Сын епископа

— Все вот это — печати и символы разных святых, покровителей собора, — объяснил он, обводя кончиками пальцев весь круг мозаичных изображений под крестом. — Среди того, что я унаследовал от отца, как будущий король — дар взывать к Знаку Защитника. Мы предположили, и не без причины, что мой Знак Защитника — это печатка на моргановом перстне, поскольку он с самого начала готов был биться за меня. — Он благоговейно провел пальцами по полустертому изображению близ его колен. — Хотя это был не он, а другой: печать Святого Камбера.

— Того деринийского еретика и святого?

— Его имя не появляется на ней, но все-таки я понял, что это оно — и не спрашивай, каким образом. Возможно, способность распознать истинный символ, когда настанет час — это из области знаний, которые перешли ко мне от моего отца. Вот стоит кто-то в плаще и капюшоне, и держит корону: видишь? Ибо Святой Камбер вернул корону Гвиннеда Халдейнам. А в этот узор вплетены буквы из его имени, и если знать, как смотреть, можно их разобрать: К-М-Б-Р. Может быть, как раз хитрость, с которой это спрятано, и спасла печать от уничтожения, когда культ Камбера искоренялся два столетия назад.

Дугал рассеянно кивнул, упираясь костяшками пальцев в пол и воззрившись на завитки цветной мозаики, и его глаза проследили на печати буквы: Sanctus Camberus, благодаря Келсону, показывавшему кончиком пальца, куда смотреть.

— Значит, ты не веришь, что Святой Камбер был исчадьем ада? — наконец спросил он.

Келсон покачал головой и встал, протягивая Дугалу руку.

— Ничуть. И не хочу показаться легковерным, но либо Святой Камбер, либо какой-то его нынешний последователь, который желает, чтобы мы думали, будто он Святой Камбер, пришел нам на помощь, и не один раз. Моргану и Дункану, а также мне. Думаю, что я попробую когда-нибудь восстановить его почитание, — задумчиво добавил он. — Многие не согласились бы, но я считаю, что он был и великим человеком, и могущественным святым. Я хотел бы узнать о нем побольше. Каким он был в действительности? Да и хорошо бы пуститься в странствие, дабы отыскать какие-нибудь его реликвии, и выстроить для них подобающее святилище. Он этого заслуживает.

— Подозреваю, что Церковь стала бы возражать, — промолвил Дугал.

— Подозреваю, что ты прав, — произнес голос у них за спиной, — если судить о церкви по ее наиболее твердолобым иерархам. При таком подходе Церковь возражает против множества начинаний куда менее противоречивого характера. Я лично могу за это ручаться.

— Отец Дункан! — воскликнул Келсон, когда оба они развернулись и увидели стоящего позади них отца Дункана с грудой рукописных свитков под мышкой. — Ох, надо же, я вовсе не хотел, чтобы вы услышали все, что касается Камбера. Вероятно, глупо об этом даже думать.

— Не глупо, мой повелитель, — кротко сказал Дункан. — Ни одно искреннее деяние благочестия и веры не может быть глупым. Это не означает, что твои мечты непременно осуществимы, — добавил он. — В любом случае, не сейчас. Но кто знает, что нам сулит будущее? В конце концов, кто бы подумал, что епископы одобрят назначение известного Дерини в их ряды?

Келсон оглядел трансепт, чтобы удостовериться, что никого, кроме них, нет в пределах слышимости, слегка обеспокоенный, что Дункану удалось подобраться к ним незамеченным.

— Тссс, — прошипел он едва слышно. — Епископы много чего знают, но не все и каждый. Не следует делать все сложнее, чем оно есть.

Дункан поднял бровь.

— Я то, что я есть, государь, как и все мы. В отрицании немного пользы.

— А кто же тогда я? — прошептал Дугал, обращая угасшие, полные страха глаза на Келсона. — Давай, Келсон, спроси его! Он прав. Мне нужно знать. Иначе я не смогу как следует служить тебе, пока все не пойму.

