Сын цирка

Нос доктора все еще звенел от боли, когда он хлопотал, оформляя Дипу на лечение в госпиталь. Чувствуя свою вину, он вместе с ней уехал из цирка на «скорой помощи».

Едва Фарук появился в приемном покое, к нему подошла секретарша и сообщила, что пока он добирался до госпиталя, на его имя пришла телефонограмма из цирка «Голубой Нил».

— Вы знаете какого-нибудь клоуна? — спросила секретарша.

— В общем-то, наверное, знаю.

— А клоунов-карликов знаете? — допытывалась девушка.

— Знаю, и даже не одного. Я только что оттуда, — добавил доктор, но не захотел признаться, что еще и взял у них пробы крови.

— Похоже, кто-то из них ранен в цирке на площади Кросс Майдан.

— Это не Вайнод! — воскликнул доктор.

— Именно он и ранен, поэтому они хотят, чтобы вы вернулись в цирк, — сказала девушка.

— Что же с ним случилось? — изумился Дарувалла.

— Разве можно судить о состоянии больного по телефонному звонку? — пожала плечами секретарша.
–

Сообщение было истеричным. Мне показалось, или он затоптан слоном, или застрелен, или то и другое вместе. Карлик умирает и высказал желание, чтобы вы были его доктором.

Дарувалла был вынужден возвратиться в цирк с низкопробными номерами. В дороге нос его все еще звенел от боли. И даже через пятнадцать лет после инцидента, стоило Фаруку вспомнить жену карлика, как у него начинало ломить в носу. Сейчас, понимая, что на цирковом жаргоне мистер Лал «упал мимо сетки» и мертвый лежит на поле для гольфа, Дарувалла вспомнил, что Дипа тогда «упала в сетку» и осталась жить. Тут же в его воображении ожило ощущение неуклюжего, неожиданного и болезненного контакта между ним и этой женщиной.

Знаменитые близнецы

Вторжение Инспектора Дхара в пиршество стервятников кончилось тем, что они взлетели, но продолжали кружить над их головами. Доктор понимал, что грифов удерживает здесь запах гниения. Птицы так и мелькали над полем для гольфа. Дхар склонился в цветах бугенвиллей над бедным мистером Лалом.

— Не трогай тело! — сказал Дарувалла киноактеру, который был детективом только на съемках.

— Знаю, — холодно ответил ветеран фильмов про полицейских.

Фарук подумал, что Дхар не в лучшем расположении духа и глупо сообщать ему неприятную новость прямо сейчас. Доктор вообще сомневался, было ли когда-нибудь у актера настроение настолько хорошим, чтобы стойко перенести плохие известия. Причиной тому могла стать несправедливость, случившаяся еще при рождении Дхара. Он был однояйцевым близнецом с братом, которого увезли сразу же после рождения. Дхар знал эту историю, но ее не знал его брат-близнец. Ему ничего не говорили, и вот сейчас этот человек приезжает в Бомбей.

Дарувалла всегда считал, что любой обман добром не кончается, особенно такой. Хотя Дхар и смирился, он превратился в замкнутого, отчужденного человека. По наблюдениям Фарука, актер сдерживал себя в проявлении чувства привязанности, расположения и твердо пресекал подобные чувства у других людей. Можно ли винить его за это?

Даже зная о существовании брата-близнеца, которого он никогда не видел, Дхар следовал популярной пословице — не искал приключений на свою голову. Еще одна пословица грозила подтвердить другую истину: неприятное известие могло стать последней каплей, переполнившей чашу терпения киноактера.

Очевидно, мать Дхара всегда была холодной и себялюбивой женщиной и даже спустя сорок лет после обмана вновь демонстрировала эти качества. Уже одно то, что женщина без особых на то обоснований взяла одного ребенка-близнеца и бросила другого, свидетельствовало о черствости ее натуры. Она хотела избежать неблагоприятной реакции мужа на появление двух детей сразу. Сокрытие ребенка-близнеца говорило о себялюбии таких масштабов, какие могут быть только у бесчеловечных монстров, о чрезмерном эгоизме и жестокости, поскольку страшная семейная тайна оказывала чрезвычайно сильное негативное воздействие на брата-близнеца, ее знавшего. Теперь же от него надо было скрыть, что брат приезжает в Бомбей, и сделать так, чтобы они ни в коем случае не встретились.

