Сын рыбака

— Что ты, что ты, да они разве с голоду помирают! — вскрикнула Клявиене. — Им ведь только так, полакомиться!

— Смотрите, чтобы не пережарилась, как в прошлый раз!..

— Ты еще будешь учить, как рыбу жарить?

— Вы сами-то ни до чего не додумаетесь.

Мать попросила Лидию убрать комнатку Роберта, в которой надо было поместить обоих гостей. Лидия все утро провела в доме родителей — вымыла окна, смахнула пыль и паутину, застелила кровати чистым бельем. Пока женщины суетились по хозяйству, старый Клява все время мешал им. Он и не пытался помочь, а только всюду совал нос и давал советы.

Наконец Клявиене не выдержала:

— Лучше бы наколол дров или воды принес. Мы и убери все и приготовь, а когда приедет Роберт, то он будет принимать на готовенькое.

— Да ведь мне он всегда был дороже, чем тебе!.. Пусть-ка кто-нибудь столько сделает для сына, сколько я сделал для Роберта! Я полагаю, он это и сам понимает.

— Ну да, как же, — отрезала задетая за живое Клявиене, — ты только один о нем заботился. А другие что — вроде лютых псов были?

— Чего ты на стенку полезла?! Я последние штаны готов был снять с себя, лишь бы он получил образование, вышел в люди. Сама теперь видишь, что я не ошибся… Ни у одного рыбака нет такого сына.

— Лучше бы болтал поменьше. До чего хвастливый старик, глядеть на тебя тошно. Было время, когда ты вел совсем иные речи. Когда Оскар начал разживаться, ты о Роберте почти заботиться перестал. Пусть мальчишка живет как знает — есть у него там, в Риге, кусок хлеба, нет ли — тебя это нисколечко не беспокоило. Матери, словно воровке какой, тайком приходилось помогать ему. А теперь, где бы ни показался сын, старик тут как тут, уж не знает, как и похвалиться своей любовью. Думаешь, Роберту очень это приятно, когда ты пристаешь к нему?

— С чего это ему будет со мной неприятно? Мы разговариваем о важных делах, как подобает мужчинам. А того ты не понимаешь, что Роберту надоело твое вечное лизанье! «Сыночек, что с тобой? Роберт, деточка, не захворал ли ты, не болит ли у тебя горлышко? На, обвяжи шейку шарфиком, одевайся потеплее…» — передразнивал ее Клява. — Разве такое сюсюканье не опротивеет?

— Это-то еще можно стерпеть, а вот когда ты напьешься, да начнешь лезть со своей вонючей мордой да брызгать на него слюной, так прямо с души воротит.

— Никогда еще не замечал, чтобы я ему опротивел! — раздраженно крикнул Клява.

— Приходится терпеть, ничего не поделаешь, когда старикашка не понимает.

Лидия готова была расхохотаться, слушая этот нелепый спор. Старики перешли уже на ругань, и она начала тревожно посматривать на посудную полку — как бы отец опять не выкинул старый номер: разъярившись, он иногда бил посуду. Так и есть, первые признаки надвигавшейся грозы были уже налицо. Клява поднялся со скамьи и начал нервно расхаживать из одного угла в другой. Но ругань не прекращалась. Тогда Клява, проходя мимо стола, на котором стояла с самого краю глиняная кружка, будто невзначай смахнул ее на пол. Она с треском разлетелась на осколки.

— Опять, образина, за посуду принялся! — закричала Клявиене.

Этого он только и ждал. Былая удаль проснулась с прежней силой. Клява подскочил к полке, схватил тарелку и трахнул ее об пол так, что черепки разлетелись по всем углам. Конечно, Клявиене опрометью кинулась спасать свое добро. Любящий отец, оскорбленный в своих лучших чувствах, теперь уже отступать не мог — мужское самолюбие требовало, чтобы он доказал, кто здесь господин и хозяин. То по одной, то по нескольку штук разом хватал он тарелки, кружки, стаканы и блюдца и яростно бросал на пол. Когда на полках ничего подходящего не осталось, он пихнул ногой ведро с водой и опрокинул кадку с помоями. Клявиене стояла рядом с мужем и кричала пронзительным голосом:

— Погляди, погляди, дочка, какой умный у тебя отец! Боже ты мой, и где только такой скот уродился!

Кухня напоминала настоящий ад: везде валялись осколки посуды; помои лужей разлились по всему полу; подгоревшая на сковородке рыба невыносимо чадила; визгливые крики женщины и рычание разъяренного старика раздавались все громче. А тут еще из плиты выпала тлеющая головешка, дым немилосердно ел глаза, и всем поминутно приходилось вытирать слезы… И все-таки причиной этого переполоха была любовь. Да, странно проявляется иногда это чувство!

Лидия выбежала во двор, в то время как родители, стоя над грудой черепков, продолжали обвинять друг друга в учиненном разгроме. Рыба продолжала пригорать на раскаленной сковороде, головешка дымила, а в соседних дворах люди обменивались понимающими взглядами. Это могло продолжаться, пожалуй, до самого вечера, если бы в кухню не вбежала запыхавшаяся Лидия:

— Едут, едут! Уже в конце улицы показались!

Мгновенно все смолкло. Только сейчас они оценили все неприличие происшедшего. За Роберта можно было не беспокоиться, ему такие сцены были не в диковинку, но что скажет чужой человек, друг Роберта! Что он подумает!

Клява, стыдливо опустив глаза, выскользнул за дверь, а женщины опрометью бросились прибирать кухню. Надо было поторапливаться, так как Роберт мог появиться в любую секунду.

Когда черепки были кое-как сметены в один угол, Клявиене вспомнила о сковороде. Огонь в плите погас, дров больше не осталось, снова надо было чистить рыбу… Как ошпаренная, носилась Клявиене из кухни в кладовку, из кладовки в сарайчик. Лидия побежала к Бангерам занять что-нибудь из посуды, а то нечего было и на стол поставить.

— У нас несчастье, — сказала она мадам Бангер. — Во время мытья посуды опрокинулась лохань и все тарелки разбились…

Мадам хорошо знала, отчего они разбивались у Клявов. Счастье еще, что большие миски во время катастрофы действительно находились в лохани; Клява их не заметил, и поэтому они уцелели. Пока Лидия укладывала посуду в корзинку, рессорная тележка вкатилась во двор, и любящий отец поспешил принять в объятия любимого сына.

7

Всю неделю у Клявов ломали головы, стараясь угадать, о каком же это друге уведомлял в письме Роберт. Кого только они не вспоминали, но так и не могли догадаться, что приедет Сартапутн. Инженер с первого взгляда почувствовал, насколько неожиданным было его появление. Старый Клява, который в первые минуты свидания с сыном больше никого не замечал от радости, даже в лице изменился, когда тот представил ему «нашего общего друга и знакомого». Выражение умиления сразу сошло с его лица, он что-то забормотал и нехотя подал инженеру руку.