Сын шевалье
Шрифт:
— Ну вот, прав был господин де Пардальян: мне все же пришлось тут спрятаться. Однако даже если мне будет угрожать целая армия монахов Аквавивы, я все равно не полезу дальше, туда, где лежат проклятые сокровища!
Глава 63
НОЧНАЯ ВСТРЕЧА
Наутро чуть свет Жеан Храбрый оставил свое убежище. Спешить ему было совершенно некуда, но лестница, под которой были захоронены миллионы, завораживала и неудержимо манила к себе. Чтобы избежать искушения, Жеан и решил уйти как можно раньше.
Прежде чем выбраться наружу, он тщательно проверил, нет
— К чему таиться? — резонно рассудил Жеан. — Это же не простые шпионы, от них все равно не уберечься.
И он пошел в город, вовсе не думая скрываться. Сначала, разумеется, он хотел направиться в «Паспарту», к Пардальяну, но потом передумал, ибо по дороге сообразил:
— Дьявольщина, еще же совсем рано! Господин шевалье пошлет меня ко всем чертям, если я разбужу его в такой час, и будет тысячу раз прав! Впрочем, нет, он этого не сделает — ведь он сама доброта. Тем более нельзя быть назойливым!
И вот, чтобы убить время, юноша слонялся туда-сюда, выжидая часа, подходящего для визита. Нечаянно он очутился на улице Платриер, против дворца д'Эпернона.
Нарочно, из ненужной бравады, Жеан бы не пошел туда, но коли случай привел его к этому месту, то он не счел нужным ни поворачивать назад, ни торопиться: прошел мимо спокойно, с лукавой улыбкой на губах.
У ворот стояли какие-то три типа с физиономиями висельников; они злыми глазами уставились на Жеана, но с места не сдвинулись. Д'Эпернон, вероятно, сговорился с Кончини и пока тоже решил не трогать юношу.
На улице Сент-Оноре он повстречал Лонваля, Эйно, Сен-Жюльена и Роктая. Тут уж наверняка жди стычки! Но нет: телохранители Кончини прошли мимо совершенно миролюбиво. Мало того: Роктай даже низко поклонился, сняв шляпу. От удивления Жеан не ответил на этот поклон, он только сказал себе:
— Думаю, господин де Пардальян решительно ошибается. Кончини — страшный трус, и он испугался угроз короля.
В гостинице «Паспарту» Жеан застал Пардальяна (тот как раз собирался выходить) и рассказал, что ночью ему удалось избежать очередного покушения. Как ни странно (впрочем, юноша этого не заметил), Пардальян из всего рассказа обратил внимание лишь на одно обстоятельство:
— Итак, события в конце концов привели вас под эшафот, куда вы так не хотели идти?
— Ну да, черт возьми! — огорченно ответил Жеан.
— И что же теперь? — устремил Пардальян на юношу ясный взор. — Вы по-прежнему будете упрямо искать новые ненадежные убежища, которые вмиг раскрывают?
— Нет, сударь. Раз я поневоле попал в это подземелье, думаю, там мне и следует оставаться.
— Да уж, лучше вы ничего не придумаете, — бесстрастно сказал Пардальян.
Затем шевалье распрощался с сыном: по его словам, из-за некоего срочного дела ему придется отсутствовать один, а то и целых два дня.
Он не сказал, куда направился, а, между тем, шел он искать Парфе Гулара, чтобы по его следам добраться до Аквавивы.
Жеан Храбрый весь день проскучал в одиночестве, а под вечер глухими переулками направился к Монмартрским воротам. Проходя мимо церкви Сен-Жак-де-ля-Бушри, Жеан заслышал вдалеке бряцанье оружия, возгласы, крики, ругань… Как ни смутны были эти звуки, опытный слух не мог ошибиться: где-то происходила жестокая схватка.
Жеан поспешно
направился на шум — и тут в ночи раздался женский крик:— Помогите! Убивают!
Странно! Жеану показалось, что в этом сильном и властном голосе не звучало ни страха, ни смятения… а еще ему показалось, что он уже где-то слышал этот голос.
Но юноша кинулся на зов тотчас же — так легко и проворно, как и должен бежать человек, закаленный во множестве суровых переделок. Ни на миг он не задумался, не замешкался: раз зовут на помощь — надо спешить, вот и все.
Узенький переулок… Жеан решительно свернул туда.
И увидел самую настоящую схватку — причем неравную: то ли семь, то ли восемь разбойников сражались на шпагах с одним-единственным человеком, который держался очень мужественно, не произносил ни слова и уверенно и яростно отбивался рапирой и кинжалом.
За ним виднелась неясная тень — то ли женщина, то ли монах; недвижно и молча следил незнакомец за сражением. В стороне — еще одна тень, пониже; это и была та женщина, что с удивительным для подобных обстоятельств хладнокровием время от времени звала на помощь. Даже непонятно было: а вдруг на самом деле она вовсе не хочет, чтобы ее спасали?
В нескольких шагах от этого места находился тупик, и у смельчака, который так замечательно сражался, была, казалось, одна забота: держаться к нему как можно ближе. Видимо, он хотел, чтобы те, кого он с таким геройством защищал, скрылись в тупичке: там, очевидно, было где спрятаться.
Жеан бросил на всю эту картину лишь один мимолетный взгляд, и его немедленно охватило чувство удивления и неясной тревоги. В уме его с быстротой молнии пронеслась мысль: уж не бросается ли он, очертя голову, в искусно расставленную западню?
Но в этот миг женщина вновь позвала на помощь, и Жеан, немедленно отринув все сомнения, вскричал звонким голосом:
— Держитесь, я иду!
Он ловко схватил свою шпагу за клинок — это был один из его излюбленных приемов — и внезапно набросился на разбойников сзади. Молотя стремительно эфесом направо и налево, он расчистил себе путь, приговаривая:
— Тут слишком тесно, расступитесь-ка!
Три человека со стонами упали наземь. Остальные на мгновение растерялись, ошеломленные этой молниеносной неожиданной атакой. Незнакомец, пользуясь их замешательством, сделал ловкий выпад — и четвертый бандит рухнул с пронзенным плечом в лужу посреди переулка.
Жеан тем временем встал рядом с храбрецом, взял свою шпагу за эфес и уверенно бросился вперед.
То ли разбойники не устояли перед его решимостью и напором, то ли они узнали Жеана Храброго, имевшего в Париже репутацию непобедимого удальца, но так или иначе они бросились прочь и скоро растворились в ночи, словно привидения.
Со звонким смехом Жеан вложил шпагу в ножны и повернулся к незнакомцу, которому так вовремя пришел на подмогу, — но вдруг замер от неожиданности.
Перед ним стоял Саэтта!
Женщина, звавшая на помощь, приблизилась к Жеану; он стоял к ней спиной. Она была закутана в широкий бурый плащ с капюшоном, скрывавший всю ее фигуру и лицо. Странная предосторожность: ведь была глухая ночь.
Саэтта поспешно подал ей какой-то загадочный знак, но она или не заметила его, или не придала ему значения. Все тем же невозмутимым голосом она благожелательно сказала: