Сын цирка

В Голливуде обитал режиссер-англичанин с большими претензиями, которому так и не удалось снять картину, поскольку Дэнни написал для нее неудачный сценарий. Чтобы успокоить себя, англичанин снял несколько рекламных роликов увлажняющего крема. В этих роликах женщина средних лет пытается защитить свою кожу от морщин. Героиней рекламы была Вера.

Его мамаша в бесстыдно раскрытом пеньюаре сидела перед трюмо, вокруг которого сияли зажженные лампочки, а внизу появлялась надпись: «Вероника Роуз, актриса Голливуда». (Съемки в этом рекламном ролике являлись единственной ролью в кино, которую мать получила за последние годы.)

— Я ужасно не люблю сухую кожу. В этом городе пользуются популярностью только те, кто молодо выглядит, — говорила Вера в зеркало трюмо и, соответственно, в объектив камеры.

Потом крупным планом показывались уголки ее губ и хорошенький пальчик, накладывавший на кожу увлажняющий крем. Неужели мы видим морщины, указывающие на возраст? Что-то сморщена кожа верхней губы в том месте, где она соприкасается с хорошо выделяющимся краем рта. Однако как по волшебству губа опять становится гладкой.

— Держу пари, вы не скажете, что я старею, — говорят губы.

Мартин Миллс ни секунды не сомневался в том, что видит комбинированную съемку. Его мать снимали с большого расстояния. Таких губ, показанных крупным планом, у матери он не знал. Похоже, это губы какой-то молодой женщины.

У них в школе среди учеников девятого класса это был любимый телевизионный рекламный ролик.

— Держу пари, вы не скажете, что я старею, — говорили губы, а мальчишки, собравшиеся в комнате воспитателя, уже изготовились ответить на эту реплику.

— Ты уже давно старуха! — орали ученики.

Только двое знали, что актриса Голливуда Вероника Роуз — мать Мартина. Сын никогда бы не признался в этом, а Ариф оказался преданным соседом по комнате.

— Мне она кажется достаточно молодой, — говорил турок.

В обеденном зале гостиницы «Ритц» Мартина особенно смутили эти обороты в речи матери.

— Мне ужасно не нравятся такие подробности. Держу пари, ты не объяснишь популярно разницу между посольством и консульством. Даю тебе одну минуту, — сказала Вера мальчику.

Сын знал, что Ариф представляет, откуда эти слова — из рекламного ролика увлажняющего крема.

— Фужасно! — Мартин обратился к их секретному языку, надеясь, что сосед по комнате его поймет: Вера заслуживает того, чтобы о ней сказали словом, начинающимся на букву «Ф». Однако Ариф воспринимал Веру серьезно.

— Посольство выполняет задачи правительства своей страны и возглавляется послом. Консульство — это официальная резиденция консула, который является чиновником, назначенным для наблюдения за соблюдением коммерческих интересов государства и благополучием граждан своей страны за рубежом. Мой отец — генеральный консул в Нью-Йорке, поскольку этот город важен для нас с коммерческой точки зрения. Генеральный консул является консульским чиновником высшего ранга, он руководит сотрудниками, занимающими менее важные по сравнению с ним должности, — объяснял турок.

— Объяснение заняло тридцать секунд, — проинформировал Мартин свою мать, однако Вера не придала времени никакого значения.

— Расскажи мне о Турции. В твоем распоряжении тридцать секунд, — сказала женщина Арифу.

— Турецкий язык является родным для более чем девяноста процентов жителей страны. Население более чем на девяносто восемь процентов — мусульмане — сказал Ариф и сделал паузу из-за того, что Вера вздрогнула. Слово «мусульмане» всегда заставляло ее вздрагивать. — С этнической точки зрения мы представляем сплав различных наций, — продолжил затем мальчик. — Турки могут быть голубоглазыми блондинами, могут быть круглоголовыми, темноволосыми и темноглазыми, а могут принадлежать к средиземноморской ветви и иметь продолговатые лица и темные волосы. Мы также представляем монголоидную ветвь с большими скулами, — объяснял Ариф.

— А какую ветвь представляешь ты? — прервала его Вера.

— Он объяснял всего двадцать две секунды, — заметил Мартин, однако ему показалось, что его не слышат и за столом сидят только два человека.

— В основном я принадлежу к средиземноморской ветви, хотя мои скулы немного напоминают о монголоидах, — заключил Ариф.

— Я так не думаю. А откуда взялись твои ресницы? — улыбнулась Вера.

— От моей мамы, — робко произнес Ариф.

— Какая счастливая мамочка, — сказала Вероника Роуз.

— Кто что будет есть? Думаю, мне лучше съесть индюшку, — спросил Мартин, который единственный смотрел в меню.

— У вас, должно быть, есть странные обычаи. Расскажи мне что-нибудь странное. Я имею в виду странное с точки зрения секса, — попросила Вера.

— По закона шариата разрешается брак между близкими родственниками, — ответил турок.

— Что-нибудь более странное, — потребовала Вера.

— У мальчиков обрезают крайнюю плоть в любое время с шести до двенадцати лет. — Потупив глаза, Ариф взял меню.

— А тебе сколько было? — спросила его Вера.

— К публичной церемонии обрезания мне исполнилось десять лет, — пробормотал мальчик.

— Поэтому ты должен все хорошо помнить, — изрекла Вера.

— Думаю, я тоже буду есть индюшку, — сказал Ариф соседу по комнате.

— А что ты помнишь об этой церемонии? — Мать Мартина не хотела слушать про индюшку.

— На твоей семье скажется то, как ты будешь себя вести во время операции, — ответил Ариф, но смотрел он в это время на своего соседа по комнате, а не на его мать.

— И как ты себя вел? — не унималась мамаша.

— Я не плакал, поскольку это опозорило бы семью. Да, я буду есть индюшку, — повторил он.

— Разве вы оба не ели индюшку два дня назад? Не заказывайте ее снова, она уже всем надоела! — сказала Вера.

— Хорошо, я буду есть омаров, — согласился Ариф.

— Прекрасно, я тоже закажу омаров. А что ты выберешь, Мартин? — произнесла Вера.

— Я закажу индюшку.

Его самого поразила собственная воля. В ней уже тогда было что-то иезуитское.

Именно это воспоминание позволило миссионеру возвратиться к газете «Таймс оф Индиа». Он прочел о заживо сожженной семье из четырнадцати человек — их дом подожгла семья их соперников. Какое-то время Мартин недоумевал, что означало это словосочетание «семья соперников», а потом он помолился за четырнадцать душ, сгоревших заживо.

Разбуженный шумом усаживавшихся на ночлег голубей, брат Габриэль проснулся и увидел свет под дверью Мартина. Одна из многочисленных его обязанностей состояла в том, чтобы пресекать попытки голубей спать в здании миссии. Старый испанец мог обнаружить вторжение голубей и во сне. Колонны открытой веранды второго этажа предоставляли птицам почти неограниченный доступ к выступающим карнизам. Раз за разом брат Габриэль стальной проволокой наносил колющие удары в район карнизов. После изгнания конкретных нарушителей иезуит прислонил к колонне раздвижную лестницу, надеясь, что утром ему станет видно, какую колонну следует опоясать сверху проволокой.