллер-Котре. Это произошло 3 ноября, и, к несчастью, погода была более чем прохладной. Княгиня Пфальцская [69] , его мать, смертельно замерзла...

Пошли слухи, что она умирает, но двое влюбленных, пожалуй, не узнали бы об этом, будучи заняты исключительно друг другом, если бы старая княгиня сама не позвала к себе графа Саксонского.

69

Елизавета-Шарлотта Пфальцская (1652—1722) — княгиня из рода Виттельсбахов, жена Филиппа I Орлеанского, младшего брата короля Людовика XIV. С ее происхождением связаны трудности правильного написания ее титула. Варианты: пфальцграфиня Рейнская, принцесса палатина Рейнская, палатина Пфальцская и т.д. У автора книги — мадам Палатина. Ее сын, Филипп II Орлеанский, был в 1715—1723 гг. регентом при малолетнем Людовике XV.

Он побежал во дворец Сен-Клу, думая найти ее там в постели. Но нет. Она приняла его, сидя в большом кресле в своем кабинете. Она улыбнулась, когда он склонился к ее истощенной руке.

— Я хотела попрощаться с вами перед уходом, — сказала она тихим голосом, немного хрипловатым, что свидетельствовало о ее болезни. — Вы будете сожалеть обо мне, ведь я всегда была вашим другом...

— Я это всегда чувствовал, мадам, и с какой благодарностью!..

— Вас что-то не видно последнее время, но, говорят, вы счастливы?

— Бесконечно, и я всегда буду благодарен Вашему Королевскому Высочеству за совет, данный мне однажды вечером.

— И больше никакой де Конти?

— Никакой де Конти [70] . Счастье зовется Адриенной...

— Тогда нужно его сохранить. Вы читаете Библию?.. Нет, наверное!

— Не часто, признаю это. Но у меня есть один экземпляр.

— Хорошо! Прочитайте третью главу Екклесиаста. Там все сказано, и это последний совет, который я могу вам дать... Прощайте, мое дорогое дитя... Прощайте!

70

Ее портрет теперь находился в потайном ящичке лаковой шкатулки. (Прим. автора.)

Ее голос стал еще более тихим. Став на одно колено, Мориц нежно и с уважением поцеловал Лизелотте руку, а потом покинул дворец.

Вернувшись домой, он нашел Святую Книгу, один экземпляр которой был с ним постоянно, как и у любого другого немца. Он пролистал ее до указанной страницы и присел на край стола:

«Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное. Время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить. Время плакать, и время смеяться; время любить, и время ненавидеть... Я видел под солнцем: место Суда, а там беззаконие; место правды, а там неправда. И сказал я в сердце своем: праведного и нечестивого будет судить Бог; потому что время для всякой вещи и суд над всяким делом там...»

Но он так и не понял сообщения в форме предупреждения, сделанного княгиней Пфальцской перед смертью.

— Удивительно! — подумал он вслух. — От этой мудрости исходит какое-то странное безразличие к людям...

И он вернулся к Адриенне, чтобы очиститься в радостях любви от той боли, что он испытывал, предчувствуя кончину своего старого друга.

Это блаженство продолжалось около трех лет. Это были три года прекрасной жизни, наполненных театром Адриенны и обучением, которым Мориц занимался параллельно, но она периодически прерывалась обязательными поездками в Саксонию. Приходили друзья, которых Мориц особенно оценил: Вольтер с его разумом, настолько ярким, что порой было трудно следовать за ходом его мысли, Фонтенель [71] и некоторые другие...

71

Бернар Ле Бовье де Фонтенель (1657—1757) — писатель и ученый, племянник Пьера Корнеля.