Сын хамас

В довершение ко всему теперь они хотели, чтобы я лгал ради них. Неужели они забыли, что ислам запрещает ложь, или они думали, что все в порядке, потому что политика не имеет религии? «Я не могу этого сделать, — сказал я. — Я уважаю вас, но отца и мою собственную честь я уважаю больше».

И повесил трубку.

Через полчаса посыпались угрозы: «Сейчас же собирай пресс-конференцию, — потребовал очередной звонивший, — или мы убьем тебя».

— Ну, приходите и убивайте.

Я дал отбой и позвонил Лоай. Через несколько часов угрожавший мне парень уже был за решеткой.

Меня действительно не пугали угрозы. Но когда о них узнал отец, он лично позвонил Дарагмеху и сказал, что согласен участвовать в выборах. Он велел мне успокоиться и ждать его освобождения. Он будет иметь дело с ХАМАС, заверил меня отец.

Естественно, отец не мог вести предвыборную кампанию из тюрьмы. Но ему это было не нужно. ХАМАС везде расклеил его фотографии, молчаливо призывая всех голосовать за организацию. И в день выборов шейх Хасан Юсеф легко победил на выборах в парламент, неся своих оппонентов подобно иголкам в гриве льва.

* * *

Я продал свои акции Electric Computer Systems партнеру, потому что чувствовал, что заканчивается целый этап моей жизни.

Кем я был? На какое будущее я мог рассчитывать, если все будет продолжаться в том же духе?

Мне было двадцать семь лет, а у меня не было даже подруги. Девушка-христианка побоялась бы моей репутации сына лидера ХАМАС. Мусульманка не нужна арабскому христианину. А какая еврейская девушка захочет встречаться с сыном Хасана Юсефа? Даже если кто-то согласиться прийти ко мне на свидание, о чем мы будем говорить? Что я могу рассказать о своей жизни? И какой была эта жизнь? Ради чего я пожертвовал всем? Ради Палестины? Ради Израиля? Ради мира?

Чего я добился, став супершпионом Шин Бет? Живет ли мой народ лучше? Прекратилось ли кровопролитие? Дома ли мой отец? Разве Израиль в безопасности? Могу ли я быть примером для братьев и сестер? Я чувствовал, что напрасно принес в жертву треть своей жизни — «тщета и ловля ветра», как говорит царь Соломон (Экклезиаст, 4:16).

Я ни с кем не мог поделиться тем, что узнал, пока ходил в разных колпаках. Кто мне поверит?

Я позвонил в офис Лоай.

— Я не могу больше работать на вас.

— Почему? Что случилось?

— Ничего. Я вас всех люблю. Мне нравится работа разведчика. Я думаю, что мог бы даже увлечься ею. Но мы ничего не добьемся. Мы ведем войну, которую нельзя выиграть с помощью арестов, допросов и убийств. Наши враги — идеи, а их не волнуют налеты и комендантский час. Мы не можем разбить идею «Меркавой». Наша проблема не вы, а ваша — не мы. Мы все как «крысы в лабиринте». Я больше не могу заниматься этим. С меня хватит.

Я знал, что нанес Шин Бет тяжелый удар. Война была в самом разгаре. «Хорошо, — ответил Лоай. — Я доложу руководству и посмотрим, что они ответят».

Когда мы снова встретились, он сказал:

— Начальство предлагает следующее. В Израиле есть крупная коммуникационная компания. Мы дадим тебе денег, и ты откроешь свою такую же, здесь, на палестинских территориях. Это отличный шанс, ты будешь обеспечен до конца жизни.

— Ты не понимаешь. Моя проблема не в деньгах. Моя проблема в том, что я двигаюсь в пустоту.

— Ты нужен людям здесь, Мосаб.

— Я найду способ помочь им, а то, что я делаю здесь, — не помощь. Даже ваша контора не понимает, куда она движется.

— Так чего же ты хочешь?

— Уехать из страны.

Лоай рассказал о нашем разговоре начальству. Мы долго «бодались»: начальство настаивало, чтобы я остался, а я твердил, что мне нужно уехать.

— Ладно, — они решили уступить. — Мы разрешим тебе уехать в Европу на несколько месяцев, может быть, на год, но ты должен обещать, что вернешься.

— Я собираюсь не в Европу. Я хочу уехать в Соединенные Штаты. Там у меня друзья. Может быть, я вернусь через год, два или пять. Я не знаю. Единственное, что я знаю сейчас, — мне нужен перерыв.

— В США тебе будет трудно. Здесь у тебя есть деньги, положение и защита. Ты заработал прочную репутацию, построил хороший бизнес и живешь в комфорте. Ты знаешь, что тебя ждет в США? Ты станешь крошечным беспомощным человечком без влияния.

Я ответил, что мне все равно, и я готов даже мыть посуду. Видя, что я продолжаю упорствовать, они тоже не сдавались.

— Нет. Никаких Соединенных Штатов. Только Европа и только на короткое время. Иди и наслаждайся жизнью. Мы оставим за тобой твою зарплату. Просто иди и веселись. Пользуйся передышкой. А потом возвращайся.

— Ладно, — сказал я наконец. — Я иду домой. Больше я ничего не делаю для вас. Я не собираюсь выходить из дома, потому что не хочу случайно натолкнуться на смертника и быть обязанным сообщить о нем вам. Не беспокойте меня звонками. Я больше не работаю на вас.

Я пошел домой к родителям и отключил свой мобильный. Борода моя становилась все длиннее и гуще. Мама очень беспокоилась обо мне, часто заходила в комнату проверить, как я там, и спросить, все ли в порядке.

День за днем я читал Библию, слушал музыку, смотрел телевизор, думал о прошедших десяти годах и боролся с депрессией.

Через три месяца мама подозвала меня к телефону. Я сказал ей, что не хочу ни с кем говорить. Но она настояла — звонивший сказал, что это срочно, что он старый друг и знаком с отцом.

Я спустился вниз и взял трубку. Это был кто-то из Шин Бет: «Нужно встретиться. Это очень важно. У нас для тебя хорошие новости».

Я отправился на встречу. Из-за моего отказа сотрудничать они оказались в затруднительной ситуации. Они убедились, что я полон решимости.

— Ладно, поезжай в Соединенные Штаты, но только на несколько месяцев и обещай вернуться.

— Я не знаю, почему вы продолжаете настаивать на том, чего не сможете получить, — сказал я спокойно, но твердо.

Наконец, они сдались.

— Ну, хорошо, мы позволим тебе уехать, но с двумя условиями. Во-первых, ты должен нанять адвоката и подать ходатайство в суд, чтобы получить разрешение выехать из страны по медицинским показаниям. В противном случае ты проиграешь. Во-вторых, ты должен вернуться.

Шин Бет никогда не разрешал членам ХАМАС пересекать границу за исключением случаев, когда они нуждались в медицинском лечении, которое было невозможно осуществить на палестинских территориях. У меня действительно была проблема с челюстью — я не мог плотно смыкать зубы, и операции по исправлению на Западном берегу не делали. Признаться, челюсть никогда особенно не беспокоила меня, но я решил, что она сможет послужить отличным предлогом для выезда, так что я нанял адвоката, чтобы он отправил медицинский отчет в суд с просьбой разрешить мне поездку в Соединенные Штаты для операции.