Сын дракона, внук дракона
Шрифт:
Прикосновения зеленых огней заставляли меня ежиться и взвизгивать. Долго ли тянулась новая пытка? Бесконечность. И никто не вышел мне навстречу. Зеленый мир наглухо закрылся от пришельца. Интересно, от кого? Человека? Генерал-порутчика? Дракона Нидхегга? Но в любом случае я сюда еще вернусь, и мы разберемся с дерзкими. Проклятые гордецы! Не захотели удостоить даже беседы. Но ведь и красное пламя отвергло меня… А шустрый… Мерзавец! Я был совершенно уверен, что он меня обокрал. Только сейчас я это обнаружил. Хотя при этом отчетливо понимал, что до сих пор не не знаю,
А меня уже неотвратимо влекло к бешено ревущему жемчужно-голубому пламени. Почему-то при первом же взгляде на него меня охватил такой неодолимый ужас, что невольно застучали клыки и холодная испарина выступила вдоль спинного гребня. Я попытался уцепиться когтями за плиты мостовой, однако моя новая попытка остановиться имела не больше успеха, чем первая. Голубое пламя надвигалось с неотвратимостью рока.
Ощущения оказались настолько неожиданными, что я вскрикнул. Да и было от чего. Меня ударило, словно о гранитную стену. Совершенно необъяснимо огонь приобрел твердость камня. Вновь меня ударило о шероховатую прохладную поверхность. Я не ощутил ни испепеляющего жара, ни обжигающего холода. Ничего. Меня остановила самая обычная, ничем не привлекательная, вульгарная даже, каменная стена.
Замешательство длилось недолго. Точно ядовитая заноза начала саднить мысль: голубой мир просто отказался иметь со мною дело, не пожелал впускать. Один просто равнодушно пропустил меня, а этот возненавидел…
А следом пришел ужас. Я уже достаточно разобрался в механизмах работы Бифреста, чтобы понять — обход граней тессеракта Восьми Миров совершается в строгой последовательности. Возможно, изнутри они действительно сообщаются каждый с каждым, но здесь, на гранях, скольжение определяется более сложными законами, не согласующимися с постулатами геометрии. Это означает, что я навсегда останусь в НИЧТО, ибо назад меня не пускает Бифрест, а вперед — проклятый голубой огонь.
Словно подслушав мои мысли, голубое пламя стало еще ярче, причиняя страдания глазам. Ведь закрыть их я не мог. Я остервенело принялся царапать когтями эту магическую стену, превосходно сознавая бессмысленность и безнадежность такой попытки. Голубое свечение очень быстро вынудило меня отвернуться, ведь я не хотел лишиться зрения.
И тогда ужас и озлобление сменились безразличием и тупой покорностью судьбе. Непрерывное струение Бифреста плотно прижало меня к огненой стене, буквально не давая пошевелиться. Я свернулся калачиком, прикрыл глаза ладонями и лег, ожидая, что за сюрприз мне поднесут далее…
Голос прозвучал ниоткуда. Он возник во мне. Не внутри меня, а именно во мне.
Что он спросил — я не понял, да и не стремился понять. Я был измучен, я отчаялся, я был ограблен… Что еще?
Вопрос повторился.
Я вяло выругался. Сговорились, что ли? если спрашивают — обязательно так, чтобы я не понял.
— Дракон и не может понять моих вопросов, — укоризненно ответил голос.
Я встрепенулся.
— Ты намекаешь, что я уже дракон более, чем человек?
— Разве здесь нужны намеки?
— Тебе-то что? — огрызнулся я, снова укладываясь на мостовую.
— Мне есть дело до всех людей.
— Ты
же сам утверждаешь, что я дракон.— Я этого не говорил.
— Софистика, казуистика и прочая …истика.
— Оглянись во злобе.
— Во гневе.
— Нет, во злобе. Гнев благороден…
Я тяжело вздохнул, выпустив из ноздрей клубы сернистого дыма.
— Нельзя предаваться отчаянию, — упрекнул неизвестный собеседник, хотя я не произнес ни слова. По-видимому, он превосходно читал у меня в мыслях.
— Это было бы нескромностью.
Странный диалог! Я не открываю рта, а собеседнику это не доставляет ни малейшего затруднения. При этом он еще упрямо отрицает, что залез мне в голову.
— Конечно. Люди для меня — открытая книга. Мне дано читать в душах и сердцах.
— Вот видишь, — не сдержался я.
— Но не в мыслях. Помыслы человека принадлежат лишь ему самому.
Я устало махнул рукой.
— Прекрати. Перестань меня мучить.
— Кто способен быть более непреклонным судьей человеку, чем он сам? Судить — не мое. Я могу лишь простить.
Клыки мои невольно лязгнули.
— Прощение нужно слабым.
— А сильным — втрое.
— Может быть. Не знаю. Но я не нуждаюсь в жалости. Я силен ненавистью. Отними у меня мою ненависть — и ты убьешь меня.
Он умолк, и я уже подумал, что одержал победу в бредовом и совершенно неуместном споре. Однако мой собеседник не сдался.
— Мне жаль тебя.
— Нет! Не делай меня слабым!
— Мы поговорим об этом, когда ты вернешься ко мне.
— Чтобы вернуться, нужно уйти. А я, как видишь, не могу двинуться с места.
— Ты идешь, просто слишком долог твой путь.
Я поднял голову. Не могу сказать «к своему удивлению», ибо за последнее время способность удивляться полностью атрофировалась во мне, я просто отметил, что приближается зловещее синее пламя. Почему зловещее? Оно окрасило весь мир мертвенным светом, как-то невольно заставляя вспоминать о могилах.
Если каждое из оставшихся трех пламен отнимет у меня столько же физических сил, как алое, или духовных, как голубое, мое путешествие вполне может завершиться плачевно.
А там меня уже кто-то ждет… Я совершенно отчетливо увидел мрачную фигуру, озаренную тусклыми синими сполохами. Инстинктивно я понял, что ничего хорошего встреча мне не сулит. Однако избежать ее я не мог — Бифрест все решал за меня. Проклятье! Теперь я понял, почему ни один смертный не смог пройти по тебе!
Я предостерегающе рыкнул синему призраку, чтобы он держался подальше. И с горечью понял, что основная цель моего похода по Бифресту полностью и с треском провалилась. Ведь отправился-то я за союзниками! А получилось нечто вроде ознакомительной прогулки
— такое же бесполезное и такое же утомительное. Я уже миновал пять миров из восьми, а результат нулевой. И, если мои предчувствия верны, шестой мир поднесет мне только еще одно разочарование. Вероятность удачи понижается уже до одной четвертой.
Разглядев, кто ожидает меня, я невольно попятился. Точнее, вознамерился это сделать, однако течение моста не позволило. На моем месте любой поступил бы так же, потому что среди синих вихрей меня поджидала колдунья, которую я тогда… Мои нервы не выдержали.