Сын Сарбая

Зейна сразу продрогла под снегом. Она ведь приехала в одном платьице и в бархатной жилетке. Хорошо еще, не туфли надела, а сапожки. Правду говоря, Зейна, после того как Салима выгнала ее из дому, намеревалась тут же и уехать. Но снег, плотный и густой, валил и валил. Салима бросила ей свой старый ватник, дала какой-то потрепанный веник:

— Иди помогать, девушка! У нас в горах все должны прежде всего позаботиться об овцах. Долго ли до простуды. Бежим, бежим. Сметай с них снег!

И Сарбай, и Дардаке, и даже старый Буйлаш на своих хлипких ногах отправились к стаду, и пошла работа. Овцы будто ждали, что их начнут чистить. Стояли смирно. Спрятать их тут было негде…

Майский снег в горах не редкость. Бывает на такой высоте снег и в июне, а в иные годы случается даже в июле. Сразу наступает холод. Конечно, ненадолго. Иногда на два-три часа, иногда на два-три дня…

Снег лег пластом в полметра. Нечего было и думать о возвращении в кыштак. Хорошо хоть, падал всего четыре часа и к вечеру солнце его растопило. Но если здесь, на просторном пастбище, солнце легко справляется с майским снегом, в ущельях он лежит подолгу. Старый Буйлаш не согласился ехать.

Да ведь и раньше Зейна говорила, что собирается погостить три дня. Между прочим, увидев, как девочка старательно работает, Салима улыбнулась ей и раз и другой. Она незлобивая была женщина. А потом случилось вот что — они поговорили, и оказалось, что и у той и у другой взгляды совпадают. Как так? Ведь Салима считала, что чабану учиться не нужно. Да, она так считала. А Зейна? Зейна считала, что Дардаке человек способный и ему обязательно нужно учиться. Но если он хочет остаться чабаном, не желает закончить десятилетку, а потом выучиться на инженера или на агронома, — на здоровье.

— Я обещала директору и классу и, конечно, помогу Дардаке подготовиться к экзаменам. Официально! Но в душе я против такой бессмысленной работы.

Ох и любила же Зейна повторять всякие ученые слова: «вдохновение», «обязательство», «официально», «призвание»…

Дардаке набросился на книги с жадностью. Все, что было ему непонятно, тянул из Зейны, ничуть не стесняясь. Интересно, что когда сел с ней к столу, взялся за книжки и тетрадки — сразу забыл, что она девчонка, что она ему нравится, что назвал ее про себя красавицей. Слава богу, она в течение этих трех дней так и не снимала ватник и была похожа на ту дурнушку Зейну, что перебирала в годы войны картошку и собирала на поле колоски…

…На четвертые сутки Буйлаш сказал, что пора ехать.

Был прекрасный летний день. Родители проводили Дардаке до ущелья, и он еще раз пообещал, что вернется не позже чем через месяц.

Буйлаш ехал очень медленно. На крутых местах, на узких тропах он держал лошадь Зейны за повод. Дардаке на своем Сером терял терпение. Он обгонял своих попутчиков и потом подолгу их ждал… С Зейной рядом ему ехать было как-то не по себе. Она опять стала красавицей.

Но вот перевалили через гряду холмов, и перед ними раскрылась широкая, ровная долина. Зейна пустила свою лошадку вскачь и стала звать Дардаке. Парнишка быстро нагнал ее, и они поехали рядом, сперва молча, но долго ли может молчать девчонка?

— Ты способный человек, Дардаке! — сказала она.

— И ты тоже очень способная, Зейна! — сказал Дардаке.

— Вот так и собираешься повторять за мной мои слова?

— Я ведь знаю, что ты хочешь сказать.

Они не успели разговориться, хотя Буйлаш плелся далеко позади и времени бы хватило для большого и серьезного разговора. Им не Буйлаш помешал, а встречные всадники, которые спускались со второго перевала. Трое мужчин. Одного из них сразу же узнал Дардаке — это был новый председатель колхоза Садык. Все в той же потертой гимнастерке, на той же быстрой, но некрасивой лошадке. Совсем не похож на председателя. Вместе с ним ехали зоотехник Бектен и молодой ветеринар. Встретившись, они остановились, и Садык-байке начал расспрашивать:

— Большой ли у вас был снег? Сколько овец заболело? Справятся ли Сарбай-ака и Салима-апа с отарой одни?

Дардаке отвечал серьезно и обстоятельно. На летовке все хорошо, овцы здоровы, чабан и его жена чувствуют себя прекрасно. Этот снег их напугал, и пришлось бы трудно, да вот приехавшие гости помогли спасти животных от простуды.

— Зейна! — позвал Садык-байке. — Ты, оказывается, не только учиться помогаешь чабанам, но и работаешь лучше всех. Вот Сарбаев говорит, что тебя надо премировать.

Девчонка звонко рассмеялась. С Садыком-байке она разговаривала всегда легко и свободно. Он представляется ей человеком справедливым, не то что старый председатель. Правда, и этот без образования…

— Садык-байке! — начала она звонким голосом. — Вот вы сказали на собрании, что Дардаке человек талантливый, а сейчас говорите, что ему не надо учиться.

Садык с удивлением поднял бровь и неодобрительно глянул на девочку:

— Не понимаю. Что-то ты не то говоришь, комсомолка дорогая! Кто тебе сказал, что я против учения?

— А зачем чабану учиться? Вы же сказали, что Дардаке чабан… Уже всего достиг…

Она была несносна. Задавала вопросы, не слушая ответов. Она обвиняла. Первый раз в жизни ей пришлось так вот разговаривать со взрослым и таким ответственным… дяденькой.

— Эй, девочка, не слишком ли много на себя берешь! Кто сказал, что чабан должен оставаться темным? Слушай, но только слушай как следует… Мне известно, что мама твоя, Сайраш-апа, хочет уехать во Фрунзе. Твоя мама лучшая в колхозе доярка, но жить с нами не хочет…

Зейна резко перебила:

— А я знаю, что вы не хотите ей дать паспорт. Но у нас в кыштаке нет десятилетки, а я не собираюсь быть ни дояркой, ни чабаном, ни скотницей. Хочу жить в городе, получить высшее образование. И вообще вы… вы… — Она хлестнула кнутом лошадь и поскакала вперед.

— Зейна, Зейна! — закричал Садык. — Я привез тебе новости!

Девочка приостановила свою лошадь и слушала полуобернувшись.

— Ну ты, строптивая!

— Это не новость. Вы тоже строптивые…

— С осени в кыштаке открывается десятилетка.

— Значит, не хотите отпускать из колхоза?

— Отпущу. — Садык махнул рукой. — Тебя отпущу.

— А Дардаке?

— Что Дардаке? — Он обернулся к парнишке: — Ты что, неужели хочешь уезжать?

— Она болтает, товарищ командир…

Дардаке сказал это негромко, но Зейна услышала.

— Значит, я болтушка? Тогда прощай, не хочу тебя знать!

И, еще раз стегнув коня, Зейна поскакала в сторону кыштака. Вскоре она скрылась за поворотом.