Сын Люцифера. Книга 2. Секта
Шрифт:
Ира все так же смотрела на него в упор и молчала.
(Ладно, хватит дурака валять! — вдруг неожиданно разозлился Красин. — Комедии все эти любовные разыгрывать. Пастушечьи пасторали. «Ах-ох!..» Дафнис, блядь, и Хлоя. Мальчик— девочка.
Чего я тут млею перед ней, как сопливый мальчишка? Чуть ли не упрашиваю. Да это она должна меня упрашивать, если уж на то пошло! Такое предложение!.. А я тут, видите ли, мнусь-смущаюсь! Ломаюсь, блядь, как мятный пряник. Как будто это мне от нее что-то надо. Да бога ради! Да — да, нет — нет!)
— Так, как ты, согласна? — уже твердо закончил он, тоже глядя на Иру в упор и не
Ира мигнула. Кажется, весь предыдущий рассказ Красина она прослушала просто как некую красивую романтическую историю про любовь. Страстную и безответную любовь к ней ее бывшего поклонника, пронесенную им сквозь годы. Историю, хоть и прекрасную и замечательную, но к ее нынешней реальной жизни никакого прямого отношения не имеющую.
И теперь этот его простой, ясный и совершенно конкретный вопрос застал ее абсолютно врасплох.
Красин отлично почувствовал и понял эту ее заминку и сразу же принялся горячо убеждать.
— Послушай! Ты на несколько часов снова станешь двадцатилетней! Представляешь? Ну, вот, просто представь себе это на секундочку. Молодой! То есть вот ты, теперешняя, переселяешься в свое молодое, двадцатилетнее тело! Во время сна. Заснешь завтра вечером, как обычно, и попадешь в тот другой мир. Причем, что бы там с тобой ни случилось, здесь это на тебе никак не отразится! Ты в любом случае проснешься утром, как всегда, в своей квартире, в своей кровати, рядом с мужем.
(Поскольку Ирина Николаевна на это его замечание никак не отреагировала, Красин понял, что так оно и есть, спит она действительно до сих пор с мужем. С этим… как его?.. Любит, значит! Ну-ну!.. Будем надеяться… «С божьей помощью»…)
— Ну, словом, путешествие во времени! — энергически закончил он. — Как в кино. Бесплатно и ничем не рискуя. Плюсов море — такие ощущения! — а минусов вообще никаких! Ну?.. Согласна?..
По заблестевшим и широко раскрывшимся глазам немолодой женщины Красин понял, что она, наконец, стала осознавать, о чем именно сейчас идет тут речь.
— Даже не знаю, что сказать, — медленно и недоверчиво произнесла она. — Так ты это серьезно? Ты во все это веришь?
— Послушай, Ир, какая разница? Веришь, не веришь… Не все ли равно? От тебя же ничего взамен не требуют? Ну, не получится — заснешь и проснешься, как обычно. Только и всего. Все, что мне от тебя надо, это чтобы ты завтра спать легла не позже одиннадцати и чтобы ночью тебя по возможности не будили. Лучше вообще телефон отключи. Вот обеспечь эти условия — и все! А остальное уж тебя не касается. Ничего больше от тебя не требуется.
— Ну, хорошо, хорошо!.. — засмеялась Ира. — Ладно, договорились. Если уж ты так настаиваешь.
Поскольку последнее ее шутливое замечание было произнесено тоном, явно более игривым и фамильярным, чем все предыдущие, то Красин наконец решился.
— Ну, естественно, настаиваю! — с такой же шутливой фамильярностью подхватил он и даже подмигнул слегка с улыбкой глядящей на него Ире. — Я же не просто так. У меня же на то свои причины есть!
— Да? — все так же, даже и еще чуть-чуть более игриво переспросила Ира. — И какие же?
— (Какие-какие!.. А то ты не понимаешь! «С
божьей помощью»!) Ну, я надеюсь, что ты меня там опять так же не отошьешь, по крайней мере! Чего я туда лечу, чтобы ты меня опять послала, что ли? Я же не мазохист какой-нибудь!— А зачем ты туда летишь? — кокетливо взглянула на него Ирочка. Тон ее стал еще более доверительно-фамильярным.
(Ага! Дело, кажется, идет на лад! — подумал с радостью Красин. — «Лад», кстати сказать, это «дал» наоборот. Почти — «дала». Без одной буковки. Именно! Почти дала! Почти прямой вопрос. Все она уже прекрасно понимает! — мелькнуло у него в голове. — Мы с ней, по сути, почти открытым текстом уже разговариваем. Почти уже обо всем договорились. Почти дала!
Хотя, с другой стороны, что значит: «дал наоборот»? — вдруг неожиданно сообразил он. — «Дело идет на лад». К ладу. К «дал наоборот». В смысле, «дала». «Дала наоборот». Это еще что такое? То есть не дала ни черта, что ли?.. Или дала, но наоборот? С обратной, блядь, стороны!.. А если, между прочим, «на» отдельно поставить, то вообще — с двух сторон получится. «Дала на оборот». Сначала с одной стороны дала, а потом оборотик такой совершила, перевернулась — и с другой дала… Тьфу ты! Что за чушь в голову лезет! Ересь лингвистическая. Это у меня от волнения. От-т!.. Волнения! Волнуюсь, прям, как мальчик пятнадцатилетний. Который первый раз девочку дать упрашивает. «Девочку», блядь! На оборот.)
— Мы туда летим! Мы! — с нажимом подчеркнул он. — Ну, представь: мы оба молодые, двадцатилетние… Причем колдун этот сказал, что и чувства и желания у нас там будут, как у двадцатилетних. С этим все у нас тоже будет в полном порядке.
Красин сделал выразительную паузу и совсем уже откровенно посмотрел на Ирочку. Ирочка по-прежнему многообещающе улыбалась и против такого его тона и поведения явно не возражала.
(А может, она мне и здесь даст? — внезапно осенило Красина. — Предложить ей прямо отсюда ко мне поехать!.. Коньячок дома есть…— он заколебался. — Да нет, не стоит, — решил он все-таки потом. — Испорчу только все, чего доброго. Испугается еще. Зажмется. Потом опять два часа уговаривай.
Да и желания-то особого в общем-то нет. Опозоришься тут… Короче, и не стоит, и не стоит. Все ясно. Логика железная. Стоит, только когда стоит.
Так что лучше уж ее там, в том мире поиметь. Когда и у меня все стояло, и она того стоила.
Когда она молоденькая еще была. Свеженькая. Новье! Свежачок-с. А сейчас что! БУ. Секонд хенд. Повторная утилизация.)
— И никто никогда ни о чем не узнает! — привел он в заключение свой самый главный и решающий довод. — Ну!?.. Представляешь?
— Ну-у… не зна-аю… — капризно, как ребенок, надув губки, протянула Ирочка, искоса на него взглянула и слегка прищурилась.
Взгляд ее был настолько откровенным и каким-то мечтательно-оценивающим, что Красина даже в жар бросило. Он вдруг почувствовал, что у него эрекция и, более того, ему показалось, что и Ирочка это отлично заметила, и ей это сейчас отнюдь не неприятно. Даже наоборот. Нравится. Льстит ее женскому самолюбию. Вообще Красин неожиданно сообразил, что он как-то перестал замечать возраст своей бывшей несостоявшейся возлюбленной. Она словно бы помолодела вдруг прямо у него на глазах. Без всякого колдовства. Перед ним опять сидела та самая двадцатилетняя девочка, красивая и желанная.