Келсон воззрился на Дункана и обнаружил, что священник-Дерини неправдоподобно спокоен, тих и поглядывает то на него, то на Дугала со жгучим вопросом в голубых глазах.

— У Дугала есть щиты, — проговорил Келсон, одновременно касаясь кончиками пальцев ладоней Дункана и передавая кратко общее впечатление о том, что пережили тогда они с Дугалом. — Я сказал о них Аларику до отъезда, но не было времени сказать тебе. Теперь его нужно долечить, но я немного боюсь, если кто-либо из вас попытается заняться этим в одиночку. Я подозреваю, вам понадобится обойти щиты, а это — дело хитрое. Он закрылся от жуткой боли, когда я пробовал прочесть его мысли в Транше.

Глаза Дункана не выдали никаких чувств, пока он вбирал слова и мысли Келсона; но когда король договорил, Дункан медленно перевел глаза на Дугала, насторожившегося и слегка призадумавшегося.

— Щиты, говоришь? Щиты, которые даже ты, Келсон, не смог пробить?

Король покачал головой.

— Я не хочу сделать ему еще больнее, чем тогда, грубо ломясь вперед. Я знаю, что и как делать, но у вас с Алариком куда больше опыта. Если необходимо, думаю, можно привлечь… еще чью-то мудрость, — добавил он, подумав об Арилане и заметив, что та же мысль посетила и Дункана, хотя внезапно ему захотелось, чтобы Дункан не знал, что он проговорился Дугалу.

— Нет, — мягко заметил Дункан, — я предпочел бы больше никого не впутывать, если мы можем справиться сами. — Он опять переключил внимание на Дугала, переложив свою гору свитков, чтобы освободилась одна рука. — Ты не против, если я тебя слегка прощупаю, Дугал? — спросил он, как бы между прочим потянув руку ко лбу мальчика, прежде чем тот успел отпрянуть. — Я тут же прекращу, если тебе станет плохо.

Коснувшись Дугала, он осторожно попробовал установить ментальный контакт, но немедленно отпрянул, как только сомкнулись мощные щиты, и мальчик испуганно заморгал.

— Больно было? — спросил Дункан, не убирая ладонь. Дугал осторожно качнул головой, слишком изумленный, чтобы даже подумать об отступлении.

— Нет, не больно. Нет. Просто я что-то почувствовал.

— Ну, можно вообразить, каково тебе было — с такими щитами. — Дункан снова осторожно коснулся его мыслей. — А это чувствуешь?

На лице Дугала возникло странное выражение.

— Не то чтобы чувствую. Это вообще не телесное ощущение. Похоже… ну, как бы на зуд в голове.

— Прекратить?

Дугал кашлянул.

— Ну, по-настоящему-то не болит. И не то, чтобы даже неприятно, просто…

— Давайте я помогу, — сказал Келсон, положив руку рядом с дункановой и попытавшись подсоединиться.

Но при первом же его телесном прикосновении Дугал раскрыл рот и отпрянул, стиснув ладонями виски и скорчившись от боли. Келсон и Дункан немедленно отпустили его, и при этом Дункан уронил на пол свои свитки, помогая Келсону поддержать его дрожащего названного брата. Дугал хватал ртом воздух, но позволил священнику усадить себя на корточки и зажать свою голову между колен, стараясь не задеть его больные ребра и не тронуть синяк на бедре. В голове у него опять болезненно подрагивало.

— Точь-в-точь как тогда в Транше, — пробормотал Келсон, предоставив священнику заботу о Дугале, а сам между тем стал неловко собирать упавшие свитки. — Это случилось не сразу же, но с тех пор только так и было. Хотел бы я знать, почему у тебя по-другому.

Дункан пожал плечами, осторожно разминая шею Дугала, и опять прикоснулся к нему мыслями.

— Не знаю. Но он все еще за щитами. И чем сильнее я напираю, тем они крепче.

— Но мне совсем не больно, когда это делаешь ты, — пролепетал горец.