Такое поручение было у доктора Даруваллы.

В сложившихся обстоятельствах смерть мистера Лала — вероятно, от сердечного приступа — несколько отдаляла выполнение неприятного задания, и Фарук ухватился за временную оттяжку неизбежного разговора с такой же благодарностью, как если бы он испытывал чувство признательности за совершенное благодеяние.

Выхлопные газы трактора главного садовника подняли волну из лепестков поврежденных цветов и бросили их на ноги доктора, который удивленно уставился на свои светло-коричневые пальцы и на темно-коричневые сандалии, накрытые розовыми лепестками. Не заглушив мотор трактора, главный садовник боком пролез в кусты около девятой лунки, и, глупо ухмыляясь, встал за спиной Даруваллы. Его более возбуждала возможность увидеть наяву действия киноактера Инспектора Дхара, чем огорчала смерть бедного мистера Лала. Кивнув головой в сторону кустов, садовник наклонился к Дарувалле.

— Все идет так, как в настоящем фильме, — прошептал он по поводу разворачивающихся событий.

Это замечание вернуло доктора на грешную землю, вновь напомнив о надвигающемся кризисе, о невозможной задаче утаить близнеца от его знаменитого брата, которого все узнавали на улице.

Даже если уговорить его скрыться на какое-то время, все равно брата-близнеца будут принимать за Инспектора Дхара. Хотя Дарувалла уважал силу ума иезуитов, однако брату-близнецу, который учился в семинарии иезуитов, потребуется нечто большее, чем прославленная сила их ума, чтобы снести все приставания людей, ошибочно принимающих его за брата. То, что доктору рассказали об этом человеке, говорило о недостатке его уверенности в себе. Подумать только, мужчине почти сорок лет, а он все еще учится, чтобы стать священником! Есть чему удивляться. Но к удивлению у Даруваллы примешивался и страх. Он знал, насколько в Бомбее ненавидят киноактера Дхара, и опасался, что его брата-иезуита могут убить. Здесь не жаловали священников-миссионеров.

А то, что Дхара вызывает негодование жителей Бомбея, было слишком очевидно. На всех рекламных афишах фильмов о полицейском инспекторе лицо Дхара или вырывали, или замазывали грязью. Жесткое и симпатичное, оно оставалось вне досягаемости только на верхних этажах зданий, поскольку туда не долетали куски грязи, брошенные рукой человека. Зато пронзительный взгляд черных глаз, знакомая улыбка, выработанная актером, притягивали и волновали птиц. Вороны и коршуны так и летели на эту улыбку. По всему городу птицы изгадили высотные рекламные щиты фильмов в местах, изображавших лицо Дхара. Все же актер довел свою усмешку до совершенства, что вынуждены были признать даже его недруги. С таким выражением любовник покидает женщину, наслаждаясь ее горем. Население Бомбея воспринимало движение губ киногероя как укус змеи.

Остальные жители планеты Земля и других городов Индии никак не реагировали на улыбки Дхара, взиравшего на Бомбей с высоких плакатов. Однако кинофильмы с его участием необъяснимым образом приносили наибольший доход именно в штате Махараштра, что вступало в неразрешимое противоречие с тем фактом, что все его жители ненавидели киногероя. Самому же актеру настолько пришлась по душе возбуждаемая в людях страстная ненависть, что он перестал сниматься в других ролях, даже не назывался другим именем. Этот человек превратился в Инспектора Дхара, что закрепила и запись в паспорте.

Разумеется, это был индийский паспорт, ненастоящий, поскольку — и об этом знал доктор Дарувалла — Дхар был гражданином Швейцарии, а в Индии не разрешается двойное гражданство. На самом деле вся жизнь Дхара протекала в Швейцарии, за что он испытывал глубокую благодарность Дарувалле.

Успех фильмов про инспектора полиции частично зависел от того, насколько успешно Дхар скрывал подробности личной жизни и как хорошо прятал свое прошлое. Как ни старалась публика, она не могла получить больше биографических сведений о загадочном человеке, чем он сам этого желал. Его биография напоминала кинофильм, где все неправдоподобно, придумано и нет достоверных, реальных деталей. Разумеется, одной из причин нескрываемого презрения к Дхару была и его биография, абсурдная и фантастическая.